Д. Михневич - Календарь антирелигиозника на 1941 год

Сами церковники и их хозяева-богачи никогда не соблюдали постов или же услаждали себя обильными «постными» кушаньями.

Крестьянское восстание против попов и монахов

В 1735 г. крестьяне села Смородинного, близ курского Знаменского Богородицкого монастыря, жаловались синоду на архимандрита и монахов. Оказывается, те превратили монастырь в публичный дом, «Архимандрит Митрофан, — говорилось в жалобе, — чинит неподобные дела, сбирает с крестьян неположенные деньги и строит на них забавные светлицы и потешные покои, держит в них крестьянских женок и прелюбодействует с ними, ездя к ним по ночам с иеродиаконом Александром и другими своими согласниками. Устраивает забавные банкеты с играми в гудки и скрипки, скачками и плясками и ест все мясное, На монастыре построил ненужные деревянные хоромы с поземными покоями и гульбищем наверху, а лес для них заставлял крестьян привозить за двести верст».

Дальше шло описание неслыханных монастырских поборов с крестьян. Всего было выдвинуто против архимандрита Митрофана 89 обвинений.

Жалоба ни к чему не привела. Синод считал разврат монахов и грабежи обычным делом. Тогда доведенные до отчаяния крестьяне восстали. Монастырское гнездо они смели с лица земли.

Из Курска послали военную команду на усмирение, но крестьяне держались четыре года, В 1740 г. против крестьян села Смородинного снова послали поенную силу. Большое село было уничтожено. Тридцать крестьян казнили после зверских пыток.

Что касается архимандрита Митрофана, то синод ограничился «отобранием подписки и добропорядочном впредь содержании себя».

Митрофан был крупным помещиком, служил раньше в армии капитаном, и все ему сходило с рук.

(«Документы и дела архива синода», т. 16, стр. 17–26).

Церковь оправдывала порку крепостных

В 1862 г. царское правительство создало комиссию по вопросу об отмене телесных наказаний для крестьян. Представителем духовного ведомства в этой комиссии был московский митрополит Филарет. Он подал свое особое мнение «о телесных наказаниях с христианской точки зрения».

Приведем наиболее яркие отрывки из рассуждений главы православной русской церкви.

«…Какое может быть правильное воззрение на телесные наказания со стороны христианства?

При рассмотрении сего вопроса прежде всего надо иметь в виду, что Христос-спаситель создал церковь, а не государство… И посему государство не всегда может следовать высоким правилам христианства и имеет свои правила, не становясь через то недостойным христианства».

Из этого отрывка следует, что церковь не возражает против телесных наказаний, против палок и розог для крестьян. Больше того, митрополит Филарет прямо одобряет телесные наказания, ссылаясь на библию.

«Некоторые полагают, — писал он, — что телесные наказания действуют разрушительно на народную нравственность. Нельзя думать, чтобы господь бог через Моисея узаконил телесные наказания виновному: „числом четыре десять ран да наложат ему“ („Второзаконие“, гл. XXV, стих 3) с тем, чтобы это разрушительно действовало на нравственность еврейского народа».

Как видно из этого отрывка, сам господь бог тоже был сторонником розог и палок!

«Итак, по христианскому суждению, телесное наказание само по себе не бесчестно», — заканчивает свое писание этот святоша.

Телесные наказания для крестьян были сохранены. Их отменили только в начале XX в. под давлением революционного движения народных масс.

Об иконах

Почитание икон началось у христиан не ранее II в. Оно было заимствовано из языческих религий, где существовало поклонение изображениям богов. Некоторые дохристианские изображения богов христиане превратили в своих «святых». Примером могут служить иконы Христофора с головой собаки. Установлено, что под именем Христофора христиане почитают собакоголового египетского бога Анубиса. Некоторые православные иконы изображают «святого» Зосиму в виде улья-колоды. Это, несомненно, пережиток древнеславянского изображения божества пчеловодства.

Еще древние язычники вешали на стены храмов и на статуи богов изображения рук, ног, глаз и т. п., будто бы исцеленных этими богами. Христиане стали поступать также. На некоторых своих иконах они стали изображать «исцеленные» члены. Отсюда появились нелепые иконы разных «троеручиц».

Считая свои иконы богами, христиане украшают их драгоценностями. Католики, например, обряжают статуи «мадонн» в роскошные платья, украшают драгоценными ожерельями, перстнями и т. п., увенчивают золотыми коронами; щеки и губы мадонн ксендзы покрывают румянами. Православные церковники украшают свои иконы дорогими «ризами», вделывают в них драгоценные камни.

Верующие наивно думают, что иконы могут помочь в хозяйстве, охранить от болезней, снасти от пожаров. Некоторые иконы церковники выдают за особенно могущественные, «чудотворные». Особенно много сфабриковано «чудотворных» икон сказочной богородицы. Этих икон около трехсот. Обманывая верующих, попы уверяют, будто «калужская» богородица спасает от моровой язвы, «неопалимая купина» — от пожара, «спорительница хлебов» — от неурожая, и т. д. «Владимирская» и некоторые другие иконы выдавались за охранительниц княжеской и царской власти.

Статуэтка древнеегипетского бога Анубиса

Икона христианского «святого» Христофора

Каждый здравомыслящий человек понимает, что никаких «чудес» иконы не могут делать, что они — творения рук человека, сделаны из самых обычных досок и самыми обыкновенными красками. На иконах богомазы нередко по заказу рисовали изображения помещиков, капиталистов, их жен и любовниц. На иконах изображали князей и царей, чтобы внушить в народе почтение к ним. Лишь предрассудки, суеверия и многовековый поповский обман мешают верующему человеку видеть, что, поклоняясь иконам, он поклоняется раскрашенным доскам.

При советской власти контрреволюционные элементы не раз подстраивали всякие «чудеса» с иконами («обретения», «обновления», «явления» и т. п.), чтобы использовать мнимые «чудеса» в подлых целях.

Религия, благодаря своему учению о необходимости отвергать и презирать всякие земные блага и самой слепой, чисто собачьей покорности, сделалась самой испытанной опорой безграничного деспотизма.

Канитель

(Рассказ А. П. Чехова)

На клиросе стоит дьячок Отлукавин и держит между вытянутыми, жирными пальцами огрызенное гусиное перо. Маленький лоб его собрался в морщины, на носу играют пятна всех цветов, начиная с розового и кончая темносиним. Перед ним на рыжем переплете Цветной Триоди[12] лежат две бумажки. На одной из них написано «о здравии», на другой — «за упокой», и под обоими заглавиями по ряду имен… Около клироса стоит маленькая старушонка с озабоченным лицом и с котомкой на спине. Она задумалась.

— Дальше кого? — спрашивает дьячок, лениво почесывая за ухом. — Скорее, убогая, думай, а то мне некогда. Сейчас часы читать[13] стану.

— Сейчас, батюшка… Ну, пиши… О здравии рабов божиих: Андрея и Дарьи со чады… Митрия, опять Андрея, Антипа, Марьи…

— Постой, не шибко… не за зайцем скачешь, успеешь.

— Написал Марию? Ну, теперя Кирилла, Гордея, младенца новопреставленного Герасима, Пантелея… Записал усопшего Пантелея?

— Постой… Пантелей помер?

— Помер… — вздыхает старуха.

— Так как же ты велишь о здравии записывать? — сердится дьячок, зачеркивая Пантелея и перенося его на другую бумажку. — Вот тоже еще… Ты говори толком, а не путай. Кого еще за упокой?

— За упокой? Сейчас… постой… Ну, пиши… Ивана, Авдотью, еще Дарью, Егора… Запиши… воина Захара… Как пошел на службу в четвертом годе, так с той поры и не слыхать…

— Стало-быть, он помер?

— А кто ж его знает! Может, помер, а может и жив… Ты пиши…

— Куда же я его запишу? Ежели, скажем, помер, то за упокой, коли жив, то о здравии… Пойми вот вашего брата!

— Гм!.. Ты, родименький, его на обе записочки запиши, а там видно будет. Да ему все равно, как его ни записывай: непутящий человек… пропащий… Записал? Таперя за упокой Марка, Левонтия, Арину… ну, и Кузьму с Анной… болящую Федосью…

— Болящую-то Федосью за упокой? Тю!

— Это меня-то за упокой? Ошалел, что ли?

— Тьфу! Ты, кочерыжка, меня запутала! Не померла еще, так и говори, что не померла, а нечего в за упокой лезть! Путаешь тут! Изволь вот теперь Федосью херить и в другое место писать… всю бумагу изгадил! Ну, слушай, я тебе прочту… О здравии Андрея, Дарьи со чады, паки Андрея, Антипия, Марии, Кирилла, новопреставленного младенца Гер… Постой, как же сюда этот Герасим попал? Новопреставленный, и вдруг — о здравии! Нет, запутала ты меня, убогая! Бог с тобой, совсем запутала!