Радханатха Свами - Путешествие домой
Услышав этот жуткий рассказ, я почувствовал, как все мое тело охватила дрожь. Я придвинулся ближе к рассказчику и стал слушать дальше.
«Но этот злобный мистик продолжает существовать по сей день; просто у него теперь нет физического тела. Сейчас он руководит своими учениками из астрального плана, направляя их ко мне для отмщения. Они все время охотятся за мной. Я не могу нигде остановиться надолго, потому что через считанные недели они находят меня и начинают терроризировать».
Буря снаружи начала стихать. В наступившей тишине Васудева вздохнул: «Так, вопреки собственному желанию и природе, я стал нищим странником. Я знаю, что, если искренне предаться Богу, Он защитит меня, но, пока этот день не настал, я вынужден спасаться бегством, скрываясь под одеждами святого человека».
Сверчки завели свою песню. Васудева внимательно посмотрел мне в глаза: «Прости, что я рассказываю тебе все это. Я держал в себе эту тайну долгие годы, и мне просто необходимо было с кем- то поговорить. Знаешь, Ричард, я никого не виню. В конечном счете, я сам во всем виноват».
Я не мог взять в толк, в чем же его вина, и попросил, чтобы он объяснил это.
Тогда Васудева с непритворным смирением стал говорить, что все его невзгоды — результат дурной кармы, тянущейся из прошлой жизни. «Я не знаю, чем заслужил столь ужасную участь, — заключил Васудева, — но точно знаю, что это справедливо. И еще я знаю, что, если я с честью пройду это испытание и предамся Богу, Он спасет меня».
Дрожащей рукой Васудева взял меня за руку, обращаясь ко мне с последней просьбой: «Ты — мой друг, и я должен предостеречь тебя. Ты должен оставить меня, пока сам не впутался в неприятности. Если завтра утром тебя здесь не будет, я все пойму. Брат мой, прошу тебя, будь предельно осторожен в поисках своего пути. Ты отдаешь себя на милость могущественных людей, но далеко не все из них по-настоящему святы. И еще, прошу, помолись за меня».
Мы сидели в тишине. Я не мог произнести ни слова. Из того, что я уже успел увидеть в Индии, я знал, что многие гуру обладают огромным могуществом, позволявшим им побудить учеников выполнить любое свое приказание. Откровенный рассказ моего спутника напугал меня гораздо сильнее, чем нападение бешеных псов. Тех, по крайней мере, было видно, и от них можно было защититься. Но как дать отпор невидимым силам зла, которые готовы напасть на ничего не подозревающего человека, пытающегося следовать духовным путем?
Васудева лег спать на землю, положив руку под голову вместо подушки. Мне же было не до сна. Сквозь оконный проем я смотрел на небо. Из-за облаков порой показывались звезды, но луны видно не было. Рядом со мной беспокойно ворочался во сне Васудева. Готов ли я разделить с ним все тяготы и ужасы его жизни? От одной этой мысли меня бросило в дрожь. Помочь ему может только моя молитва. И это все, о чем он сам просил меня. Пока Васудева метался, ворочался и стонал во сне, я ушел в ночь, молясь о том, чтобы выбранный мною путь был безопасным и чтобы Васудева тоже обрел когда-нибудь мир и покой.
Мой путь продолжал преподносить мне сюрпризы, приятные и не очень, но каждый такой опыт как бы позволял мне заглянуть в другие миры, которые вполне могли бы оказаться моей судьбой, пойди я этой дорогой.
Большинство садху, которые радушно приветствовали меня по возвращении в Джанакпур, по возрасту годились мне в дедушки. Поэтому я был удивлен, когда во время молитвы в храме Джанаки ко мне подошел молодой студент из Непала, назвавшийся Вишну Прасадом. Хорошо одетый, круглолицый, очень вежливый, он так обрадовался при виде западного юноши, ведущего образ жизни садху, что тут же пригласил меня к себе в гости в деревню Брахмапур. Его дом походил на прекрасный ашрам, а о благосостоянии семейства свидетельствовали красивая обстановка, ковры, утварь из бронзы и цветники, разбитые вокруг дома. Едва я переступил порог, мать и отец Вишну Прасада сердечно поприветствовали меня и усадили за стол, уставленный блюдами из овощей со всевозможными приправами и риса, сдобренного топленым маслом. В этом гостеприимном доме я провел несколько дней.
Дяди, тети и двоюродные сестры и братья — все мирно уживались под одной крышей, и я ни разу не слышал, чтобы кто-то раздраженно повышал голос на другого. За все время пребывания у них я не видел ничего, кроме проявлений искреннею уважения и любви друг к другу. По утрам дети почтительно касались стоп своих родителей, а родители в ответ благословляли их. Независимо от возраста, все дети, даже подростки, беспрекословно слушались старших, а младшие дети относились к старшим братьям как к представителям родителей. Наблюдая за тем, с какой почтительностью подрастающее поколение относится к старшим, я, воспитанный в Америке 60-х, испытывал что-то вроде культурного шока, хоть и очень приятного. Всё в их жилище блистало безукоризненной чистотой — за исключением разве что меня. Я чувствовал себя неопрятным бродягой, попавшим в светское общество. Тело мое изрядно поизносилось, и домочадцы, заметив это, тут же снабдили меня каким-то лекарственным бальзамом для ухода за моими сбитыми и растрескавшимися ногами. Хотя мне была предложена отдельная комната с удобной постелью, я предпочел ночевать в саду под деревом ашока. Ежедневно, по утрам и вечерам, все члены семьи собирались вместе на молитву в маленьком домашнем храме Господа Рамы в центре дома. В течение всего дня в этом храме женщины выполняли различное служение.
В этом доме не было ничего, кроме счастья. По вечерам мы с Вишну Прасадом беседовали в уютном саду среди бархатцев, роз и цветущих деревьев. Его отец, Тара Прасад, иногда тоже подсаживался к нам. Этот состоятельный человек, имеющий жену и детей, своей внутренней чистотой превосходил многих отшельников, которых мне доводилось встречать за время моих странствий. Духовность — это качество сердца,— размышлял я. Чем сильнее я проникался любовью к домочадцам Вишну Прасада, тем более близким другом становился он мне. Наблюдая за этими добросердечными людьми, я лучше понял традиции семейного уклада жизни на Востоке. Но для меня было важнее другое: здесь я получил еще одно подтверждение тому, что истинная духовность многообразна.
Как ни хорошо мне было в этом доме, я не мог долго оставаться здесь, поскольку избрал для себя жизнь странствующего отшельника. Когда подошло время прощаться, вся семья высыпала на улицу проводить меня до ворот. Обнимая меня, они плакали, и я тоже плакал, не стесняясь своих слез.
Теперь больше, чем когда-либо прежде, выбранный мною путь казался мне усеянным невидимыми опасностями. Однако это не могло помешать мне. В своем страстном стремлении к истине, порой необъяснимом даже для меня, я оставил все удобства домашней жизни и, подгоняемый кем-то, продолжал отказываться от комфорта все время своего пути. И даже страх перед неизвестностью не мог меня остановить.
Из Джанакпура я направился назад, в долину Катманду. Остановившись прямо под холмом, на котором стоит ступа Бодхнатха, в одиннадцати километрах к востоку от города, в роще среди цветущих деревьев, я стал медитировать. Открыв глаза, я увидел великолепную радугу, коромыслом изогнувшуюся надо всей гималайской долиной. Она ярко сияла на фоне темно-синих муссонных туч. Я сделал глубокий вдох, глотнув прохладного воздуха, пропитанного запахами свежести сырой земли. Вскоре звук чьих-то шагов вернул меня из мечтательного состояния к реальности и привлек мое внимание к туристу европейской внешности, бодро шагающему через поле с огромной сумкой продуктов. Это был блондин ростом под два метра, с накачанными мускулами, выпиравшими из-под футболки. Неожиданно из леса выскочила стая бурых обезьян и окружила его. Хотя обезьяны были в несколько раз меньше его, они, похоже, знали уязвимые места своего противника и были готовы к нападению. Обезьяны зарычали на культуриста, скаля зубы и устрашающе жестикулируя. Держа сумку с продуктами в одной могучей руке, другой рукой он подобрал внушительный булыжник и издал воинственный вопль, угрожая маленьким бандитам расправой. Но это не произвело на обезьян ни малейшего впечатления — они зарычали еще громче. Маленькими прыжками приближались они к своему противнику, проводя психическую атаку. Оцепенев от страха, человек-гигант задрожал, словно напуганное дитя. Тогда одна из обезьян подскочила к нему и вырвала сумку с продуктами из его руки. Он даже не сопротивлялся. Обезьяны сразу же утратили к нему интерес и окружили сумку, доставая из нее добычу. Культурист же, дрожа, как осиновый лист, почел за благо скрыться.
Спустя несколько мгновений на сцене появился щуплый непальский мальчик лет восьми. При виде его обезьянья банда, начавшая было пировать, заволновалась от нехороших предчувствий. Мальчик кинулся на них с зажатым в руке камнем. Стая бандитов заверещала с неподдельным ужасом в глазах. Внезапно они бросили свою добычу и кинулись врассыпную. Мальчик же собрал раскиданные продукты и уселся обедать. Тем временем обезьяны встревоженно наблюдали за ним с безопасного расстояния. Я был поражен. Как все это объяснить? Щуплый мальчик едва ли весил больше одного бицепса европейского геркулеса. Обезьяны не обратили внимания на его угрозы, хорошо чувствуя его страх, но испугались ребенка, у которого не было страха перед ними. Что же всё это означает для меня, чья дорога к Богу становится все уже и уже? Мне вспомнилась свора диких псов и страшная история о мстительном черном тантрике, которую рассказал Васудева. Я боялся, что, поторопившись с выбором учителя, попаду под влияние недобросовестного гуру. Но теперь я понял, что сам по себе этот страх тоже может препятствовать моему продвижению.
