Марк Котлярский - Тайны еврейского секса
Но есть и еще одна причина, которая, вне всякого сомнения, также вносит свою лепту в темпы ассимиляции евреев: в США и Европе еврейские парни считаются завидными женихами, способными превратиться в будущем в образцовых мужей, и потому нееврейки нередко устраивают на них настоящую охоту.
В США 29-летняя правоверная католичка Кристина Гриш даже выпустила книгу «Бой вэй. Секс-инструкция для шиксы*», объясняющую, почему стоит иметь еврея в качестве любовника или мужа, и содержащую полезные советы нееврейкам, желающим заполучить еврея в мужья.
«Кто может тебя обвинить в том, что он тебе понравился?! – задает Кристина Гриш вопрос себе подобной. – Еврейские парни развивают твой вкус и твой мозг, оказывают тебе внимание, а не относятся как к вещи, они великодушны и благодарны женщине. Помимо этого, еврейские парни полны желания преуспеть в избранной ими профессии, и, в конце концов, твоя мама убедится, что ты сделала верный выбор, встретив врача или адвоката…».
Немалое место в книге Гриш уделено сексу, точнее, ее впечатлениям от секса с евреями.
«Еврейские мужчины очень чувственны, полны вожделения, они – страстные любовники. Обратите внимание на то, как он стремится удовлетворить ваши сексуальные запросы. Это часть его культуры, унаследованной из эпохи матриархата… В постели еврей может беседовать с вами о мировых проблемах, вызвать у вас смех, но вы ни в коем случае не услышите от него грязных слов и ругательств», – пишет Гриш.
И тут же весьма обоснованно предупреждает, что в постели с евреем, в какой бы стране он ни жил, ни в коем случае нельзя касаться темы Израиля и ближневосточной политики – именно в этот момент еврей сначала вспоминает о своем еврействе, затем – о том, что, оказавшись в постели с нееврейкой, он преступил через сексуальное табу своего народа и дело может закончиться разрывом.
Но главное достоинство еврейского мужчины, пишет Гриш далее, – это те еврейские семейные ценности, которые он впитал с детства и на базе которых, вероятнее всего, будет строить и свою собственную семью. Рассказывая о своем посещении еврейских семей в качестве потенциальной невесты, Гриш вспоминает, как она была мгновенно захвачена ее атмосферой – необычайно дружественной, благожелательной, умеющей оценить настоящий интеллект и хороший юмор. Единственное, о чем забыла написать Гриш, так это то, что с исчезновением еврейских семей исчезнет и эта атмосфера.
Впрочем, в своей книге она мельком отвергает обвинения евреек в том, что христианки уводят у них женихов, заявляя, что свободный рынок – это свободный рынок, а заодно, походя, обвиняет евреек в том, что они слишком требовательны к еврейским парням, слишком многого от них ждут и хотят, а потому и засиживаются в «старых девах».
Как бы то ни было, проблема ассимиляции уже в ХХ веке приняла угрожающий для будущего еврейского народа характер, а в начале нынешнего столетия сначала еврейские демографы, а затем и политики стали называть ее «главной стратегической угрозой для нации».
Израиль, одной из целей создания которого как раз и была защита от ассимиляции, в 90-е годы XX века стал, наоборот, одним из ее центров: слишком много было смешанных браков и просто нееврейских семей среди хлынувшей в страну массовой волны эмиграции. Это создало оптимальные условия для ассимиляции: во-первых, постепенно росло число смешанных браков между евреями-старожилами и прибывшими из бывшего СССР неевреями, во-вторых, евреи – выходцы из бывшего СССР – стали частенько наведываться на свою прежнюю родину и привозить оттуда в Израиль нееврейских супругов. В связи с этим в израильском обществе стали все настойчивее раздаваться голоса о необходимости, с одной стороны, облегчить процедуру гиюра для нееврейских супругов, а с другой – ужесточить критерии по получению статуса нового репатрианта и израильского гражданства. Но, с третьей стороны, явные и открытые сторонники ассимиляции стали требовать введения в Израиле института гражданского брака и таким образом снять последнюю препону на пути к этой ассимиляции.
Самое прямое отношение к дискуссиям вокруг смешанных браков имеет и борьба израильских либералов за равенство консервативного и реформистского течений в иудаизме с ортодоксальным. Консервативный и реформистский иудаизм, получившие довольно широкую популярность у евреев США, в принципе, не возражают против смешанных браков, настаивая лишь на том, чтобы супруг-нееврей прошел гиюр, который в этих течениях сводится к чисто формальной процедуре: нееврей приходит к консервативному или реформистскому раввину, выплачивает ему определенную сумму, заявляет о своем намерении стать евреем, после чего раввин выдает ему свидетельство о прохождении гиюра и поздравляет с присоединением к еврейскому народу. Впрочем, если лень ходить к раввину, то можно просто направить ему по почте письмо, приложив чек на соответствующую сумму, и через какое-то время по почте же придет свидетельство о прохождении гиюра.
Естественно, такая процедура вызывает возмущение ортодоксов, которые считают гиюр высочайшим актом веры, движением души, независимым от каких-либо корыстных интересов. В связи с этим ортодоксальные раввины не признают консервативного и реформистского гиюра и, соответственно, законности браков, заключенных раввинами данных направлений. Весьма забавное описание того, как проходит церемония реформистского гиюра содержится в романе известной израильской русскоязычной писательницы Дины Рубиной «Синдикат»:
«В среду вечером субтильный Моня, похожий на студента-первокурсника, явился в сауну, уютно и неприметно расположенную на одной из тихих улиц в Сокольниках. За ним следовало пятеро женщин, желавших осуществить переход в иудейскую веру. Это были пятеро русских красавиц: рослых, грудастых, пышущих здоровьем телиц без изъяна. Администратор – пожилая и всяко повидавшая здесь дама – сильно удивилась, увидев такую диспропорцию.
– Вам на сколько часов номер? – спросила она Мотю, изумленно-уважительно его оглядывая.
– На час хватит, – сказал он.
– Пива, креветок? Музыки?
– Ничего не потребуется! – сурово отрезал Мотя.
Вся процессия дружно последовала в номер и, достав молитвенник, Мотя велел девушкам раздеваться. Догола, – как и положено по канону. При этом, конечно, он вежливо отвернулся.
Пятеро пышнотелых красавиц, сияя крутой сдобой ослепительных ягодиц, одна за другой погрузились в бассейн, и сосредоточенный Мотя принялся за подобающий моменту ритуал. Прошло несколько минут, воздух согрелся и наполнился парфюмерными ароматами…
– Ну, довольно, – велел томящийся в свитере Мотя. – Ритуал закончен, поздравляю вас с переходом в веру Авраама, Ицхака и Яакова… Собирайтесь, девочки, у меня сегодня вечером еще прием у Козлова-Рамиреса по случаю Хануки… Но девушки разомлели, разогрелись и не хотели уходить: почему ж не воспользоваться случаем… Они освоились, стали плескаться, шутливо обрызгивая Мотю водой.
– Мотя, давай к нам, водичка – класс! – приглашали они.
Ну, что ты будешь с ними делать?! Другой бы осерчал, затопал бы ногами, закричал, – как можно смешивать высокий обряд Веры с мытьем бренных тел. Но Мотя, повторяем, был человеком добросердечным, легким, веселым. Либералом с большой буквы. Да пусть их, девочки поплещутся, подумал он… Обряд закончен, можно и расслабиться… Жара меж тем стояла в помещении страшенная. Мотя снял свитер, оставшись в майке и присел на резную – а ля рюсс – скамью…
Тут Оля принялась брызгать на него из бассейна своими мощными ручищами, и в одну минуту, несмотря на Мотины предостерегающие возгласы, залила брюки Главного раввина так, что пришлось немедленно их стянуть и повесить на просушку. И вдруг, одна из девиц, выпрыгнув из воды на манер большого розового тюленя, с визгом навалилась на Мотю, облапила так, что лишь вопль выдавился из Мотиной души, прижалась горячей душистой грудью и спихнула в бассейн… Девочки хоть и перешли минуту назад в иудейскую веру, не так скоро могли отрешиться от исконно русских банных забав… И далее пожилая дама-администратор на протяжении получаса слышала восторженные вопли, женский визг и песни на непонятном языке, которые распевал бодрый мужской голос. Минут через двадцать в номер затребовали пива и креветок, попросили «врубить музычки»…».
Креветки, несомненно, появляются в данном отрывке не случайно – ведь речь идет о трефной*, категорически запрещенной евреям пище. Конечно, отрывок этот взят из сатирического романа, но в нем Дине Рубиной удалось отразить главное: во-первых, то, что реформисты превратили обряд гиюра в профанацию, насмешку над иудаизмом и всеми его ценностями, а во-вторых, передать отношение среднего израильтянина к реформистскому гиюру.
