Дмитрий Мамичев - Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы
Странно, что в искаженных преданиях тугов, убийц и грабителей, мы встречаем сперва древнюю идею о самопроизвольном рождении добра и зла; далее встречаем прототип прекрасной басни о Купидоне и Психее, и Моисеев отчет о грехопадении, и, наконец, в-третьих, выражение невозможности обнять, — так как «созерцать» имеет в легенде этот смысл, — Всемирный Разум.
Для приема в эту ужасную секту требовался продолжительный и строгий искус, во время которого ученик должен был дать самые убедительные доказательства в том, что соответствует всем условиям. Когда решен был этот вопрос, поручитель вел кандидата к мистическому крещению, облаченного в белую одежду с венком из цветов на голове. По окончании приготовленного обряда поручитель приводил его к гуру, или духовному главе секты, который, в свою очередь, вел его в комнату, назначенную для подобных церемоний, где его ждали гиемадеры, или начальники разных шаек. На вопрос, хотят ли принять в общину новичка, они отвечали утвердительно, и затем его и гуру выводили на открытый воздух, начальники становились около них в круг, и все преклоняли колени для молитвы. Вскоре опять поднимался гуру и, воздев руки к небу, произносил: «О, Бовани! Мать мира (очень неподходящее название, когда она уничтожает его), которую мы обожаем, прими этого нового слугу, даруй ему свое покровительство, а нам знак, по которому мы удостоверимся в твоем согласии». Они оставались неподвижны, пока не пролетит птица или не промчится четвероногое животное, или даже просто не пронесется облачко, чтобы удостоверить их в согласии богини: тогда же они возвращались в комнату, где неофита приглашали участвовать в банкете, уже накрытом ддя этого случая; им и кончался обряд. Вновь принятый член секты назывался тогда Сагиб-Зада. Он начинал свое позорное поприще как люггах, или могильщик, не то как белхал, или исследователь мест, наиболее подходящих для совершения замышляемых убийств, или бхиль. В этой должности он оставался много лет, пока не даст бесчисленные доказательства в своем искусстве и рвении. Тут его повышали в степень бхуттотаха, или душителя; но это повышение сопряжено с новыми формальностями и обрядами. Вдень, назначенный для церемонии, гуру вводил кандидата в круг, начерченный на песке и окруженный таинственными иероглифами, где они молились своему божеству. Этот обряд должен длиться четыре дня. во время которых кандидат питается одним молоком. Он упражняется в заклании жертв, привязанных к кресту, вкопанному в землю. На пятый день жрец вручает ему роковую петлю, омытую в святой воде и смазанную маслом, после чего совершаются еще несколько религиозных обрядов и кандидата объявляют совершенным бхугтотахом. Он обязывается страшной клятвой хранить молчание на счет всего, что касается общества, и трудиться неустанно над истреблением человеческого рода. Он жертвоприноситель, и то лицо, которое встретится ему, поставленное на его пути богиней Бовани, делается жертвой. Но есть лица, которые не подвергаются нападениям ту-гов. Иерофант (жрец), посвяшая кандидата, говорит ему: «Ты избрал, мой сын, самую древнюю профессию, самую угодную божеству. Ты поклялся умертвить каждое человеческое существо, которое судьба приведет в твои руки; есть, однако, лица, которые не подвергаются нашему закону, и смерть которых не будет приятна нашему божеству». Эти лица принадлежат к некоторым особенным племенам и кастам, которые затем перечисляются иерофантом; исключены косые, хромые и вообще уроды; также прачки, но почему, трудно определить; и так как Кали предполагалось в сообщничестве с убийцами, то женщины были ограждены от них, но только тогда, когда путешествовали одни без мужчины-покровителя; правоверные туги производят вырождение тугизма от первого убийства женщины некоторыми членами общества, после которого это вошло в обыкновение.
У тугов были свои святые и мученики; Тора и Кудулль, самые знаменитые из них, призываются в молитвах последователями Бовани. Как поклонники божества, наслаждающегося кровью, приговоренные к смерти английским законом приносят богине в жертву свою собственную жизнь с такою же готовностью, с какой они отнимали ее у других. Они идут к смерти с равнодушием, вернее, с восторгом, твердо веруя, что попадут прямо в рай. Они просят об одной милости — чтобы их задушили или повесили, они питают глубокий ужас к мечу и пролитию крови; как они убивали веревкой, так и желают умереть через нее.
Когда общество было впервые открыто, многие верить не хотели его существованию; однако с течением времени доказательства сделались так явны, что нельзя было долее закрывать глаза, и английское правительство приняло решительные меры для уничтожения тугов. Преступления, совершенные некоторыми, превосходили всякое вероятие. Один туг, повешенный в Лукнове в 1825 году, был уличен законом в удушении шестисот человек. Другой туг, восьмидесятилетний старей, сознался в девятистах девяноста девяти убийствах и заявил, что одно уважение к профессии не допустило его довести их до полной тысячи, так как круглое число считается между ними отчасти пошлым. Несмотря на энергичные меры со стороны Великобритании, общество не могли уничтожить вполне; это — религиозная секта и в силу того более живуча, чем всякое другое политическое или просто преступное товарищество. Она существовала еще немного лет назад и, без сомнения, имеет своих последователей и в настоящее время. Она всегда пользовалась покровительством некоторых туземных правителей, деливших с нею добычу, что и теперь может быть. Секта имеет храм в Мирзапуре на Ганге.
Туг, во время индийского возмущения[20] сделавшийся доносчиком, сознался в удушении трех женщин и приблизительно ста мужчин. Между тем, это был человек очень приятной наружности и любезного обращения; только когда он говорил о своих кровавых деяних, то приходил в восторг старого воина, вспоминающего свои геройские подвиги, и все инстинкты тигра как будто пробуждались в нем заново. Несмотря на все это, он, однако, выдал правительству около двухсот старых товарищей, которые и были повешены.
Ч.В. Гекертон. Тайные общества всех веков и всех стран. В 2-хч. СПб., 1876.
11. Ритуальные убийства в Европе и России в XVII — XIX в.в
Важное значение крови для жизни было несомненно известно человеку уже в самые древние времена: слишком часто и достаточно убедительно говорили ему об этом явления, наблюдаемые на охоте и при убое. Да и сам человек испытывает слабость при большой потере крови, а в случае еще более обильного кровотечения наступает смерть.
Это сознание важного значения крови привело, во-первых, к кровавым жертвам (наиболее угодная жертва — живое существо), в частности — к человеческим жертвоприношениям; во-вторых — к некоторым символическим действиям; в-третьих, — к убеждению, что кровь животного, в особенности же человеческая, обладает способностью оказывать исключительное действие. В связи с этим убеждением находится другое: человеческое тело, даже мертвое, и в отдельных частях его, особенно тело умершего насильственной смертью, т. е. убитого и самоубийцы, далее — тело безгрешного существа, т. е. тело маленького, пребывающего в утробе матери, ребенка, и тело девушки обладают чудодейственной силой. В дальнейшем чудесные свойства переносятся на орудия смерти — на кинжал и меч, особенно, если они обагрены кровью.
До каких выводов, грубо противоречащих и здравому рассудку, и нашему чувству приличия, доводили такие воззрения, можно судить, ознакомившись с трудами историков и данными судебных разбирательств трех прошедших столетий.
В XVII веке венгерская графиня Елизавета (Батори) (ум. в 1614 г.), чтобы нравиться своему супругу, необычайно наряжалась и полдня проводила за своим туалетом. «Однажды, — рассказывает венгерский историк Туроци, — одна из камеристок, причесывая голову своей госпожи, в чем-то провинилась и за свою ошибку получила такую сильную пощечину, что кровь брызнула в лицо повелительницы. Когда графиня вытерла кровь со своего лица, ей показалось, что кожа на этом месте стала гораздо красивее, белее и тоньше. Она тотчас решила мыть лицо, да и все тело, в человеческой крови, чтобы увеличить свою красоту и привлекательность. О своем ужасном предприятии она сообщила двум старухам, которые ее вполне одобрили и обещали помогать ей в этом жестоком деле. В эту кровожадную компанию был включен и некий Фицко, воспитанник графини. Этот негодяй убивал несчастных жертв, а старухи собирали кровь в корыто, в котором обычно в четыре часа утра купалась их госпожа. После ванны она всегда казалась себе похорошевшей. Поэтому она продолжала свое ужасное занятие и после смерти мужа, умершего в 1604 году, чтобы привлекать новых поклонников и любовников. Несчастных девушек, которых старухи завлекали в дом Елизаветы под предлогом найма, тем или другим способом заманивали в погреб. Здесь их хватали и били до тех пор, пока тело не вспухало. Елизавета часто мучила несчастных сама, нередко она меняла пропитанное кровью платье и снова принималась за жестокое дело. Вспухшее тело несчастной девушки затем вскрывалось бритвой. Нередко чудовищная женщина приказывала сначала жечь девушек, а потом снимать с них кожу; большинство же забивалось до смерти. Тех из своих пособников, которые не хотели ей помогать при избиениях, она била самих; наоборот, она богато награждала тех женшин, которые приводили ей девушек и оказывались деятельными помощницами при совершаемых ею жестокостях. Она занималась и колдовством и имела собственное волшебное зеркало в виде кренделя, перед которым часами молилась. В конце концов, ее жестокость дошла до того, что она щипала и колола иголками своих слуг, например, девушек, ехавших с нею в экипаже. Одну из своих служанок она приказала раздеть и вымазать медом, чтобы ее заели мухи. Когда она заболела и не могла предаваться своим обычным жестокостям, она велела одному лицу подойти к своей кровати и начала его кусать, как дикий зверь. Описанным выше способом она умертвила до 650 девушек частью в Чеите, Неутраунского округа, где у нее был специально приспособленный для этого погреб, частью в других местах, потому что убийства и пролитие крови сдедались для нее потребностью. Наконец, стало казаться подозрительным, что исчезло столько девушек из окрестных местностей, попадая в замок, куда их приглашали для услужения или для продолжения образования; родители на свои расспросы никогда не получали удовлетворительных ответов; от них отделывались двусмысленными отговорками. Наконец, подкупив дворню, удалось установить, что пропавшие девушки входили здоровыми в погреб, но оттуда уже никогда не возвращались. Об этом деле донесли и двору, и тогдашнему палатину Турцо. Палатин велел захватить замок, произвести самое тщательное расследование, которое и раскрыло ужасные убийства. Чудовише за свои злодеяния было приговорено к вечному заключению, а ее соучастники казнены».
