Саида Сахарова - Чудеса в решете
С тех пор Лёка не убирает ее никуда. Калинка-маленькая сама знает, чьи руки добрые, а чьи злые, только и норовят сломать и испортить. Наденет шапочку —и исчезнет. Когда Маша и Саша появились, ее не было видно. А сейчас вот она!
Лёка, улыбаясь, быстро собрала рюкзак, проверила, в порядке ли джинсы, майка и кеды, и только стала заводить будильник на завтрашние шесть часов, как скрипнула дверь и на пороге появилась Маша.
— Ой, Лёка! Какая кукла красивая… Можно с ней поиграть?—и Машины руки потянулись к кукле.
И тут-то Калинка-маленькая преспокойно подняла левую руку, надела шапочку на голову и… исчезла.
Маша поморгала, потерла глаза кулачком.
— Мне показалось, здесь была кукла?
— Да… наверное,—неопределенно ответила Лёка и увела Машу умываться.
Но, ложась спать, Маша спросила:
— Как зовут твою куклу? Лёка помедлила и ответила:
— Калинка-маленькая.
— Она похожа на Калинку настоящую?
— Да. Если ты не станешь ее тискать, бросать, она снова появится. Игрушки обижаются и исчезают, когда к ним плохо относятся.
— Я буду беречь ее, и любить, и разговаривать с ней,— сказала Маша, положила ладошку под щеку и заснула.
— И я больше не стану ломать свои самосвалы, тракторы и пароходы,— сказал Саша.—Никогда. Они —как настоящие.
Повернулся на другой бок и заснул.
Ночью им ничего не снилось. День был такой большой, полный до краев, что для снов уже не осталось места. В половине десятого Лёка тоже спала. Ей необходимо было хорошо выспаться, чтобы завтра встать в шесть утра…
А ты, Читатель, как засыпаешь? Перед сном долго смотришь телевизор? И те передачи, которые тебе можно смотреть, и те, которые нельзя? А может быть, лежа в постели, долго читаешь книжки? После телевизора и книжек сон плохой. Утро получается позднее, а день разбитый. Разрешается читать книжки в постели только тому, кто болен, лежит с компрессами, грелками и градусниками. Ничего не поделаешь! Смотри, читай и даже в солдатиков играй. А тому, кто мечтает играть в теннис, в футбол, в хоккей, засыпать лучше сразу. Положить голову на подушку и заснуть. Аожись и ты, Читатель, спать вовремя, не смотри телевизор и не читай перед сном книжек. Проснись ранним прекрасным утром и начни его с зарядки, прохладной воды и любого дела, чтобы было оно по душе и приносило радость. Спокойной ночи, Читатель…
Воздушный пирог с румяной корочкой и лев по имени Лев
Нет, нельзя сказать, что Маше совсем не снились сны в ту ночь. Ей приснилась Лёка в красной майке и джинсах, с желтым рюкзаком за плечами, в руках она держала бо-ольшой котелок. И как будто она подошла к Машиной постели и поправила одеяло! И Саше приснился точно такой же сон: Лёка подошла к нему и поправила подушку!
Проснулись они одновременно, и оба еще в постели закричали:
— Ой, Лёка, ты мне приснилась с рюкзаком!
— Ой, нет, Лёка, это ты мне приснилась. С котелком!
А ответа нет.
— Лёка! Где ты? — Саша промчался по всей квартире, а за ним и Маша. И посыпались вопросы к Лёкиной маме и к Лёкиному папе.
— Доброе утро, а где Лёка?
— Доброе утро, а Лёка где?
А Лёка, оказывается, уехала! На весь день! В Снегири! Значит, это был не сон, а всамделишное утро?
— А мы, что ли, без путешествия останемся?—спросила Маша.
— Нам будет очень грустно, что Лёки целый день не будет,—сказал Саша.
Не помогли ни вкусные пирожки, испеченные к завтраку мамой Ромашовой, ни путешествие в кукольный театр, в который они так хотели попасть еще три дня назад, ни заманчивая прогулка в парк на игровую площадку.
В большом нарядном зале кукольного театра было полным-полно детей. Они хлопали, кричали «браво», много смеялись, когда было смешно, немного боялись, когда было страшно, и очень радовались, когда все кончилось благополучно. Даже мама Ромашова хлопала и смеялась, а вот Маше и Саше было неинтересно. Так они говорили… Правда, были смешной волк с облезлым хвостом и смешные поросята. А как волк вылетал в трубу? Смешно!
— И всё равно, не смешно,—упрямо поджимал губы Саша.
— Нисколечко! — задирала нос Маша.
Когда, наконец, вернулись домой и мама Ромашова уложила их на часок отдохнуть, она облегченно вздохнула.
— Как Лёка с ними справляется? Не понимаю! Упрямые, своевольные, несговорчивые и очень ворчливые.
Тогда за дело взялся папа Ромашов. Он отправился с Машей и Сашей в парк, на детскую площадку. Чего там только не было!
Избушка на курьих ножках.
Деревянная горка, раскатанная до блеска.
Качели на толстых крепких канатах.
Карусель.
Лесенки с малыми, средними и большими ступеньками.
Качалки.
И турник.
— Скучно! — сказала Маша, посмотрев на ватагу ребятишек, кубарем слетающих с горки.
— Подумаешь! — отвернулся Саша от турника.
Папа Ромашов принес с собой фотоаппарат. Он щелкал спуском, перекручивал пленку и то и дело приговаривал:
— Улыбнитесь, снимаю! Съезжаем с горки! Улыбнитесь, снимаю.
Маша смотрела хмурыми глазами и не улыбалась.
— Научить вас фотографировать? — в отчаянии предложил папа Ромашов.
Как хотелось Саше сказать: «Да, да!» А вместо этого он ответил:
— Спасибо. Мне не хочется.—Почему он так сказал, Саша не смог бы объяснить.
А Маша подставила ладошку, поймала одну разнесчастную дождевую каплю и затараторила:
— Ой, ой! Уходим! Сейчас начнется сильная гроза! И дождь!
— Какая гроза? — возмутился папа Ромашов.— Посмотри на небо! Маленькая тучка набежала. Сейчас солнце выглянет. Я еще вас сфотографирую. Осталось два кадра. Цветные слайды!
— Нет, нет! — сказала Маша.— Набегут черные тучи. Мы промокнем, простудимся и будем страшно болеть.—Глаза у нее стали серыми, как тучи, которые ей привиделись.
Папа Ромашов махнул рукой, привел их домой и с отчаяния углубился в газету. А Саша и Маша вытащили синюю сумку с игрушками и вывалили все свое богатство на ковер…
Не бывает ли с тобой, Читатель, так же? Хочешь сказать одно, а говоришь совсем другое. Конечно, Маша и Саша переживали Лёкин отъезд, но разве можно так себя распускать? Лёка с вечера не стала говорить об отъезде— боялась их растревожить, а утром она с ними попрощалась. Помнишь, какой им сон приснился? Между прочим, Маша больше всего на свете любит качаться на качелях. Качаться-раскачиваться, только вихри летят. И Саша хорош! Мечтал хотя бы разок щелкнуть спуском фотоаппарата, так хотел посмотреть в синий глазок-объектив: смотришь туда прямо, а сам в нем перевернутый. Почему перевернутый? И вот —отказался… И папу и маму Ромашовых за целый день наобижали — то не буду, этого не хочу. Глупое поведение. Как ты думаешь, Читатель?
…Вывалили они игрушки из сумки и удивились. Забыли, что у них такой «Конструктор» есть —разные пластмассовые детали, шайбы, ключи разводные. Из такого «Конструктора» можно что хочешь собрать. Вспоминая удивительные машины на строительстве нового моста, они собрали желтый бульдозер, красный скрепер и желто-красно-синий экскаватор. Машины очень пригодятся: из остатков «Конструктора» и кубиков можно построить мост. Но Маша не захотела строить мост. Она собиралась даже слегка всплакнуть. И вдруг — увидела куклу, та сидела на книжной полке, смотрела на Машу черными кукольными глазами и ласково улыбалась. Маша вспомнила, о чем предупреждала ее Лёка, и подошла поближе.
— Здравствуй, Калинка-маленькая! Я плакать собралась. Лёка уехала! Мы были в театре… Мне так хотелось на качелях покачаться. А Саша хотел фотографировать…
Саша достроил мост и пришел похвалиться Маше. Она сидела на маленькой скамейке в уголке, за оконной занавеской, причесывала кукле волосы. И глаза у Маши были ясные и васильковые.
— Хорошо,— сказала Маша,— я посмотрю мост. Сначала заплету косичку. Знаешь, как трудно плести косу!— она с некоторым сожалением провела рукой по своей короткой мальчишеской стрижке. И потрогала бант, которым теперь всегда перевязывала кудрявый чубчик.
Сашин мост был красив и крепок. По нему ехали разные машины: синий «Жигуленок» с открывающимися дверцами и настоящим рулем, военный локатор и военная самоходка с солдатами, три машины, собранные из желто-сине-красного «Конструктора», две машины из спичечных коробков и катушек от ниток. А среди них шел фарфоровый мальчик, взятый с книжного шкафа.
Маша внимательно все осмотрела, потрогала машины.
— Мост мне нравится. Мальчика поставь на эту платформу, пусть едет. Среди машин ходить нельзя! — Помолчала, подумала и добавила: —Мы были не правы. Глупо себя вели. Пойдем извинимся?
И они, взявшись за руки, отправились сначала на кухню к маме Ромашовой. Она, вся розовая и вся в муке, пекла ароматный воздушный пирог и так обрадовалась их словам, что дала попробовать чего-то необыкновенно приятного: немного сладкого и немного кисловатого, белого и тающего.
