Мы даже смерти выше... - Логвинова Людмила
И скажет: «Славой ослеплю!»
А я опять останусь с теми,
Которых вовсе не люблю.
И в смене встреч и длинных будней
Тебя я вспомню, изумлюсь!
Все тяжелей и безрассудней,
Все непонятней становлюсь.
Я не пойму, моя отрада,
Как можно в этакой стране
Всю жизнь пройти с тобою рядом
И все ж остаться в стороне.
ЗОВ ЖИЗНИ
Был долог бабий блуд на сеновале.
Пока чернело небо без стрижей, —
ворочались, потели, целовали
в тупые переносицы мужей.
А мужики лежали как пласты, —
дневная ноша плечи им растерла.
Тяжелые нательные кресты,
как тараканы, выбились на горло.
Сквозь крышу шел густой полынный запах,
и прежде чем отдаться вдоволь сну,
не торопясь, кузнец в тяжелых лапах
ласкал и тешил глупую жену.
Так мнет горшечник розовую глину,
крутя ее, как древний ворожей.
Так парни тащат за пальто к овину
бесстыжих хуторянок от мужей.
118
Дорога шла вразвалку от села
За рожь, в кусты, в душистые осины.
Там девка парня за руку вела,
в глаза глядела, за виски брала
и рассказать о звездах не просила.
Что услышишь в ночь такую?
То ли влага бьет в суку?
То ль тетерева токуют
в ночь такую на току?
Леонид Таганов
Ивановское братство поэтов-фронтовиков
(отрывок)
С ивановским краем связана целая плеяда поэтов
фронтового поколения, чьи имена вошли в историю советской
литературы. Самые известные из них: Алексей Лебедев (1912–
1941), Николай Майоров (1919–1942), Михаил Дудин (1916–
1993), Владимир Жуков (1920–1997). В советском Иванове их
жизнь и творчество всячески пропагандировалось в целях
придания городу имиджа не только трудовой, но и боевой
славы. А козырять», действительно, было чем: в крае, который
никогда не был театром военных действий, возникла группа
первоклассных поэтов, воспевших героизм советского народа в
годы Великой Отечественной войны.
Об этом должны знать все! В школах, фабричных цехах
проводились политчасы, посвящѐнные славным землякам. Их
именем называли улицы. В «литературном» сквере установили
бронзовые бюсты Лебедеву и Майорову. Дудин и Жуков
удостоены звания почѐтного гражданина города. Литературные
премии, различные фестивали в честь названных поэтов до сих
пор считаются важными событиями в культурной жизни края.
Но, скажем прямо, с исчезновением СССР массовый интерес к
этим легендарным в советские времена именам падает.
Кажется, ещѐ немного – и эта страница ивановской поэзии
будет сдана в исторический архив в силу еѐ курсивной
119
советскости. А вот этого допустить нельзя! Если такое случится,
то мы потерям нечто большее, чем отработанный миф. Мы
рискуем потерять какие-то важные ориентиры в понимании
сложности развития русской истории советского периода, без
которой не может состояться наша нравственно-духовная
идентификация в современном мире. То, что мы называем
современностью, тысячами нитей связано с недавним советским
прошлым. И оно, это прошлое, далеко не однозначно даже в той
его части, где советское выступает в рамках так называемого
большого сталинского стиля, литературы второй половины 30-х
годов, то есть в то самое время, когда будущие «фронтовики»
заявили о себе как новое поколение, воспитанное новой эпохой.
Казалось, всѐ в их первоначальном творчестве отвечало
нормам тогдашней советской жизни. Они сами творили миф о
людях, которые сильны, прежде всего, причастностью к стране,
где каждый может стать героем в силу того, что, благодаря воле
Сталина и большевистской партии, молодые живут в передовой
стране мира (вспомним знаменитое «я другой такой страны не
знаю, где так вольно дышит человек»). Их лирический герой,
как выразился однажды С.Наровчатов, включал в себя
типичность героического образа, запечатлѐнного в классике
советского искусства, на котором воспитывалась предвоенная
молодежь.
Павел Власов и Павел Корчагин, фильмы о Ленине,
Сталине, Щорсе, Пархоменко, песенное творчество тех лет,
прославляющее непобедимое сталинское государство, – всѐ это
впитывалось будущими «фронтовиками» в качестве основной
культурно-жизненной реальности.
Недаром тот же Наровчатов, вспоминая о Н.Майорове,
подчѐркивая его типичность для молодѐжи предвоенной
формации, сравнивал его с героем кинофильма «Юность
Максима» в исполнении Б.Чиркова. И далее автор статьи
«Улица Николая Майорова» говорит, что и в самой манере
держаться, и в одежде Майоров, как и многие его сверстники,
«ощущали себя внутренне сыновьям сотен Максимов
большевистского подполья и гражданской войны».
120
Нетрудно догадаться, в каком ракурсе должно было
предстать Иваново – родина будущих «фронтовиков» – в свете
такой социальной идентификации. Да, конечно, городом особой
пролетарской закваски, свято хранящим революционные
традиции. Критики, писавшие о них в советские годы, не
жалели слов, подчѐркивающих это обстоятельство. «Отец и мать
у Николая – ивановские рабочие, брат – военный лѐтчик. Семья
была типичной и в то же время образцовой»2.
Уже само «поколенческое» самосознание молодых поэтов
второй половины 30-х годов было в какой-то мере вызовом
«типовым» представлениям о времени. Поколение в их
понимании – не отвлечѐнное представление о советской
молодѐжи, а избранное эпохой живое братство молодых людей,
готовых совершить предназначенное только им. И это
предназначение они видели в спасении не только России, но и
всего мира от коричневой чумы фашизма. При этом будущие
«фронтовики» не только не исключали своей гибели, но
акцентировали внимание на этом, вольно и невольно вступая в
конфликт с массовой советской поэзией, с такими, например,
стихами, печатавшимися в поэтическом сборнике «Оборона»
(Л., 1940): «Реют соколы в лазури / безграничной вышины, / Ни
туманы и ни бури / Им, отважным, не страшны». Или: «Нависли
тяжѐлые, / Чѐрные тучи, / И если фашисты / Навяжут войну, /
Пойдѐм мы на битвы / И силой могучей / Врагов уничтожим, /
Восславим страну».
А теперь вспомним ключевые строки из программного
стихотворения Н.Майорова «Мы»:
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте...
121
Как не похоже «оборонное» массовое «мы» на «мы»
Николая Майорова! В первом случае оно не больше, чем знак
обезличенного большинства. В майоровских стихах «мы» –
трагическое обозначение поколения живых людей,
потенциальных творцов, растворившихся в героическом мифе,
но явно не реализовавших всех своих индивидуальных
человеческих возможностей. Обратим внимание на сам жанр
этого произведения Майорова. Это одновременно и гимн
героическому поколению, и реквием, и послание в будущее,
сродни знаменитому вступлению к поэме В.Маяковского «Во
весь голос». Суть обращения Майорова к потомкам можно
