Непомнящий Николаевич - 100 ВЕЛИКИХ ЗАГАДОК ИСТОРИИ
Так Татьяна или Анастасия? Сходство у неизвестной с царскими дочерьми всё-таки было. Среди русских эмигрантов, осевших в Берлине, началось волнение. Баронесса Буксгевден, состоявшая при семействе Николая II почти неотлучно с 1913 по 1918 г. и расставшаяся с ними только в Екатеринбурге, за полтора месяца до кровавого финала, 12 марта 1922 г. отправилась в клинику Дальдорф.
«Больная лежала в постели возле стены, неотрывно глядя в залитое светом окно, — вспоминает баронесса Буксгевден. — Услышав, что мы вошли, она укрылась одеялом, не желая, чтобы мы её разглядывали, и больше уже невозможно было уговорить её открыть лицо. Графиня Толстая объяснила мне, что незнакомка делает так всегда, когда кто-нибудь приходит к ней, но медсестра добавила, что она разговаривает иногда с госпожой Пойтерт, которая раньше тоже лежала в клинике, и что это единственный человек, кому она доверяет. Госпожа Пойтерт была здесь же. Они говорили по-немецки. Большую часть времени больная лежала, и, хотя врачи разрешали ей вставать, она всё равно предпочитала оставаться в постели.
Она была в ночной рубашке и белом жакете. Высокий лоб, волосы забраны назад и уложены совсем просто. Я решила заговорить с ней и попросила моих спутников отойти от кровати. Гладя её по голове, я обратилась к ней по-английски с тою же осторожностью, с какой стала бы беседовать с великой княжной, называя её, впрочем, вполне нейтральным „darling“ („дорогая“). Она не отвечала ни слова, видимо, не поняв ничего из того, что я говорила ей. Когда она на мгновение откинула одеяло, так, что я смогла рассмотреть её лицо, глаза её не выражали ничего, что показало бы мне, что меня узнали. Лоб и глаза её напомнили мне великую княжну Татьяну Николаевну, но стоило мне увидеть всё лицо, как сходство перестало казаться столь разительным.
Я постаралась оживить её воспоминания всеми возможными способами. Показала ей одну из иконок с датами правления Романовых, подаренных императором некоторым людям из свиты; потом перстень, принадлежавший некогда императрице — она часто носила его и подарила его мне в присутствии великой княжны Татьяны. Но эти вещи не вызвали в её памяти ни малейшего отклика. Она без интереса рассматривала эти предметы и только прошептала на ухо госпоже Пойтерт несколько слов.
Когда госпожа Пойтерт увидела, что незнакомка не отвечает и никак не обнаруживает, что узнаёт меня, она, видимо, желая „помочь“ ей, зашептала что-то по-немецки и принялась показывать фотографии императорской семьи, тыча при этом пальцем в императрицу и спрашивая у больной: „Это мама, правда?“ Но все эти попытки потерпели крах: больная продолжала молчать и лишь старалась спрятать лицо, закрываясь одеялом и руками.
Хотя верхней частью лица незнакомка отчасти похожа на великую княжну Татьяну, я всё-таки уверена, что это не она. Позже я узнала, что она выдаёт себя за Анастасию, но в ней нет абсолютно никакого внешнего сходства с великой княжной, никаких особенных черт, которые позволили бы всякому, близко знавшему Анастасию, убедиться в истинности её слов. Кстати замечу, что великая княжна Анастасия едва ли знала с десяток немецких слов и выговаривала их с неимоверным русским акцентом».
Забегая вперёд, отметим, что своё состояние в момент визита баронессы Буксгевден сама незнакомка описывала много лет спустя так: «Если бы вы знали, как невыносимо тяжело мне стало, когда вдруг появилось несколько русских, и среди них женщина, бывавшая раньше у нас при дворе! Они хотели меня видеть. Я стыдилась перед ними своего жалкого состояния. Я накрылась одеялом с головой и решила не говорить с ними…»
Баронесса Буксгевден вышла из палаты в полной уверенности, что разговаривала с самозванкой. Но не такого мнения были некоторые другие русские эмигранты — чуда хотелось многим. Барон фон Клейст и его супруга, у которых «сердце обливалось кровью при виде молодой женщины, которая была, быть может, дочерью государя!», добились разрешения забрать больную из клиники к себе домой. 30 мая 1922 г. незнакомка перебралась в дом Клейстов по Нетельбекштрассе, 9.
Первое свидание с незнакомкой шокировало добросердечную баронессу Клейст: придя за больной, она увидела, как та вырывает сама себе передние зубы и что у неё уже не хватает многих зубов. Впрочем, позднее незнакомка объяснила, что вынуждена была это сделать, поскольку её передние зубы шатались из-за удара прикладом, якобы полученного в Екатеринбурге. Вдобавок, оказалось, что она страдает чахоткой и туберкулёзом костей. Несчастная являла собой самое жалкое зрелище, и русские эмигранты, приходившие к Клейстам повидать «царскую дочь», уходили от них совершенно растерянными. Вдобавок «Анни», как стали называть в доме Клейстов незнакомку, объявила с таинственным видом, что у неё где-то есть сын, которого можно узнать «по белью с императорскими коронами и золотому медальону»…
Одни из эмигрантов, приходивших к Клейстам посмотреть на «чудесно спасшуюся великую княжну», убеждались, что перед ними просто несчастная больная женщина. Другие, зачарованные фантастической историей и жаждавшие чуда, окружили «Анни» благоговейным почтением. Вокруг бывшей пациентки сумасшедшего дома формировалась атмосфера исключительности. Эмигранты приносили ей фотографии и книги об императорской фамилии, а Клейсты демонстрировали её гостям, как ярмарочную диковинку. В такой атмосфере «великая княжна», наконец, дозрела до решительных шагов…
«20 июня 1922 г., — вспоминал барон фон Клейст, — женщина, которую я забрал из сумасшедшего дома, пригласила меня к себе в комнату и в присутствии моей супруги, баронессы Марии Карловны фон Клейст, попросила у меня защиты и помощи в отстаивании своих прав. Я заверил её в том, что готов находиться в полном её распоряжении, но только при условии, что она откровенно ответит на все мои вопросы. Она поспешила уверить меня в этом, и я начал с того, что спросил, кто она на самом деле. Ответ был категорический: великая княжна Анастасия, младшая дочь императора Николая II.
Затем я спросил её, каким образом ей удалось спастись во время расстрела царской семьи и была ли она вместе со всеми.
„Да, я была вместе со всеми в ночь убийства, и, когда началась резня, я спряталась за спиной моей сестры Татьяны, которая была убита выстрелом. Я же потеряла сознание от нескольких ударов. Когда пришла в себя, то обнаружила, что нахожусь в доме какого-то солдата, спасшего меня. Кстати, в Румынию я отправилась с его женой, и, когда она умерла, решила пробираться в Германию в одиночку. Я опасалась преследования и потому решила не открываться никому и самой зарабатывать на жизнь. У меня совершенно не было денег, но были кое-какие драгоценности. Мне удалось их продать, и с этими деньгами я смогла приехать сюда. Все эти испытания настолько глубоко потрясли меня, что иногда я теряю всякую надежду на то, что придут когда-нибудь иные времена. Я знаю русский язык, но не могу говорить на нём: он пробуждает во мне крайне мучительные воспоминания. Русские причинили нам слишком много зла“».
Дополнительные сведения позднее дала Клейсту графиня Зинаида Сергеевна Толстая:
«2 августа нынешнего (1922. — Прим. авт.) года женщина, называющая себя великой княжной Анастасией, рассказала мне, что её спас от смерти русский солдат Александр Чайковский. С его семьёй (его матерью Марией, восемнадцатилетней сестрой Верунечкой и младшим братом Сергеем) Анастасия Николаевна приехала в Бухарест и оставалась там до 1920 г. От Чайковского она родила ребёнка, мальчика, которому сейчас должно быть около трёх лет. У него, как и у отца, чёрные волосы, а глаза того же цвета, что у матери. В 1920 г., когда Чайковский был убит в уличной перестрелке, она, не сказав никому ни слова, бежала из Бухареста и добралась до Берлина. Здесь она сняла комнату в небольшом пансионе на Фридрихштрассе, названия его она не знает. Ребёнок, по её словам, остался у Чайковских, и она умоляла помочь ей найти его».
Что произошло дальше? Очевидно, что Клейсты окончательно убедились, что перед ними самозванка. Во всяком случае, спустя два дня после заявления «Анастасии» о намерении «отстаивать свои права», она оказалась на улице. Биографы самозванки утверждают, что она покинула дом Клейстов сама, но в то же время известно, что Клейсты не горели желанием снова приютить её.
Через три дня после бегства «Анастасии» из дома Клейстов её встретил инженер Айнике, тот самый, который приезжал к ней в клинику в Дальдорф вместе с ротмистром Швабе. «Анастасия» как раз выходила из дома, где жила её наперсница и бывшая соседка по палате — Мария Пойтерт. На все расспросы Айнике «Анастасия» не отвечала, замкнувшись в себе.
Какое-то время «Анастасия» жила у Айнике, затем её взял на попечение важный немецкий чиновник: доктор Грунберг, инспектор полиции. Это было уже серьёзно: судьбой самозванки заинтересовались власти.
