Бхагаван Раджниш - Опасно — Истина! Смелость принять непознаваемое
— Зачем ты его мучаешь? Ты мучаешь его в школе, ты мучаешь его на рынке, ты мучаешь его, когда он идет купаться на реку.
Однажды его жена открыла дверь и сказала мне:
— Ты прекратишь мучить Мундэ или нет?
А он стоял прямо позади нее.
Он схватил жену и закричал:
— Ты тоже называешь меня Мундэ! Из-за этого мальчишки весь город стал называть меня Чотелал Мундэ, а теперь и моя жена туда же. Я убью тебя, если ты еще раз назовешь меня Мундэ. Я могу простить кого угодно, но моя собственная жена, в моем собственном доме...
Учителям я всегда говорил: «Пожалуйста, не отклоняйтесь от темы и не давайте мне советов, которые не имеют отношения к вашему предмету, потому что я хочу сам исследовать свою жизнь. Пусть я совершу много ошибок, много промахов. Я готов совершать ошибки и промахи, ведь это единственный способ научиться».
По-другому научиться невозможно. Если сделать обучение полностью «разжеванным», исключив любую возможность ошибок и промахов, ты станешь просто попугаем. Ты будешь повторять слова, фразы, не вполне понимая смысл того, что говоришь.
Итак, вначале определи голоса, которые звучат внутри тебя, — это легко. Каждый раз, решая что-то сделать, сначала сядь молча и прислушайся к голосу, который советует тебе делать это или не делать. Попробуй определить, чей это голос. Как только ты определишь, что это твой отец, мать, дядя, учитель, тетя, брат, дальше все очень легко — поблагодари брата и скажи ему: «Ты так добр ко мне. Хотя ты уже умер, ты продолжаешь заботиться обо мне. Но сейчас, пожалуйста, оставь меня в покое».
Как только ты скажешь какому-то голосу твердо: «Оставь меня в покое», — твоя связь с ним, отождествление с ним будет разорвано. Он может управлять тобой лишь до тех пор, пока ты думаешь, будто это твой собственный голос. Все дело в отождествлении. Когда ты думаешь: «Это мой голос, это моя мысль», ты поступаешь соответственно. Но теперь ты будешь знать, что это не твоя мысль, не твой голос, но нечто чуждое твоей природе.
Этого знания достаточно. Просто будь благодарен отцу: «Ты все еще заботишься обо мне, но я уже не нуждаюсь в твоей заботе. Ты вырастил меня, и я стал достаточно взрослым, чтобы заботиться о себе самостоятельно».
Освободись от голосов, которые звучат внутри тебя, и вскоре ты с удивлением услышишь тихий, едва заметный голос, которого ты никогда раньше не слышал, — ты не сможешь определить, кому он принадлежит. Нет, это не голос матери и не голос отца. Это не голос священника или учителя... И ты вдруг осознаешь, что это твой собственный голос. Вот почему ты не можешь определить, кому он принадлежит.
Этот голос всегда звучал, но он очень тихий и слабый, его подавили еще в то время, когда ты был маленьким, слабым ребенком и голос был очень слабым, как молодой росток, а его завалили сверху всяким хламом. И вот теперь ты продолжаешь носить весь этот хлам и совершенно забыл о том ростке, который есть твоя жизнь, — а он все еще жив и ждет, когда ты его обнаружишь.
Открой в себе этот голос! И затем следуй ему безо всякого страха.
Куда он тебя поведет, там и есть цель твоей жизни, там твоя судьба. И только там ты найдешь удовлетворение. Только там ты расцветешь — и через это цветение придет познание.
Как ты можешь познать себя? Ты еще даже не вырос. Возможно, ты еще только семя, возможно, не появился еще даже росток. Каждая религия берет на себя все заботы: немедленно несите ребенка на крещение, сделайте ребенку обрезание, ведите ребенка на какую-нибудь индуистскую церемонию. А ребенок совершенно не понимает, что с ним делают.
Подождите — даже для того, чтобы иметь право голоса, ему придется ждать двадцать один год, даже для какой-то политики ему придется ждать двадцать один год. А разве для религии не требуется зрелость? Возможно, только в сорок два года человек будет готов к тому, чтобы принять решение насчет религии. Но никак не тогда, когда он только что родился и за него решают другие.
Да, конечно, ты можешь взять его на выборы. Ты можешь дать ему бюллетень и его ручкой бросить бюллетень в избирательную урну. Ты можешь заставить его выбрать президента, премьер-министра. Но ребенок совершенно ничего не поймет — что происходит: что это за ящик и что за бумажка?
Но вы так не делаете. Вы понимаете: чтобы человек хоть что-то понимал в политике, он должен достичь хотя бы двадцати одного года — хотя бы. Но что касается религии, вы совсем не даете ему времени. И на то есть причина. Вы боитесь — потому что, если вы дадите ему время и не запудрите ему мозги до того, как он начнет думать сам, начнет слушать свой собственный голос, у вас уже не будет никакого шанса. Вам уже никак не удастся сделать его иудеем, христианином, индусом или мусульманином.
Возможно, он когда-нибудь станет религиозным, но это будет его собственный поиск. Возможно, однажды он найдет путь, ведущий к тишине, способ войти в самый сокровенный центр существования, но это будет его собственная находка.
И запомни одно: все, что ты находишь сам, приносит экстаз. Если же тебе что-то дадут в готовом виде, пусть даже самого Бога, ты не получишь никакой радости.
Но посмотри, как радуется ребенок, когда бежит по берегу моря и находит ракушку, в которой нет никакой ценности.
Когда я был маленьким, я приходил с реки, и все мои карманы... У меня всегда было много карманов, я настаивал, чтобы на моей одежде было много карманов.
Отец говорил:
— Это выглядит нелепо. Люди меня спрашивают... От тебя всегда одни неприятности, и без всякого повода. Зачем тебе четыре кармана спереди и два по бокам?
Я отвечал:
— Они мне нужны. У нас с тобой разные потребности. Я же не говорю тебе, что у тебя должно быть много карманов или не должно их быть, — это твое дело.
Мне нужны были карманы, потому что, когда я ходил на реку, я находил такие сокровища, так много красивых, разноцветных камней, что часами ходил по берегу и собирал их. И я приходил домой с полными карманами — мой вес увеличивался почти вдвое.
Отец, завидев меня, говорил:
— Так вот для чего тебе нужны карманы? Ты что, сумасшедший? Зачем ты все время приносишь эти камни? А потом нам приходится каждый день их выкидывать.
— Ты не понимаешь, — отвечал я. — Можешь их выкидывать, но если ты способен понять простую вещь... Я испытываю такой восторг, такую радость, когда нахожу эти камни. Меня не интересуют твои деньги, меня не интересует ничто другое — я просто собираю камни.
Мне доставляло такую радость искать их, находить, бродя вдоль берега реки, — просто найти красивый камень.
Однажды отцу так надоело все это, что он позвал четверых рабочих и сказал им:
— Идите на реку и принесите столько камней, сколько сможете, ведь он тратит на это массу времени каждый день.
И они принесли полные корзины камней. Они знали, где их взять, — а я понятия не имел, что поблизости есть шахта, — и они вывалили камни в моей маленькой комнате, где у меня был свой собственный мир, куда никто не должен был входить. Отец сказал:
— Можешь оставить все эти камни у себя. Теперь тебе больше не нужно ходить на реку, ничего нового ты уже не найдешь — мы собрали для тебя все виды камней, всех цветов... А то ты тратишь столько времени...
Я сказал ему:
— Ты разрушил мою радость. Дело было не в камнях, а в том, что я их находил. А теперь — вот лежат тысячи камней, и я не чувствую никакой радости. Убери их. Ты разрушил нечто важное.
— Но я думал, что ты любишь камни, — сказал отец.
— Нет, дело не в любви к камням, а в поиске, — ответил я. — Камни — только повод. Можно искать камни, можно искать бабочек, можно искать цветы, можно искать истину, но запомни, радость всегда в поиске, а не в том, что ты находишь, — это всего лишь повод.
— Тебя ничем не обрадовать, что ни сделай.
— Это верно, — ответил я. — Никогда не пытайся сделать другого человека счастливым. Это невозможно. Ты можешь сделать меня несчастным — это возможно, — но счастливым... Быть счастливым или не быть — это мое абсолютное, неотъемлемое право. Ты не можешь принудить меня быть счастливым — это принуждение. Ты хочешь сделать меня счастливым, вывалив передо мной все эти камни?
И нечто подобное происходило постоянно, по любому поводу. Постепенно, постепенно все начали понимать, что этот мальчик несколько странный и лучше оставить его в покое.
Когда я был еще очень маленьким, у меня были длинные волосы, как у девочки. В Индии мальчики не носят таких длинных волос — во всяком случае в то время это было не принято. А у меня были очень длинные волосы, и когда я входил — а чтобы войти в наш дом, нужно было пройти через магазин, потому что дом располагался позади магазина, — и вот, когда я входил, там был отец и покупатели, и они спрашивали:
— Чья это девочка?
Отец смотрел на меня и отвечал:
