Непомнящий Николаевич - 100 ВЕЛИКИХ ЗАГАДОК ИСТОРИИ
Через три дня после бегства «Анастасии» из дома Клейстов её встретил инженер Айнике, тот самый, который приезжал к ней в клинику в Дальдорф вместе с ротмистром Швабе. «Анастасия» как раз выходила из дома, где жила её наперсница и бывшая соседка по палате — Мария Пойтерт. На все расспросы Айнике «Анастасия» не отвечала, замкнувшись в себе.
Какое-то время «Анастасия» жила у Айнике, затем её взял на попечение важный немецкий чиновник: доктор Грунберг, инспектор полиции. Это было уже серьёзно: судьбой самозванки заинтересовались власти.
«Я решил отвезти Анни в наше поместье Нойхов-Тельтоф — вспоминал Грунберг, — отдых в деревне благотворно сказался бы на её здоровье. Два года, проведённые в Дальдорфе, совершенно расстроили её нервы. Рассудок временами ей не подчиняется: результат ранения головы, вернее, ужасного удара прикладом. Но об этом чуть позже. Кроме того, у неё не лучшая по части здоровья наследственность. Когда она жила у меня, я решил, согласовав это с правительственным советником, которому я рассказал всю историю, предпринять, наконец, какие-то шаги для того, чтобы официально удостоверить её личность».
Грунберг кое-что не договаривает, но фигура «правительственного советника», выплывшая из его воспоминаний, ясно указывает на то, что судьбой самозванки заинтересовались на самом высоком уровне: если это действительно царская дочь, то эту карту можно было грамотно разыграть в интересах побеждённой и униженной Версальским миром Германии. Если же это самозванка, то тоже не беда: «натаскать» эту пациентку психбольницы и сделать из неё «настоящую Анастасию» несложно, тем более что эмиграция уже взбудоражена её появлением.
«Мы смогли уговорить прусскую принцессу приехать к нам под вымышленным именем», — пишет герр Грунберг. Кто это «мы»? Лично герр Грунберг со своим приятелем, «правительственным советником»? Можно ли верить в то, что прусская принцесса согласилась ехать в Германию под вымышленным именем, откликнувшись на приглашение и уговоры двух частных лиц?
«В конце августа 1922 г., по просьбе советника Гэбеля и инспектора полиции доктора Грунберга, я согласилась приехать в Берлин, чтобы повидать загадочную женщину, называющую себя моей племянницей Анастасией, — вспоминает принцесса Ирен. — Доктор Грунберг доставил меня в свой деревенский дом под Берлином, где незнакомка жила под именем „мадемуазель Анни“. Мой приезд был неожиданным, она не могла знать заранее, кто я, и потому не была смущена моим появлением. Я убедилась тотчас же, что это не могла быть одна их моих племянниц. Хотя я не видела их в течение девяти лет, но что-то характерное в чертах лица (расположение глаз, форма ушей и т. д.) не могло измениться настолько. На первый взгляд, незнакомка была немного похожа на великую княжну Татьяну…
Я покинула дом в твёрдом убеждении, что это не моя племянница. Я не питала ни малейших иллюзий на сей счёт».
Грунберг утверждает, что на следующий день «Анни» якобы сказала, что вчерашняя посетительница была «её тётя Ирен». Но в эти слова Грунберга как-то не очень верится — ведь он в этой истории явно «лицо заинтересованное».
Первая газетная публикация о таинственной «Анастасии» под названием «Легенды дома Романовых» появилась в газете «Локаль анцайгер» в декабре 1924 г. К тому времени у Грунберга уже вполне сложилось мнение о своей подопечной: «Анастасия ни в коем случае не авантюристка. Мне представляется, что бедняжка просто сошла с ума и вообразила себя дочерью русского императора». Судьба «Анастасии» его уже больше не интересовала, и он думал теперь только о том, как бы сбыть её с рук. С помощью католического священника — профессора Берга Грунберг подыскал для «Анастасии» некую госпожу фон Ратлеф, прибалтийскую немку, надеясь, что та станет достойной опекуншей для бедной больной женщины. Но… госпожа Ратлеф, особа истероидная и «себе на уме», стала в судьбе «Анастасии» «госпожой Пойтерт номер два» — её стараниями миф о «царской дочери» обрёл второе дыхание…
«Движения её, осанка, манеры выдавали в ней даму высшего света, — пишет госпожа Ратлеф. — Таковы были мои первые впечатления. Но что поразило меня более всего, так это сходство молодой женщины с вдовствующей императрицей. Говорила она по-немецки, но с явственным русским акцентом. От всей её натуры веяло благородством и достоинством». Странно всё это. И отчего ни принцесса Прусская Ирен — особа королевской крови, ни фрейлина русского императорского двора баронесса Буксгевден, ни графиня Толстая, ни многочисленные русские эмигранты, ни германские правительственные чиновники ничего подобного не заметили?
Стараниями госпожи фон Ратлеф частыми посетителями «Анастасии» стали посол Дании в Берлине господин Зале и его супруга. Напомним — в Дании в ту пору доживала вдовствующая русская императрица Мария Фёдоровна, родная бабушка царских дочерей. Когда слухи о воскресшей «Анастасии» дошли до неё, Мария Фёдоровна была сильно взволнована: пусть даже один шанс из тысячи, что эта история окажется правдой — но разве можно им пренебречь? Императрица, ознакомившись с донесениями Зале, немедленно отправила в Берлин старого камердинера императора Николая II Волкова, много лет служившего царской семье. Он был единственным, кому в 1918 г. удалось бежать из Екатеринбурга накануне кровавой драмы. Более авторитетного эксперта отыскать было трудно…
«До госпожи Чайковской (так именовали «Анастасию» по фамилии её «мужа» — солдата Чайковского. — Прим. авт.) я добрался не без труда, — рассказывал Волков. — В моё первое посещение мне не позволили говорить с ней, и я принуждён был удовольствоваться тем, что рассматривал её из окна; впрочем, даже этого мне было достаточно, чтобы убедиться, что женщина эта не имеет ничего общего с покойной великой княжной Анастасией Николаевной. Я решил всё же довести дело до конца и попросил о ещё одной встрече с ней.
Мы увиделись на следующий день. Выяснилось, что госпожа Чайковская не говорит по-русски; она знает только немецкий… Я спросил её, узнаёт ли она меня; она ответила, что нет. Я задал ей ещё множество вопросов; ответы были столь же неутвердительны. Поведение людей, окружающих госпожу Чайковскую (в течение всей нашей беседы госпожа фон Ратлеф не отходила от больной), показалось мне довольно подозрительным. Они беспрестанно вмешивались в разговор, отвечали иногда за неё и объясняли всякую ошибку плохим самочувствием моей собеседницы.
Ещё раз должен подтвердить, и самым категоричным образом, что госпожа Чайковская не имеет никакого отношения к великой княжне Анастасии Николаевне. Если ей и известны какие-то факты из жизни императорской фамилии, то она почерпнула их исключительно из книг. К тому же её знакомство с предметом выглядит весьма поверхностным. Это моё замечание подтверждается тем, что она ни разу не упомянула какой-нибудь детали, кроме тех, о которых писала пресса».
Оспорить Волкова было невозможно. Но госпожа Ратлеф постаралась создать собственную версию встреч «Анастасии» с царским камердинером, как, впрочем, и с другими лицами, приезжавшими для опознания «царской дочери». В этих «воспоминаниях» имеется много душераздирающих подробностей, известных только госпоже Ратлеф, но о которых почему-то умалчивают все остальные свидетели, в них много умилительного сюсюканья, но нет главного — правды…
Между тем уцелевшие члены семьи Романовых, рассеянные по разным странам Европы, не оставляли надежды, что «Анастасия» всё же действительно является чудесно спасшейся царской дочерью. По просьбе великой княгини Ольги Александровны, сестры Николая II, летом 1925 г. в Берлин отправился француз Пьер Жийяр — бывший воспитатель царевича Алексея. «Мы просим вас, — писала Жийяру великая княгиня, — не теряя времени, поехать в Берлин вместе с господином Жийяром, чтобы увидеть эту несчастную. А если вдруг это окажется наша малышка! И представьте себе: если она там одна, в нищете, если всё это правда… Какой кошмар! Умоляю, умоляю вас, отправляйтесь как можно быстрее! Вы лучше, чем кто бы то ни было, сумеете сообщить нам истину. Да поможет вам Бог!»
27 июля 1925 г. Пьер Жийяр и его жена вошли в палату Мариинской больницы в Берлине, где лежала страдающая многими болезнями «Анастасия». «Я задал ей по-немецки несколько вопросов, на которые она отвечала невнятными восклицаниями. В полном молчании мы с необычайным вниманием вглядывались в это лицо в тщетной надежде отыскать хоть какое-то сходство со столь дорогим нам прежде существом. Большой, излишне вздёрнутый нос, широкий рот, припухшие полные губы — ничего общего с великой княжной: у моей ученицы был прямой короткий нос, небольшой рот и тонкие губы. Ни форма ушей, ни характерный взгляд, ни голос — ничего не оставляло надежды. Словом, не считая цвета глаз, мы не увидели ни единой черты, которая заставила бы нас поверить, что перед нами великая княжна Анастасия. Эта женщина была нам абсолютно незнакома».
