Элдерсон Дуг - Хранители откровений. Странствия во имя коренных американцев и Земли
Мне было лестно, что Медвежье Сердце попросил меня помочь его семье вынести еду, поднесенную для него. Такой же честью для меня было разрешение на общих со всеми правах войти в шатер. Время от времени старейшины и танцоры обращались к племени с обетами или посланиями.
Один пожилой человек выполнял обет сына, умершего два года назад. Ранний уход из жизни помешал ему выполнить обычный долг и принять участие в танце — минимум четыре раза за всю жизнь. Отец делал это за него. Другой танцор обратился к нам со словами:
— Я не сильно говорю по-английски. Я старый больной человек, всю жизнь говоривший на языке шайенов. Но сегодня молодые люди все меньше и меньше учат этот язык, так что я скажу на английском...
Послание его было двойственным: чтобы молодые смогли понять его, он говорил по-английски, но его печалило то, что его родной язык постепенно забывается людьми племени.
Когда солнце вошло в зенит, танец и звуки музыки усилились до предела. Внезапно танцующие покинули шатер, а затем вошли в него снова с четырех направлений. Они стояли в центре, играя на свирелях, и семьи приходили и забирали участников ритуала оттуда. Физический танец закончился, но духовный танец продолжал свое движение. Мы вернулись в лагерь, и Медвежье Сердце накинул мне на плечи пендлтонское шерстяное одеяло в зеленую, синюю и красную полоски.
— Теперь ты мой племянник, — объявил он. Мы крепко обнялись, у меня дрожало сердце. — Теперь у тебя много родственников.
К нам подошла пожилая шайенская женщина. Сквозь длинные ее волосы пробивалась седина, но на лице сияла молодая улыбка.
— Это моя мать, — сказал Медвежье Сердце. Я почему-то сразу понял, что он говорит о приемной матери. — Теперь она твоя бабушка.
Женщина кивнула и улыбнулась. Наконец я понял, что меня здесь принимают — целиком и полностью.
Ко мне подошел ее сын, мой новый дядя, которого звали Твердой Ногой из-за хромоты. Мы разговаривали. Он рассказал, что в Таосе, в Нью-Мексико, есть место, которое мне обязательно стоит посетить. Там жила многочисленная община индейцев, среди которых было немало искателей вроде меня. Он спросил, могу ли я отвезти его туда. Я сам удивился тому, как быстро я согласился. Медвежье Сердце поддержал эту идею, но просил меня на обратном пути заглянуть к нему и побыть некоторое время.
Мы прощались долго, с объятиями и слезами. Эти четыре дня навсегда останутся в моем сердце. Для меня присутствие на том празднике жизни было довольно серьезным испытанием. И я знал, что для Медвежьего Сердца это было не легче — он рисковал, приглашая иноземца на церемонию, скрытую от посторонних глаз. Он стал для меня мостом, соединившим мою жизнь с жизнью коренных американцев, он помог мне понять их культуру и образ жизни, помог встать на путь просветления. При этом многие индейцы неоднозначно воспринимали роль, которую он взял на себя.
Я выехал с моим новым дядей под вечер, становилось неожиданно холодно, а печка в моем автомобиле, как назло, была неисправна. Я укрыл ноги полосатым шерстяным одеялом, и мы начали пробираться сквозь ночной туман Оклахомы дальше на запад.
Глава 3
Учения Таоса
— Знаешь, я вот тут рядом с тобой еду, а ты меня всю дорогу игнорируешь, — угрюмо причитал Твердая Нога, пока мы ехали в Таос. Я, как обычно, за рулем думал о каких-то отвлеченных, далеких вещах. — Ты думал, что я сплю, а я все это время пытался понять тебя, — не унимался он. — Я думаю, ты слишком глубоко засел здесь (он пальцем коснулся моей головы), а здесь тебя давненько не бывало (он ткнул мне в грудь в области сердца).
Твердая Нога рубил с плеча:
— Ты еще ребенок. Тебе нужно многое понять о нашем образе жизни. — И затем, словно добивая меня, добавил: — Если ты можешь чему-то научить меня, я не отстану от тебя до самой Флориды!
После небольшой паузы, когда я уже все проглотил, он смягчился.
— Я уже многим вроде тебя помог понять нашу жизнь. Сейчас я шайенский пес войны, но до этого был одним из первых хиппи.
Он улыбнулся. Я взглянул на него, улыбнувшись в ответ. Его замечания относительно меня хотя и были немного странными, но он постарался высказать их в конструктивном ключе.
Твердая Нога на собственном примере научил меня кое-чему еще: как преодолевать дискомфорт. Автомобиль «фольксваген „Жук“», мягко говоря, не очень подходит для людей с ослабленной ногой и многочисленными травмами бедра, полученными как раз в результате автокатастрофы. На его точеном коричневом лице часто возникало выражение боли, особенно когда он садился в машину или выходил из нее, но он ни разу не жаловался на это. В конце концов, он был «псом войны».
В Таосе Твердая Нога принялся доказывать мне, что когда-то он и вправду был «первым хиппи». Он организовал мне экскурсию по не-индейским сообществам, основанным на местных традиционных учениях, провел меня по местам, которые несколько лет назад окрестили «хипповскими общинами». В некоторых общинах люди строили сооружения в духе пуэбло и коммунальные комнаты в стиле кива. В одной общине, однако, люди пользовались парником — не очень-то традиционным сооружением — для выращивания марихуаны. Следует отметить, что получалось у них это хорошо.
Следующей достопримечательностью на нашем пути был причудливый архитектурный элемент, дань современности, Таос Пуэбло — он весьма внушительно возвышался прямо напротив горы Таос. Эти двух- и трехэтажные комплексы были старейшими в Новом Свете. Пыльные улицы простирались в тысячах направлений, напоминая о современных развязках в крупных городах. Пораженный этим зрелищем, я не заметил, как отстал от Твердой Ноги — так же, как в детстве я отбивался от матери, когда она брала меня с собой в крупные магазины.
Вскоре я оказался на грязной, очевидно заброшенной улице. Мимо волочились запыленные собаки, лишь изредка лениво посматривая на незнакомого им человека. Кроме меня на улице было только две живые души — их небольшие фигурки жались друг к другу за углом одного из домов. Подойдя ближе, я различил в них молодую пару. Увидев меня, девушка тихо вскрикнула, и парень тут же обхватил ее руками и прикрыл лицо.
— Тебе здесь не стоит находиться, — сказал он мне строго.
Меня его слова заинтриговали, но я решил извиниться и отправился назад. Я не видел, чтобы где-нибудь висел знак, запрещающий проход по этой улице. Более того, эти «дети» показались мне очень старыми, хоть и не были похожи на пару престарелых гномов.
Позже, когда я рассказал об этом Твердой Ноге, он сказал, что, скорее всего, знает, кто были эти люди, но не стал вдаваться в детали. А у меня появилась еще одна загадочная пища для размышлений.
На заходе солнца Твердая Нога повел меня к долине Рио Гранде, уже за пределами города. Вскоре мы сидели вокруг костра в компании нескольких индейцев и обычных, вроде меня, американцев. Каждый по очереди пел традиционные индейские песни под звуки барабана, сделанного из кактуса. Они дружили уже много лет подряд, и мне было радостно видеть, как крепок их союз.
Ритм барабана был энергичным и не менялся от песни к песне. Пели, как обычно, высокими голосами, со скоростью пулемета повторяя странные последовательности слов и отдельных слогов. Именно интенсивный характер этой музыки позволял всем участникам продержаться до утра и не впасть в объятия Морфея. Я наклонился к дяде и спросил, можно ли мне как-то научиться петь эти песни. Он усмехнулся.
— Ты здесь и двух дней не пробыл, а уже хочешь научиться петь? Нет, так не пойдет. Ты еще ребенок, — он посмеивался над тем, что я задаю слишком много вопросов, сидя в кругу полузнакомых людей у костра. Он сказал, что все эти вопросы и ответы — из другой оперы, и для индейцев это не свойственно.
Когда пение закончилось, мы с дядей отправились в гости к двум индейцам в Таос. К моему ужасу, они открыли бутылку виски и пустили ее по кругу. Прошло еще несколько часов. Они не спали сами и не позволяли мне. Я отказался от выпивки, и мне, в общем-то, повезло, что они силой не стали вливать содержимое бутылки мне в глотку. Тогда я впервые заметил, что пьющие чувствуют себя некомфортно в присутствии трезвых, словно возникает некое неравенство, которое нужно любой ценой сгладить.
Один из новых приятелей, его звали Фред, сказал, что завтра нужно заплатить за квартиру и для этого нужно завершить один заказ — что-то выковать из серебра — но он пальцем об палец не ударил. Под утро он завел серьезный разговор о традиционной деревне пуэбло, в которой он жил когда-то. Внезапно Фред повернулся ко мне со словами:
— Ты меня туда отвезешь? Я уже несколько недель не видел своих стариков!
Моя память тут же выстрелила в сознание эпизод из прошлого. Я вспомнил ночь — это случилось еще в школьные годы — была вечеринка с друзьями, и вдруг один крикнул: «Эй, а пойдем-ка в Дисней-Уорлд! Я там еще ни разу не был!» Невзирая на то, что была полночь и Орландо находился в шести часах езды от нашего города, мы забились в микроавтобус — как сейчас помню, это был хипповский «фольксваген» — и всю ночь гнали до места. Уже светало, когда мы оказались у ворот сюрреалистичного «Волшебного Королевства». Даже хорошо выспавшемуся и трезвому человеку это место показалось бы очень странным. После этого путешествия мелодия «Это крохотный мир» еще несколько дней эхом раздавалась в моей голове — этакое посттравматическое похмелье от Микки и его друзей.
