Елена Прокофьева - 100 великих свадеб

Цесаревич Николай хотел жениться на своей избраннице еще при жизни отца. Да, тот был уже безнадежно болен, умирал, но все же еще мог присутствовать на венчании. Правда, тогда пришлось бы венчаться не в Петербурге, а в Ливадии, в царском имении в Крыму, куда увезли больного Александра III: дорогу до столицы он бы не перенес. Императрица Мария Федоровна поддерживала сына в этом решении. Но дяди — великие князья — были решительно против, а Николай всегда отступал перед чужой решительностью.

20 октября государь скончался. Двадцатишестилетний наследник престола Николай Александрович ощущал не только глубокое горе, но ужас и панику. Великий князь Александр Михайлович, зять Александра III, вспоминал, что Николай не мог собраться с мыслями: «Он знал, что сейчас стал императором, и тяжесть этого ужасного события сразила его». Еще не коронованный, но уже ставший, по сути, правителем огромной страны, Николай II восклицал: «Что же должно произойти со мной, с тобой, с Ксенией, с Аликс, с матерью, со всей Россией? Я не готов быть царем. Я никогда не хотел быть им. Я ничего не понимаю в делах правления. У меня даже нет понятия, как разговаривать с министрами».

Алиса, которую жених называл Аликс, относилась к сложившейся ситуации куда спокойнее: она была уверена, что Николай легко справится с правлением, ведь все до него справлялись… Ее больше мучил вопрос перехода из лютеранства в православие, из-за этого она прежде даже сомневалась, соглашаться ли на брак с цесаревичем Николаем. Но любовь победила. Она приняла православие на следующий день после смерти Александра III. Первым указом императора Николая II стал документ, согласно которому принцесса Алиса Гессенская получала новый титул и имя, она стала «православной великой княгиней Александрой Федоровной».

Николай еще раз выразил желание обвенчаться в Ливадии: спешно, не дожидаясь похорон: «Мама, некоторые другие и я находим, что всего лучше сделать свадьбу здесь, спокойно, пока еще дорогой папа находится под крышей дома. Но все дяди против этого и говорят, что мне следует жениться в Питере после похорон».

Однако им все же пришлось ехать в Петербург, куда Александра Федоровна прибыла в статусе невесты императора. Ее экипаж ехал последним в траурной процессии семьи Романовых, двигавшейся за катафалком с гробом Александра III. Уже тогда в России заговорили, что эта «немка» неизбежно принесет беду: «Она пришла к нам за гробом».

Аликс была в сложном положении: она испытывала счастье из-за скорого соединения с любимым и при этом должна была изображать скорбь, да и действительно печалилась из-за смерти Александра III, к которому успела привязаться… Сестре она писала: «Кто это почувствует, кто сможет выразить? В один день в глубоком трауре оплакивать любимого человека, а на следующий — в модных туалетах выходить замуж. Не может быть большего контраста, но это возможно. Это произошло с нами обоими… Таково было мое вступление в Россию. Наша свадьба казалась мне просто продолжением панихиды с тем отличием, что я надела белое платье вместо черного».

Венчание императорской четы состоялось через неделю после похорон, 26 ноября: это был единственный день, когда, по случаю дня рождения императрицы-матери Марии Федоровны, можно было прервать траур, снять черные одежды и облачиться в свадебный наряд. На Александре было платье из старинной серебряной парчи и мантия из золотой парчи, подбитая горностаем. Николай венчался в парадной гусарской форме. Оба сияли от счастья, и один из гостей, прибывший на похороны и присутствовавший на свадьбе, английский принц Георг, герцог Йоркский, писал своей жене Марии: «Я думаю, что Ники очень повезло, что у него такая красивая и обаятельная жена, и я должен сказать, что я никогда не видел двух людей, так любящих друг друга и более счастливых, нежели они. Я сказал им, что не могу пожелать, чтобы они были счастливы более, чем мы с тобой. Это правильно?»

Из-за траура не состоялся торжественный прием для аристократии и было отменено свадебное путешествие. Но для новобрачных это все не имело значения… Перед первой брачной ночью Аликс записала в дневнике мужа: «Наконец-то вместе, на всю жизнь, и, когда кончится эта жизнь, мы встретимся снова в другом мире и останемся вместе навечно. Твоя. Твоя». А утром дополнила запись: «Никогда не предполагала, что могу быть такой абсолютно счастливой в целом мире, так чувствовать единство двух смертных. Я люблю тебя, в этих трех словах вся моя жизнь».

Что ж, они были идеальными супругами. Они жили счастливо — почти счастливо. И умерли в один день.

Роль этих людей в истории мы здесь рассматривать не будем. Не та тема у книги.

Пусть на этих страницах они останутся просто женихом и невестой: очень счастливыми и очень красивыми.

Герцог Мальборо и Консуэло Вандербильт

1895 год

Это была одна из самых знаменитых свадеб за всю историю США. Она стала одна из самых роскошных свадеб XIX века. Она казалась воплощением мечты об идеальном празднике в честь идеального (в том смысле, в каком понимают «идеал» в любовных романах и жёлтой прессе) союза — красавица невеста, дочь миллионера; жених, английский аристократ; буквально королевская пышность во всём, начиная от приданого и заканчивая цветами. Вот только невеста была глубоко несчастна… Двадцать шесть лет спустя супруги разведутся, а ещё через пять лет брак аннулируют. И он перестанет существовать, как будто его никогда и не было. Как будто никогда и не было свадьбы, призванной воплотить чужие мечты, но никак не мечты той, которую вели под венец.

Консуэло, дочь Уильяма Киссэма Вандербильта, была едва ли не самой завидной невестой Америки того времени — её отец был членом знаменитого клана Вандербильтов, железнодорожным магнатом, «королём», а она, соответственно, «принцессой». И выдать такую принцессу замуж за достойного, с точки зрения родителей и общества, кандидата было важной задачей. Американская наследница и европейский аристократ — такой союз тогда был нередким и обычно желанным для обеих сторон. Деньги и титул. И кто стал бы принимать во внимание желание Консуэло выйти замуж по собственному выбору? Только не родители, и в особенности мать Альва Вандербильт.

Она долго и придирчиво выбирала жениха для дочери, отклоняя одно предложение за другим. И вот, наконец, Консуэло познакомили — конечно же, как бы случайно — с гостем из Англии, Чарльзом Спенсером-Черчиллем, девятым герцогом Мальборо. Дальнейшее напоминало душещипательный роман (впрочем, и в основе таких романов часто бывают реальные события, а история жизни Консуэло не раз заинтересует литераторов) — дочь отказывается выходить за того, кого ей выбрали родители; она любит другого; она хочет сбежать — и её запирают дома; в ход идут уговоры, крики, слёзы; и, наконец, самое действенное средство, к которому порой прибегают авторитарные родители и перед которым не могут устоять многие дети: «Мне плохо, я умираю, и если ты не согласишься…»

После свадьбы газеты писали, что «можно смело сказать — никогда ранее столь прелестная юная женщина не становилась супругой представителя рода, основанного великим английским военачальником». В эту свадьбу было вложено огромное количество денег и сил. Было сделано всё, чтобы достойно представить родовитость жениха и богатство невесты. Вот только более грустную невесту на такой свадьбе, чем Консуэло, представить трудно… Говорили, что и герцогу Мальборо пришлось отказаться от мысли о женитьбе на той, кого он там, у себя в Англии, любил. Зато его, надо полагать, хоть в какой-то степени утешили два с половиной миллиона долларов, полученные от тестя, с помощью которых он смог восстановить своё поместье в Оксфордшире. И то, что невеста была по-настоящему красива.

А что утешало Консуэло? И утешало ли?

Приданое невесты было роскошным. Статья в «Нью-Йорк таймс» подробно описывала даже бельё и гардероб — носовые платки из тончайшего льна и валансьенских кружев, с ручной вышивкой, «такой же прекрасной и такой же дорогой, как кружева»; бесчисленное количество нижних юбок; всевозможные корсеты — тоже, разумеется, с вышивкой, атласными лентами и кружевами. Так, подробно описывался корсет, который мисс Вандербильт должна была надеть в день свадьбы, — блестящий атлас с матовым узором из гвоздик, с застёжками-крючками, которые были «совсем как обычные, но из золота»; а специальный крючок, который удерживал на месте нижние юбки, не давая им сместиться, тоже был «как обычно, но филигранным, из римского золота». Нижняя юбка, которая должна была быть под свадебным платьем, описана не менее подробно — из тонкого «белого блестящего материала», с оборкой шириной в сорок три сантиметра, покрытой ручной вышивкой, и оборками из валансьенских кружев. Что уж говорить о «просто» белье и платьях… Даже капоты были «в стиле Людовика XVI», из розовой, белой и голубой ткани, с подкладкой из шёлковой тафты и отделанные всё теми же драгоценными кружевами изнутри и по рукавам.