Дмитрий Мамичев - Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы
Соседи безмолвно стояли возле трупов. Потом заметили стоявшую тут же Мари. Ее закидали вопросами. Но у нее наступила реакция от испытанного. Вместо ответа она стала кричать и говорить какой-то вздор. Кто-то из соседей увел ее к себе и уложил в постель. Прошло еще несколько минут, пока кто-то, знакомый с семейным положением Марров, не вспомнил о ребенке. Толпа бросилась искать его по дому. Вбежали на верхний этаж и осмотрели все комнаты. При этом установили две вещи. Во-первых, убедились что убийца благополучно убежал. Во-вторых нашли кроватку ребенка: подушки, одеяла, белье, все было в хаотическом беспорядке. Когда стали перерывать вещи, то увидели пятна крови. Потом показалась лужа крови и в ней окровавленное тельце. Это был ребенок. У него был разбит череп и перерезано горло. Виллиамс остался до конца верен своему методу. Бессмысленное убийство ребенка более всего возмутило толпу. Разве мог восьмимесячный ребенок в какой-нибудь мере помешать Виллиамсу? Даже если бы он проснулся и закричал, никто бы его крика не услышал, а если бы и услышал, то не обратил бы внимания.
На другой день утром весть об убийстве облетела весь Лондон. В понедельник газеты сообщили все подробности. Однако не одно возмущение охватило всех жителей, но и панический страх. Современники рассказывают, что население Лондона, в особенности женщины и дети, переживали кошмарные дни. Все ожидали повторения убийства, и каждый боялся, что на этот раз он станет его жертвой. Когда же распространился неизвестно кем пущенный слух, что убийца уехал из Лондона, страх охватил всю страну. Не только богатые, но и бедные семьи поддались ему. Многие женщины переживали нервное потрясение при виде нишего, постучавшего в окно, чтобы попросить кусок хлеба. В каждом неизвестном человеке видели предполагаемого убийцу. На дорогах десятками и сотнями хватали бродяг и бродячих торговцев, приметы которых совпадали с описанием убийцы, сделанным Мари и ночным сторожем.
Между тем Виллиамс спокойно оставался в Лондоне, упиваясь паникой, которую он создал. В то же время он обдумывал план нового преступления, тем более, что добыча у Марра оказалась ничтожной. Денег, которые он нашел в кассе, хватило Виллиамсу только на несколько дней роскошной жизни.
Прошло всего 12 дней со дня убийства на Ратклиф Хайвай, и провинция свободно вздохнула, а Лондон снова забился в пароксизме страха. Виллиамс показал Лондону, что он не опустился до того, чтобы прятаться в провинции и отказаться от лавров, которые он снискал себе на улице Ратклиф Хайвай. Лондон напоминал в эти дни современникам птичий двор, над которым кружит коршун. Много тысяч семейств в Лондоне состояло только из женшин и детей. В них страх доходил до болезненных проявлений. В тысячах других семей дверь открывали молодые девушки-прислуги. Открыть дверь на стук — это казалось всем равносильным впустить убийцу. В это время, под влиянием внушенного Виллиамсом страха, в Лондоне были изобретены дверные цепочки.
На этот раз Виллиамс избрал своею жертвою семью, жившую всего в нескольких шагах от места первого убийства, на улице Грэвэл Лэн, выходящей на Ратклиф Хайвай.
Глава семьи, некий Вилльямсон, давно уже проживал в этой части города и слыл за богатого человека. Он был владельцем трактира, которым он управлял по патриархальным обычаям. У Вилльямсона не было обычного для подобных заведений в Англии того времени деления на две половины: комнаты для случайных посетителей и помещения для постоянных гостей. Каждый, приходящий к Вилльямсону, мог выбирать место в любой комнате. Публика у Вилльямсона была смешанная. Здесь находились и почтенные ремесленники, и лавочники из всего квартала, приходившие сюда каждый вечер, и случайные люди, прохожие, приходившие утолить жажду.
Вилльямсон с семьей проживал при трактире. Семья состояла из пяти лиц: самого Вилльямсона, семидесятилетнего, но крепкого еще человека, его жены, на десять лет моложе его, девятилетней внучки и прислуги, сорокалетней женщины. Тут же в доме жил двадцатипятилетний молодой человек, жилец Вилльямсона, коммивояжер одной фабрики.
Вилльямсон твердо придерживался правила, чтобы в 11 часов вечера ни одного посетителя не оставалось в трактире. Благодаря этому у него в заведении никогда не было драк и скандалов. И в четверг, 19 декабря, посетители, весь вечер проговорившие об убийстве семьи Марров, разошлись в обычный час. Однако они обратили внимание на какого-то неизвестного, который несколько раз в течение вечера заходил в трактир, садился в уголок, куда не проникал свет лампы, молча выпивал рюмку водки и, как казалось другим посетителям, бросал осторожные взгляды на дверь, ведущую в квартиру Вилльямсона. Незнакомец был одет в плащ, выражение его лица было неприятное, но посетители решили, что это знакомый Вилльямсона, потому что видели, как он один раз вышел из его квартиры.
Когда часы пробили одиннадцать, и посетители разошлись, оставшиеся распределились по комнатам следующим образом: Вилльямсон, его жена и прислуга остались в нижнем этаже. Обе женщины были заняты уборкой. Сам Вилльямсон продавал пиво и эль заходившим соседям, для которых дверь всегда оставалась открытой до двенадцати часов. Внучка спала на втором этаже и заснула уже в 9 часов вечера. Жилец в этот вечер тоже лег спать рано. Его комната была также на втором этаже. В этот день он очень устал, но не мог почему-то заснуть. Он думал об убийстве семьи Марров. Ему казалось, что дом, в котором он жил, подвергался особой опасности, так как с одной стороны, хозяин был известен, как богатый человек, и к ночи у него собиралась выручка за весь день, а с другой — дверь до 12 часов ночи оставалась открытой.
Обо всем этом думал жилец и становился все беспокойнее и нервнее, как вдруг, в 35 минут двенадцатого, дверь из трактира на улицу с громким стуком закрылась и чьей-то рукой была заперта на ключ.
Первой мыслью жильца было: таинственный убийца семьи Марров здесь, в доме. Ужас охватил его. Он привстал с кровати и стал прислушиваться. Потом подошел к двери. Запереть ее он не мог по той простой причине, что в ней не было замка. Он вышел из комнаты, подошел к лестнице и перегнулся через перила, прислушиваясь к тому, что происходило внизу. В этот момент он услышал, как прислуга в смертельном ужасе вскрикнула: «Отец небесный! Нас всех убьют!».
Точно так же загипнотизированный, как Мари перед дверью своего дома, жилец, вместо того, чтобы подбежать к окну, раскрыть его и позвать на помощь, стал в одной рубашке спускаться по лестнице навстречу убийце. Так он спустился до четвертой ступеньки, считая снизу. Если бы он кашлянул или слишком громко вздохнул, и он погиб бы, так как убийца находился в комнате, дверь из которой находилась против лестницы. А дверь при этом была открыта.
Жильцу было видно все, что делалось в комнате. Первое, что он увидел, это были два трупа на полу. По шагам и по звукам, которые раздавались из комнаты, было ясно, что убийца возится в невидимой с лестницы части комнаты возле письменного стола и шкафа, где хранилось серебро, и подбирает к ним ключи. По-видимому, он был очень погружен в работу, так как, если бы он бросил взгляд на лестницу, тотчас же увидел бы белую фигуру жильца.
Вилльямсона не было слышно. Для жильца было ясно, что и он погиб. В живых оставалась девочка и он. Сможет ли он спасти ее? Ведь он ближе от убийцы, чем она. Неподвижный от ужаса, он всматривался в комнату и старался понять, что собственно произошло. А произошло следующее.
Убийца напал на прислугу, по-видимому, в то время, когда она накладывала дрова в камин, чтобы назавтра утром все было готово и чтобы оставалось только зажечь дрова. Вскрикнула она только через несколько минут после того, как дверь была заперта. Несомненно, что звука запираемой двери, который обратил на себя внимание жильца, ни прислуга, ни хозяйка не слыхали. Это было нетрудно объяснить. Хозяйка была глуховата. Прислуга же накладывала дрова в камин и из-за шума, который она производила, не услышала стук двери. Хозяйка же, ничего не слышавшая, стояла, по-видимому, спиной к двери в то время, как убийца вошел, и удар по голове молотком свалил ее с ног. Звук падения ее тела прислуга услышала, оглянулась, и зрелище, которое она увидела, заставило ее закричать. Но прежде чем она смогла крикнуть второй раз, она уже получила удар по голове молотком. Обе женщины лежали неподвижно. Но Виллиамс довел свой метод до конца. Он приподнял головы обеих и перерезал той и другой горло.
Хотя жилец и был полувменяем от страха, он все же правильно понял положение. В это время убийца, которому не удавалось открыть стол и шкаф, стал искать ключи. Жилец, все еще пригвожденный к своему месту, видел, как в нескольких шагах от него убийца стал обыскивать труп хозяйки в поисках ключей. Он, несомненно, очень торопился, так как не было еще двенадцати часов, и кто-либо из соседей мог еще зайти за пивом и обратить внимание на необычно раннее закрытие трактира. Напуганные убийством Марра, люди в это время были особенно подозрительны к каждой мелочи. Если бы заподозрили, что у Вилльямсона творится что-то неладное, положение убийцы было бы критическим. Задняя дверь была наглухо заперта. На окнах нижнего этажа были решетки. Оставалось бежать только через окна второго этажа, что было уже опасно. Виллиамсу нужно было очень торопиться, и, по-видимому, эта мысль настолько владела убийцей, что он не замечал человека в белом, стоявшего всего в нескольких шагах от него. Он не видел его и не слышал его тяжелого дыхания. Он лихорадочно искал ключи в карманах убитой им хозяйки. В то время жилец увидел две вещи: во-первых, что плащ убийцы был подбит черным шелком, и, во-вторых, что на убийце были новые сапоги, издававшие скрип при каждом его шаге.
