Валерий Маруга - Преступники и преступления. Законы преступного мира. 100 дней в СИЗО
Переспав буквально со всеми жаждущими ее офицерами и доброй половиной личного состава корпусных и контролеров, решилась на то, к чему испытывала неподвластное влечение, следуя древней тропой к непостижимой заманчивости и сладости запретного плода. Но теперь ее манил не только голый секс, а деловая сделка, сочетающая удовольствие с выгодой.
И Пучковская незамедлительно начала действовать по заранее продуманному и взвешенному плану, все настойчивее теребить своего стареющего шефа просьбами о присвоении специального звания.
— Сергей Иванович, Сереженька, пойми, ну как я проживу на свою зарплату? Ты уйдешь в отставку, и меня сразу, как кошку, за борт выбросят. И некому будет даже заступиться. А если будет звание, пойдет выслуга… Тут и бабки, и паек, и льготы всякие. Со мной хоть как-то считаться будут…
Власюк не мог устоять, поскольку такие разговоры Валентина заводила до того, как позволяла ему побаловаться своим телом. Жеманилась и капризничала, доводя дряхлого любовника до белого каления.
— Так ты мне отказываешь?! — негодуя, шипел полковник, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
— Да нет, — мягко отстраняла и тут же падала ему на грудь, — ты мой единственный, до гроба, на всю оставшуюся жизнь. Только помоги…
И Сергей Иванович подчинился. Используя все связи, выхлопотал ей на свою погибель все то, что она просила.
Вскоре по приказу начальника УВД ей присвоили специальное звание прапорщика внутренней службы. На офицерское вытянуть не удалось, у Пучковской не было соответствующего образования, но и это ее вполне устроило, даже более того…
Валентину перевели на должность контролера, и она к своей неописуемой радости и восторгу начала выполнять совсем другие функциональные обязанности. Желанные ночные дежурства позволили ей полностью раскрыть свои неисчерпаемые похотливые силы, реализовать необузданные страсти и точные расчеты. На посту она очень быстро обрела себя, стала полным хозяином, получила неограниченную власть, которой тешилась как могла и умела.
Телекамера, следящая за ее действиями, вечно не работала из-за отсутствия запасных частей и соответствующих специалистов. А проверки дежурных офицеров никогда не были неожиданными: громовые щелчки электрокодовых замков и раскатистый грохот металлических решеток входных дверей будили даже мертвых.
Среда заключенных знала «сестричку», как себя. Ее боготворили, как недостижимое лакомство, за которое каждый, просидевший несколько лет, готов был, не раздумывая, расплачиваться всем своим состоянием. В ход шли только золото и валюта, ничего иного тюремная проститутка просто не принимала. А наличие запасных ключей от камер позволяло ей заниматься рентабельнейшим в мире промыслом довольно успешно и незаметно.
— Так-с, гуд бай, мальчики. Чья очередь? — без лишних сантиментов вопрошала гетера в погонах, заглядывая в дверную форточку. — Я в порядке, а вы?
— Сегодня, сестричка, с тобой Пазий поработает, — резво подскакивал к окошку пахан «хаты», протягивая ей на ладони совсем новую золотую коронку.
— Хорошо, — соглашалась Пучковская и прятала в карман дорогой презент, — только, пожалуйста, аккуратно, я не резиновая.
— Не волнуйся, доченька, он проинструктирован и предупрежден о самой строгой ответственности. Все будет, как в лучших домах…
И глухой ночью, где-то между третьим и четвертым часом, Пучковская добросовестно отрабатывала приобретенные ценности. Четко, по графику, подходила к двери и тихонько постукивала пальчиком:
— Вы готовы?
— Да-а-а, — дружно выдыхала вся камера.
Два поворота ключа — и душистая гетера заскакивала в прокуренную и затхлую «хату», потные и грязные обитатели которой, расположившись полукругом на полу и нарах, замирали в томном ожидании неповторимого зрелища. Они за него тоже платили, но поменьше. Валентина тут же, заманчиво улыбаясь, приступала к работе. Медленно приподымала юбку, высвечивая ослепительно-белые бедра, плоский животик и гладенько выбритый треугольник. Несколько раз поворачивалась на одной ножке и со словами «Ах, как это будет сладко!» становилась спиной к возбужденной публике, упираясь локтями в неподвижный камерный столик. Единственный счастливчик подскакивал к ней и, как ошалелый, орошал ее грудь поцелуями, а руками пытался сразу охватить все, за что заплатил.
— Спокойно, не спеши и не дергайся, — насмешливо, но твердо убеждала Валентина, выгибаясь в такт ускоряющегося ритма…
* * *Целый год тюремная потаскуха собирала капитал со своих щедрых клиентов без какого бы то ни было служебного ущерба. Зеки исключительно солидарно хранили интимные секреты своей общей подруги. Страх потерять единственную женщину превращал даже самых грубых и злых заключенных в безропотных ягнят, послушных и воспитанных арестантов. На ее постах никогда не возникало разборок, драк, не было жалоб, даже мелких недоразумений. Начальство торжествовало вместе с прапорщиком Пучковской.
Зловредные похождения страстной контролерши, как обычно бывает в подобных случаях, всплыли за пределами темницы. Многочисленные родственники во время свиданий начали замечать беззубые, кислые улыбки своих непутевых детей и родителей. Отмечать настойчивые и странные просьбы о незаметных передачах им долларов и марок…
В различные инстанции посыпались соответствующие запросы. Начались долгие и дотошные оперативно-розыскные мероприятия.
Теперь уже Валентину быстро вычислили, хотя так и не поймали на горячем, поскольку она уже была готова к такому исходу своих подпольно-интимных деяний и легла на дно, пошла «в отказ». Трезво оценила ситуацию и уволилась из ОВД по собственному желанию. Ей пошли навстречу, ибо никто не хотел выносить сор из избы, именуемой следственным «острогом».
Полковника Власюка сразу же следом за ней отправили в отставку. Но и это не охладило его больное сердце. Он еще несколько месяцев встречался со своей развратной зазнобой. До первого и последнего инфаркта.
А Пучковская горевала недолго. Купила себе квартиру и устроила там притон. Как и следовало ожидать, ее зарезал один из ревнивых поклонников, неоднократно судимый гражданин Н. Он не захотел делиться возлюбленной с друзьями, а ей одного его было мало.
ПОХОРОНЫ
Семена Тиняка заключили под стражу за убийство соседа из ревности и по пьянке. Никто особенно не удивился происшедшему, ибо к этому давно все шло. Семен слыл алкашом и неудачником. Его жена, грубая и властная женщина, не принимала всерьез своего непутевого мужа. Держала возле себя скорее для вида: как-никак, а замужняя женщина.
Часто подвыпившего выгоняла из дома, а сама занималась любовью с тем же порешенным соседом Василием Гуцом.
А бедолага Тиняк в такие минуты, пошатываясь, ковылял к танку, что возвышался неподалеку на бетонном постаменте, и, как бывший танкист, залезал в него через нижний люк, где дремал до рассвета, либо карабкался на развесистую липу возле окон своего дома и подсматривал, как сосед в его пижаме и комнатных тапочках уверенно хозяйничает на кухне, а затем и в его постели.
Однажды, в пылу ревностного гнева, слишком высоко взобрался, сорвался с ветки и вывихнул ногу. Но и после этого страдал, мучился, однако с женой не порывал ради двоих несовершеннолетних детей.
Не сдержался лишь тогда, когда Гуц сам предложил ему убраться из квартиры. Схватил первый попавшийся под руку булыжник и, не раздумывая, размозжил голову соседу…
Теперь же, осунувшийся и обреченный, сидел в камере и ждал суда. Ему грозило не более десяти лет, учитывая сильное душевное волнение, состояние аффекта в момент преступления. Однако перенести содеянное его истощенное сердце и помрачившееся сознание не смогло.
В один из тягостных и затхлых тюремных вечеров непослушными, дрожащими пальцами написал жене краткое, прощальное письмо. Пожелал сыну и дочери более счастливой жизни, просил простить за все и приходить на его могилу хотя бы раз в год. Зажал этот клочок бумаги в кулак, накрылся одеялом и затянул шею полотенцем…
На следующий день, сразу после подъема и нервозной служебной суеты, связанной с самоубийством Тиняка, прокурор констатировал его смерть и закрыл дело. Осталось передать покойника жене или родственникам. Но не тут то было, теперь только и начались неприятные хлопоты для руководства СИЗО.
Последние несколько лет самоубиенный нигде не работал, близких родственников не имел, а жена наотрез отказалась заниматься его погребением. Это непростое дело начальник учреждения подполковник Сорока поручил своему заму по кадрам майору Жуковцу, настойчивому и дотошному офицеру с хорошо тренированной исполнительностью, позволяющей не только угождать начальству, но и нравиться самому себе.
