Петр Люкимсон - Еврейская диетология, или Расшифрованный кашрут

1852 г. – кровавый навет в Грузии.

1853–1860 гг. – знаменитый Саратовский процесс по обвинению евреев в ритуальном убийстве двух мальчиков в Саратове.

1879 г. – кровавый навет в Кутаиси (Грузия).

1883 г. – процесс над обвиняемыми в ритуальном убийстве евреями в Тисаэсларе (Венгрия).

1899 г. – обвинение в ритуальном убийстве еврея Гильязнера в Богемии.

1900 г. – дело Блондеса в Вильно (Польша).

1903 г. – кровавый навет в Дубоссарах.

1911–1913 гг. – дело Бейлиса.

1936 г. – кровавый навет в Клайпеде (Литва).

1937 г. – процесс по кровавому навету в Бамберге (Германия).

1940 г. – кровавый навет в Вельгартице (протекторат Богемия и Моравия).

1946 г. – кровавый навет и погромы в Кельце (Польша).

1961 г. – кровавый навет в Маргелане (Узбекская ССР).

1962 г. – то же в Ташкенте (Узбекская ССР).

1963 г. – то же в Цхалтубо (Грузинская ССР).

1964 г. – то же в Зестафони (Грузинская ССР).

1965 г. – то же в Кутаиси (Грузинская ССР).

Нельзя сказать, что с кровавым наветом не боролись. С раннего Средневековья многие папы издавали буллы, а европейские монархи – бесчисленные энциклики, в которых разъяснялось, что миф о том, что евреи употребляют в ритуальных или каких-либо других целях человеческую или чью-либо другую кровь, не имеет под собой никаких оснований, что речь идет о нелепом и многократно опровергнутом суеверии, но, как видим, возникнув один раз, это суеверие возникало снова и снова. И так как дыма без огня все-таки не бывает, значит, должны быть какие-то породившие его причины. И нужно заметить, что недостатка в версиях по поводу этих причин нет.

Согласно историческим изысканиям, первые обвинения в ритуальных убийствах были предъявлены на территории Римской империи, и прозвучали они в адрес не только евреев, но и первых христиан.

Затем Европа христианизировалась, но обвинение в адрес евреев, по видимому, «запало в душу» христианских народов, наложившись в их сознании на описываемые в Евангелиях последние дни жизни Иисуса Христа – «Тайную вечерю» (об этом прямо говорится в Евангелиях), бывшую не чем иным, как пасхальным седером, который Иисус проводил со своими учениками, вкушая с ними мацу и традиционного пасхального агнца. Этот рассказ, в свою очередь, очевидно, наложился на рассказ о жертвоприношении, совершаемом в дни Песаха в Иерусалимском Храме, тем более что согласно христианской концепции, сам Иисус уподобляется агнцу, принесенному в жертву во искупление всего человечества. Отсюда уже не так далеко до мысли, что, празднуя Песах после разрушения своего Храма, евреи приносят в жертву не ягненка, а доброго христианина.

Но чрезвычайно показательно то, что свой отсчет в качестве все более учащающегося явления кровавый навет начинает именно в XII веке. Именно в этом веке по всей Европе получают широкое распространение представления об исцеляющей силе крови святых мучеников и окончательно закрепляется возникшая за несколько веков до того традиция причастия хлебом и вином, которые в момент вкушения их верующими транссубсидируются в плоть и кровь Христа. И если каждый добрый христианин еженедельно вкушает плоть и кровь своего Бога и не видит в этом ничего страшного, то почему бы не предположить, что евреи в ритуальных целях не могут добавлять в свою мацу (которая, кажется, тоже что-то у них символизирует) самую настоящую кровь? Таким образом, миф о добавлении крови в мацу возник исключительно потому, что христиане перенесли свои собственные представления и привычки на евреев, доведя их, соответственно, до чудовищного абсурда.

Что ж, в этом объяснении, безусловно, есть своя логика, однако я глубоко убежден, что, помимо связи с причастием, были и другие причины, вновь и вновь вызывавшие к жизни кровавый навет. И причины эти следует искать, прежде всего, в плохом знании обывателями священной истории христианства (которая в значительной мере является и священной историей иудаизма) и сути символики Песаха.

Этот праздник, вне сомнения, должен был пугать любого европейского обывателя, так как евреи вели себя в эти дни, с его точки зрения, более чем странно – выкидывали из домов и сжигали хлеб, покупали новую посуду, объявляли запрещенным к употреблению то, что раньше было разрешено… И тут вдобавок вспоминался библейский рассказ о том, как они мазали в канун того, самого первого в своей истории Песаха косяки своих дверей кровью, как умерли все первенцы в Египте, и хотя евреи и утверждают, что их умертвил Бог, кто знает, не приложили ли они к этому руку?! И хотя они действительно не употребляют кровь в пищу и панически этой самой крови боятся, кто знает, не меняют ли они в Песах этой своей привычки, как меняют хлеб на мацу?!

Думается, такие мысли и приводили в итоге к выдвижению против евреев страшного обвинения, причем я почти убежден, что те, кто его выдвигал, зачастую искренне верили в то, что они утверждают чистую правду.

Ну, а один раз поверив в эту нелепицу, они уже не были в состоянии воспринимать опровергающие ее упрямые факты…

И потому автору этой книги нечего добавить к сказанным больше столетия назад словам великого еврейского писателя конца XIX – начала ХХ вв. Ахад ха-Ама: «Каждый еврей, воспитанный среди евреев, знает как бесспорный факт, что во всей массе еврейства нет никого, кто пьет человеческую кровь для религиозных целей. Пусть мир говорит о нашей моральной неполноценности: мы знаем, что его идеи опираются на популярную логику и не имеют никакого реального научного основания… „Но, – Вы спросите, – возможно ли, что все ошибаются, а евреи – правы?“ Да, это возможно: кровавый навет доказывает такую возможность…»

Глава 8. Эти странные, странные евреи

Считается, что узнать еврея в театре, в магазине, в ресторане и в любом другом людном месте нетрудно: характерная внешность, почти всегда присутствующая та или иная степень картавости и, как любят добавлять сентиментальные графоманы, «вековечная печаль в глазах». Религиозного еврея отличить еще проще – по ермолке на голове, по традиционной строгой одежде, которую носили сто, двести, а подчас и более двухсот лет назад.

Однако на самом деле все эти «верные приметы» обманчивы. Современный религиозный еврей, особенно являющийся последователем основателя религиозного сионизма[48] рава А. Кука или провозвестника «новой еврейской ортодоксии» рава И. Соловейчика, может ни одеждой, ни тем более говором никак не отличаться от окружающей публики ни в России, ни в Америке, ни в Западной Европе. И внешность его без традиционной бороды и пейсов тоже окажется вполне обычной европейской внешностью, разве что с небольшим восточным «отливом», а вместо ермолки у него на голову может быть надет вполне соответствующий сезону и последней моде головной убор…

И вместе с тем существует еще один, крайне важный признак, по которому в любом месте можно совершенно безошибочно отличить, по крайней мере, соблюдающего традиции еврея от представителей всех остальных национальностей. Это – его поведение.

Где бы он ни оказался, религиозный еврей начнет думать над тем, как ему не нарушить законы Торы и в том числе заповеди кашрута, и это немедленно отразится на каждом его шаге, так что со стороны поступки этого человека в магазине, гостинице, ресторане, самолете могут показаться непосвященным более чем странными. И, кажется, пришло время все эти странности объяснить…

Еврей в нееврейском мире

Мало кто знает, что народный артист Евгений Матвеев вырос в еврейском местечке Новоукраинка, а потому свободно говорил на идише и довольно хорошо разбирался в обычаях и традициях еврейского народа. Об этом автору этой книги как-то со смущением поведал известный израильский русскоязычный журналист, которому во время его работы в ТАСС довелось коротать время с великим артистом в одной больничной палате. В отличие от Евгения Семеновича, мой коллега ни идиша, ни еврейской традиции не знал, был совершенно ассимилированным евреем, а потому пришел в немалое замешательство, когда знаменитый сосед по палате вдруг решил заговорить с ним на этом языке. Поняв, что на «мамеле-лошн»[49] ему в больнице поговорить не удастся, Матвеев махнул рукой и спросил:

– Но хоть гефильте-фиш, то есть фаршированную рыбу, вы любите?

– Нет! – с вызовом ответил мой знакомый.

– А я очень люблю! – признался Евгений Матвеев. – Ах, какой гефильте-фиш готовили наши соседки! Бывало, забежишь в гости к другу, когда его мама готовится к субботе, и тебе перепадет кусочек… А потом моя мама научилась это блюдо готовить даже лучше соседок, у нас был самый вкусный гефильте-фиш во всей деревне! И иногда, когда у соседей было какое-то торжество, они звали маму готовить фаршированную рыбу и все такое прочее для гостей. Это, знаете ли, было своего рода признанием нас своими – ведь обычно евреи к своей печи никого чужого не подпускают…