Игорь Мусский - 100 великих диктаторов
Но когда было необходимо, диктатор внезапно преображался из «скромного человека» в волевого, непреклонного властителя, готового к достижению поставленной цели любыми средствами, не останавливающегося перед роспуском партий и профсоюзов, цензурными гонениями на прессу, арестами, пытками, а то и казнями неугодных ему людей. Так было в апреле 1979 года, когда по его указанию отправили на виселицу Бхутто, в марте 1981 года, когда был провозглашен Временный конституционный указ, практически сводивший на нет независимость судебной власти, в августе 1983 года, когда был оглашен проект «исламской» политической реформы, в рамках которой военно-бюрократический режим получал законодательное оправдание и санкцию на дальнейшее существование.
Зия-уль-Хак отдавал, однако, себе отчет, что политики без компромиссов не бывает. Что бы ни писали о личной честности и неподкупности покойного президента, вряд ли кто сможет отрицать, что в годы его правления коррупция в Пакистане достигла беспрецедентных масштабов. Напрямую или косвенным путем власти покупали лояльность отдельных лиц, общественных групп, а порою целых этносов. В частности, замирить мятежный Белуджистан, население которого в семидесятых годах вело активную борьбу за автономию, удалось, сочетая широко разрекламированные меры по экономическому подъему провинции с крупными подношениями вождям белуджских племен.
Судя по множеству признаков, Зия-уль-Хак был искренне убежден, что по-настоящему стабилизировать обстановку в Пакистане и эффективно управлять этой страной способны лишь военные. Зия-уль-Хак к заведомо недружественным и мировоззренчески близким организациям относился строго дифференцированно. Первым военная администрация создала почти невыносимые условия существования, вторым — благоприятные. И даже когда в конце 1979 года был-таки наложен официальный запрет на деятельность всех партий, он фактически не распространился на ряд правоконсервативных, религиозно-общинных объединений.
Отложив в том же 1979 году на неопределенный срок парламентские выборы, Зия-уль-Хак тем не менее изыскивал возможности, чтобы дать хоть какой-то выход усилившимся конституционалистским, демократическим настроениям. В годы военного положения регулярно проводились выборы в органы местного самоуправления, устраивались встречи высшего государственного руководства с представителями различных групп населения — рабочих, крестьян, студентов, женщин, религиозных деятелей, а в 1982–1985 годах функционировал Федеральный консультативный совет («маджлис-и-шура») — псевдопарламент, депутатов которого назначил лично президент. Разумеется, подобные меры носили сугубо декоративный характер, никак не ограничивали полновластия режима и вводили в заблуждение далеко не всех пакистанцев. Но и тех, у кого возникала иллюзия сопричастности к управлению страной, было не так уж мало.
Зия уль-Хак, убежденный консерватор-правоцентрист, пошел в вопросах хозяйственного строительства по пути поисков баланса между сторонниками сохранения крупного госкапиталистического сектора и теми, кто выступал за больший простор для частной инициативы. Не в последнюю очередь ввиду такого подхода его администрации удалось добиться как повышения отдачи от государственных предприятий, так и определенного оживления частного бизнеса. Сразу несколько задач решалось и в рамках кампании по исламизации. Ряд ее моментов (например, введение религиозных налогов закят и ушр, поступления от которых, пусть и очень незначительные в пересчете на душу населения, идут на нужды инвалидов, вдов, сирот) разворачивал малоимущих «лицом к режиму». Вместе с тем частичное приведение законодательства в соответствие с шариатскими нормами открывало дополнительные возможности для преследования инакомыслящих и недовольных, для зажимания рта либеральной интеллигенции, тяготеющей к секуляризму. Но при этом Зия-уль-Хак бдительно следил, чтобы в атмосфере исламизации мусульманские фундаменталисты не перехватили у него политическую инициативу, и далеко не во всем шел им навстречу.
В отличие от Бхутто, при котором национальная экономика болезненно переживала многократное повышение мировых цен на нефть, а населению приходилось преодолевать последствия то засухи, то наводнения, то землетрясения, Зия-уль-Хак был, что называется, счастливчиком. Международная экономическая конъюнктура в восьмидесятых годах была в целом благоприятной для Пакистана. Стихийные бедствия, обрушившиеся на соседей, загадочным образом обходили его страну, погодные условия позволяли снимать один рекордный урожай за другим. Наконец, подлинным подарком судьбы, способствовавшим устойчивости режима и его долголетию, оказались события конца семидесятых годов в Иране и Афганистане.
Утратив после свержении шаха Мохаммеда Реза Пехлеви свой главный региональный плацдарм, США постарались восполнить эту потерю активизацией американо-пакистанского сотрудничества. Появление же советского воинского контингента на афганской территории дало резкий толчок взаимному сближению, в кратчайшие сроки доведя его до уровня тесного военно-политического союза.
Широко известно, что Зия-уль-Хак с пренебрежением отверг первые американские предложения о военно-экономической помощи, поступившие после декабря 1979 года, высказавшись в том смысле, что сумма, названная Дж. Картером — 400 миллионов долларов, — «мелочь», которой хватит разве что «на орешки» (намек на семейный бизнес тогдашнего президента США — культивирование арахиса). Генерал знал, что США в тот момент были крайне заинтересованы в Пакистане как союзнике и вынуждены будут пойти на предоставление более ощутимой помощи. Он не ошибся. Вскоре была достигнута договоренность о предоставлении Исламабаду американского «пакета помощи» на сумму 3,2 миллиарда долларов.
Особые отношения связывали Исламабад и Пекин. «Китай — это действительно настоящий друг», — говорил генерал Зия, принимая министра иностранных дел КНР Хуан Хуа. Китай приложил руку к перевооружению Пакистана. Каждый второй солдат этой страны был вооружен китайским автоматом. Выступая на церемонии передачи двух боевых кораблей, построенных в Китае, Зия-уль-Хак говорил, что «Китай был с Пакистаном и в годы успехов и побед и в дни неудач».
Систематически пользуясь методом «кнута и пряника», применяя силу там, где традиционные макиавеллианские приемы не срабатывали, Зия-уль-Хак неоднократно — в конце 1979 года, в августе-октябре 1983 года, в августе-сентябре 1986 года — гасил опасные вспышки социального протеста. К середине восьмидесятых годов его режим приобрел довольно внушительный «запас прочности». Не только сторонники и союзники, но отчасти и недруги воспринимали теперь генерала как политика-виртуоза, наделенного безошибочной интуицией и уникальной гибкостью, выходящего из любого кризиса еще более закаленным и сильным, чем прежде. Надо ли говорить, что подобная репутация руководителя сама по себе помогала поддерживать политический статус-кво.
В декабре 1984 года Зия-уль-Хак провел референдум об отношении к политике исламизации. Ее одобрение, неизбежное в условиях Исламской Республики, предусмотрительно увязывалось с продлением президентских полномочий на пять лет.
Без труда получив новый «мандат» от тех немногих, кто участвовал в референдуме (по неофициальным оценкам, к урнам для голосования пришел лишь каждый десятый член пакистанского электората), Зия-уль-Хак рискнул наконец провести в феврале 1985 года парламентские выборы на непартийной основе. Причем последовательные противники, сами того не желая, подыграли военной администрации, отказавшись от выдвижения кандидатов и призвав к бойкоту избирательных участков. Подобная позиция облегчила строительство «гражданского фасада» диктатуры — формирование вполне лояльного режима (хотя и не столь сговорчивого, как хотелось президенту) редставительного органа, а затем и кабинета министров во главе с малоизвестным тогда М.Х. Джунеджо, крупным землевладельцем из неспокойной провинции Синд. Еще через несколько месяцев парламент утвердил «восьмую оправку к конституции», согласно которой действия должностных лиц военной администрации в 1977–1985 годах не подлежали обжалованию в судебном порядке.
Лишь избавив таким путем себя и других представителей военно-бюрократической прослойки от ответственности за 8-летнее попрание гражданских прав и свобод, Зия-уль Хак объявил 30 декабря 1985 года об отмене военного положения. При этом он прямо дал понять, что этот акт носит чисто символический характер.
Однако постепенно выяснилось, что гражданские партнеры Зия-уль-Хака, и в первую очередь назначенный им премьер-министр, не хотят оставаться на вторых ролях. Чаша терпения президента, по утверждению парижской «Монд», переполнилась, когда Джунеджо задумал сократить военные расходы под предлогом, что это отвечает пожеланиям финансовых доноров Пакистана.
