Бхагаван Раджниш - Возвращение к истоку. Передача светильника
Дзен - это сама сущность творчества. В дзене вы можете делать все что угодно - святым будет каждое ваше действие. Вопрос не в том, что вы делаете; все дело в том, осознаете вы ваши действия или не осознаете.
Дзен сместил все акценты. Каждая религия говорит: «Это верно, то неверно. Делай так, не делай эдак». Они указывают вам на какие-то действия, определяя их как правильные, и на другие действия, определяя их как неправильные. Но это какой-то детский сад, потому что любое действие в одних обстоятельствах может быть верным и в других - неверным.
Нельзя клеймить то или иное действие как правильное или неправильное. Но как же тогда решить, что морально, а что аморально, что должно сделать, а что нельзя делать? Дзен не решает вообще. Дзен просто говорит: «Осознавайте все, что делаете. Если ваша осознанность остается непоколебимой во время ваших действий, значит, все правильно. Если же, чтобы выполнить действие, вам приходится потерять осознанность, значит, что-то неправильно». Решающий момент ушел вовнутрь; в дзене он направлен не на внешний объект, а на вашу субъективность.
Того же понимания я жду от вас: ни одно действие само по себе не может быть правильным или неправильным, ни один человек ни благ, ни порочен. Все зависит от осознанности.
Мне вспомнился один выдающийся мистик по имени Нагарджуна. Он жил голым. Из всей собственности у него была лишь чаша для подаяний. Однако он, возможно, был величайшим гением в отношении ума: острота его мысли несравнима. Его учениками были императоры, императрицы, философы.
Одна императрица была очень предана ему, и к его очередному приходу в столицу ее владений она подготовила ему в подарок золотую чашу для подаяний, инкрустированную брильянтами. Когда он пришел во дворец за подаянием, она сказала:
- Ты должен мне кое-что пообещать.
- Ты просишь слова голого человека, у которого за душой нет ничего, кроме его чаши для подаяний, - напомнил он императрице.
- Я знаю, - сказала она. - Я как раз прошу тебя отдать мне эту чашу.
- Бери, - ответил он.
- Но это лишь полдела. Взамен я дам тебе новую чашу, и ты примешь ее.
- Хорошо, - снова согласился он, - мне подойдет любая чаша.
Он понятия не имел, что скрывала она от него чашу из чистого золота, усеянную самыми дорогими брильянтами.
Нагарджуна принял чашу и отправился к себе, на развалины древнего монастыря. По пути его увидел вор, но когда он заметил, что тот нес в руках, то просто обомлел: чаша для подаяний сияла, как звезды в ночном небе, а держал ее голый человек - тоже, конечно, по-своему прекрасный и великолепный. Но как же такая чаша оказалась у него? Сколько она у него пробудет? Кто-нибудь обязательно утащит ее, так почему бы не я?
Вор пошел следом за Нагарджуной. Дойдя до развалин монастыря, Нагарджуна вошел в свою келью, в которой из мебели было лишь одно окно да четыре стены. Вор остался снаружи, спрятавшись под окном. Он знал, что буддисты едят только раз в день, поэтому сейчас этот голый пообедает, затем ляжет вздремнуть - ненадолго, но вору этого будет вполне достаточно. А вокруг уже с добрую тысячу лет не было ни души.
Однако прежде, чем дать вору возможность утащить чашу, Нагарджуна, покончив с едой, взял и выкинул чашу в окно, прямо туда, где прятался вор. Вор опешил. Он был в шоке. На мгновение он пришел в замешательство, не зная, что теперь делать. Этот голый поел да выбросил свою безумно дорогую чашу, как если бы это была никому не нужная безделушка - да еще бросил прямо в мою сторону! Тогда вор поднялся, заглянул в окно и спросил Нагарджуну:
- Могу я зайти и задать тебе вопрос?
- Я выбросил чашу только для того, чтобы привести тебя ко мне, - ответил Нагарджуна. - Заходи. Чаша твоя, не волнуйся. Я отдаю ее тебе сам, чтобы тебе не пришлось ее красть. Считай это подарком. Я ведь бедняк. У меня ничего больше нет, только вот эта чаша, но и она у меня ненадолго задержится, потому что ведь мне нужно спать иногда, и тогда кто-нибудь обязательно ее украдет, так что ты избавишь меня от многих неприятностей. Ты шел за мной от самой столицы, я видел тебя. Сегодня жаркий день, ты устал. Пожалуйста, не отказывайся. Бери ее.
- Странный ты тип, - удивился вор. - Неужели ты не догадываешься, сколько стоит эта чаша?
- С тех пор, как я познал себя, ничто для меня не имеет цены, - сказал Нагарджуна.
Вор посмотрел на Нагарджуну и сказал:
- Тогда я попрошу тебя подарить мне кое-что еще. Научи меня, как мне получить это знание, рядом с которым эта драгоценная чаша превращается в обычную жестянку.
- Все очень просто, - сказал Нагарджуна.
- Прежде чем ты продолжишь, - сказал вор, - позволь мне представиться: я очень известный вор.
- Скажи мне, кто не вор? - сказал Нагарджуна. - Пусть тебя не волнуют такие мелочи. В этом мире каждый человек - вор, потому что каждый приходит сюда голым, но потом каждый чем-то завладевает. Все - воры, так что успокойся. Вот почему я живу голым. Все в порядке. Лишь делай хорошо то, что ты делаешь. Запомни одно: когда ты воруешь, будь осознанным, будь внимательным, будь наблюдательным. Если забываешь наблюдать, не воруй. Запомни это простое правило.
Вор сказал:
- Кажется, все просто. Когда я снова могу к тебе прийти?
- Я буду здесь еще две недели. Приходи, когда хочешь, только сначала попробуй то, что я сказал.
Две недели вор старался изо всех сил быть осознанным и понял, что в мире нет ничего сложнее. Однажды он забрался в самый дворец, отпер замок сокровищницы, но стоило ему прикоснуться к драгоценностям, как он тут же потерял осознанность. При этом он был честен с собой. Поэтому каждый раз он уходил ни с чем - он не мог ничего унести. Но вот в чем была сложность: когда он был осознанным, в нем не было ни малейшего желания что-либо красть; когда же он терял осознанность, то хотел унести сразу все.
В конце концов он пришел к Нагарджуне и сказал:
- Ты всю мою жизнь пустил псу под хвост! Я больше не могу воровать!
- Это не моя проблема, - сказал Нагарджуна. - Сам разбирайся. Если хочешь продолжать воровать, забудь про осознанность.
Но вор признался:
- Эти несколько мгновений осознанности стали мне так дороги. Я еще никогда не чувствовал себя таким спокойным, таким мирным, таким тихим, таким блаженным. Императорские сокровища показались мне безделушками по сравнению с богатством этих мгновений. Теперь я понимаю, что ты имел в виду, говоря, что с тех пор, как ты познал себя, ничто для тебя больше не имеет ценности. Я не могу перестать учиться осознанности. Я отведал несколько капель того нектара, который ты, должно быть, пьешь непрерывно. Позволишь ли ты мне стать твоим учеником и последовать за тобой?
- Я с самого начала знал, что так и будет, - сказал Нагарджуна. -Я уже посвятил тебя в тот самый день, когда ты увязался за мной. Ты думал, что идешь украсть у меня эту штуковину, а на самом деле, это я украл тебя. Так что мы с тобой коллеги!
Никогда не волнуйтесь ни о чем, кроме одного: кроме того, что являет собой суть всей религии, и это - осознанность. Став осознанными, вы увидите, куда ведет вас ваша жизнь, куда идет любая жизнь. Вы почувствуете, что только так можно пребывать в спокойствии, в гармонии с существованием, только так можно растворить себя в целом.
Так что помните об этом, чем бы вы ни занимались - играете ли вы в театре, варите ли вы обед, моете ли вы посуду.
У меня был один ученик-немец по имени Гунакар. Он очень спешил стать просветленным - как любой другой немец! Пока он был со мной, разумеется, он не мог стать просветленным, потому что я был рядом, и он не мог просто объявить себя просветленным, ведь он знал, что еще не просветлен. Однако когда он вернулся обратно к себе в Германию, он тут же объявил, что испытал просветление. И сразу начал писать длинные-предлинные письма политикам, религиозным деятелям, послам при ООН, президентам, премьер-министрам, в которых советовал им, как можно изменить этот мир к лучшему. Потом кто-то сообщил мне, что Гунакар стал просветленным. Я позвонил ему, и он приехал ко мне. Я спросил его:
- Гунакар, это правда?
- Нет, неправда. Но когда я еду домой в Германию, меня так и тянет... потому что, раз другие немцы ничего не знают о просветлении, я могу наплести им что угодно, но здесь я так не могу. Странно все это. Люди приезжают сюда, чтобы найти просветление, а я -чтобы потерять. Просветленным я остаюсь в Германии.
И так он три-четыре раз сначала становился просветленным, и наоборот. Затем в течение нескольких лет - почти пяти лет, пока я был в Америке, - я ничего о нем не слышал. Я уже начал беспокоиться, что вдруг он и в самом деле стал просветленным и боится теперь показаться мне на глаза. Но нет, в реальности все оказалось иначе. Всего пару дней назад один человек рассказал мне, что он встретил Гунакара в немецкой коммуне - он там мыл посуду. И этот человек знал, что Гунакар уже много раз становился просветленным. Он спросил Гунакара:
