Бхагаван Раджниш - Опасно — Истина! Смелость принять непознаваемое
— Можешь ли ты мне сказать — этот вопрос не дает мне покоя, — существует ли святой язык, отличный от обычного языка?
— Странный вопрос, — ответил я, — он никогда не приходил мне в голову. Язык есть язык. Какое отношение язык имеет к святости? Но я могу понять твой вопрос, потому что индусы считают санскрит священным языком, божественным языком.
Именно поэтому брамины, каста священнослужителей, всегда удерживали на него монополию.
Большая часть индийского общества не знает санскрита. Женщинам вообще не разрешается его изучать. Для женщин специально создали другие писания, которые представляют собой просто истории, религиозные истории, не имеющие никакой значимости. Но что-то нужно было дать женщинам, чтобы они не требовали от браминов настоящих писаний. А они не хотели печатать и издавать настоящие писания, ведь, как только они начнут издаваться, будет очень трудно удерживать на них монополию. Поэтому многие столетия — даже когда уже появилась печать — Веды не издавались. Потом они стали говорить, что Веды нельзя переводить на другие языки, потому что тогда вся их святость будет утрачена. И опять прошли столетия, прежде чем удалось добиться их перевода. Но брамины и сейчас убеждены, что переводы Вед не обладают оригинальным качеством святости. Разве Веды могут быть написаны на английском, немецком или французском языках? Эти языки не божественные — так считают индусы.
Однако и другие не уступают им в глупости. Евреи считают языком Бога иврит. Когда он разговаривал с Моисеем, он говорил на иврите. Одним из грехов Иисуса было то, что он говорил не на иврите, а на арамейском. Арамейский был языком самого низшего класса, и Иисус был сыном плотника, а вовсе не единородным сыном Бога — иначе он знал бы иврит. Даже с Богом он говорил на арамейском, а это греховный поступок — говорить с Богом на языке простых людей.
Так что я сказал доктору Бхаттачарье:
— Я понимаю твой вопрос — хоть он и глуп, но с точки зрения ученого человека он логичен.
— Глупый и логичный одновременно?! — удивился он.
— Тут нет никакого противоречия, — сказал я. — Глупцы и ученые — это одни и те же люди. Кто-то называет их глупцами, а кто-то называет учеными — кто еще станет ученым, как не глупец? Зачем? Когда перед тобой все существование, когда повсюду пульсирует жизнь, ты корпишь над книгами!
Мне вспоминается... но об этом немного позже. Сначала закончим с профессором Бхаттачарьей. Я сказал ему:
— Да, между святым и несвятым языком существует разница.
Тебя не должно вводить в заблуждение имя профессора Бхаттачарьи. В Бенгалии фамилия Бхаттачарья обычно принадлежит высшему классу браминов, но его отец был нищим и принял христианство. И именно благодаря христианству он получил образование в монастырских школах и потом его послали учиться в лучшие колледжи на Запад. Он был христианином, потому я сказал ему:
— Это настолько же просто, как обычное выражение: «Сукин сын».
— Ты меня обзываешь! — возмутился он.
— Я не обзываю тебя, — сказал я, — я просто привожу пример. Обычно люди говорят: «Сукин сын». А если это перевести на святой язык, то получится: «Сын Святого Духа». Вот и вся разница. Но, на мой взгляд, первое выражение по крайней мере более человеческое, правдоподобное и возможное. А второе не свойственно человеку; не истинно, невозможно.
Теперь позвольте рассказать вам то, о чем я вспомнил. Одним из величайших поэтов Индии был Рабиндранат Тагор. Он единственный индийский поэт, получивший Нобелевскую премию. Но дело не в том, что нет других поэтов. На самом деле есть много гораздо более талантливых поэтов, чем Рабиндранат Тагор, — но они пишут на своих родных языках.
В Индии тридцать основных языков, и они так красивы, что их невозможно перевести на английский. Рабиндранат получил Нобелевскую премию лишь потому, что он мог писать стихи на английском — сначала он писал на бенгальском языке, а потом сам переводил на английский — причина только в этом.
Иначе прямо сейчас в Индии можно найти сотню поэтов, достойных Нобелевской премии, но никто никогда о них не услышит, потому что Нобелевская премия не назначается для тех языков, на которых они пишут.
Но Рабиндранат, будучи сыном очень богатого человека, воспитывался и получил образование в Англии, так что для него это не было проблемой. Хотя он сам никогда не считал, что смог передать на английском то, что писал на бенгальском, он получил Нобелевскую премию за одну из своих книг, сборник стихов «Гитанджали». Когда он писал «Гитанджали», он жил в маленьком плавучем домике, путешествуя по реке в одиночку и останавливаясь там, где ему понравится. Именно в те дни он сочинял свои стихи.
Однажды в ночь полнолуния он писал о полной луне, о красоте полной луны, сидя в маленькой комнатке своего плавучего дома и не сознавая, что полная луна сияет снаружи. Он находился в одном из самых прекрасных мест на реке; на протяжении многих миль не было ничего, кроме полной тишины. Лишь изредка эту тишину нарушал шум водопада, после которого тишина становилась даже еще глубже.
Он не знал — он сидел со свечой и писал о полной луне, о ее красоте. Посреди ночи, почувствовав себя усталым, он задул свечу, и как только он задул свечу... Позже он напишет в своем дневнике: «Случилось чудо. Я был потрясен: как только свеча погасла, отовсюду, изо всех уголков...» Такие плавучие хижины в Бенгалии делают из бамбука, и сквозь щели бамбуковых стен хижины полился лунный свет.
На мгновение он замер. Он никогда не переживал такой тишины. Он вышел наружу, увидел луну и заплакал. Тогда он вернулся внутрь, разорвал стихи, которые написал о луне, о ее свете, о ее красоте, и написал в своем дневнике: «Я был так несправедлив к луне, к тишине ночи. Мое стихотворение было полной чепухой, оно не передавало даже тысячной доли. Луна стучалась в мою дверь, а я был гак поглощен работой над своей книгой, что не слышал этого. В своем стихотворении я говорил о тишине, а тем временем снаружи была такая глубокая тишина — никогда прежде я не переживал такой тишины и никогда впоследствии. Если бы я просто лег спать, не задувая свечи, я бы так и не узнал ее. Небольшого пламени свечи было достаточно, чтобы помешать пролиться внутрь лунному свету».
Эти люди обременены книгами и словами, которые не являются их опытом. А пока что-то не станет твоим опытом... не обманывай себя. Обладание знаниями может быть очень обманчивым. И именно религии ответственны за то, что люди становятся знающими.
Они должны помогать людям становиться невинными, они должны помогать им становиться незнающими, они должны помогать им спрашивать, искать и исследовать. А вместо этого преподносят тебе все на блюдечке, дают все ответы, которые тебе необходимо найти. И ты даже не осознаешь, что теряешь, когда получаешь эти подарки. А теряешь ты все. Ты живешь заимствованной жизнью, ведь тебе говорят, как ты должен жить. Тебе говорят, как организовывать свою жизнь. Тебе говорят, как контролировать свое поведение, свою природу, и ты слепо следуешь этому, не понимая простого принципа: Гаутама Будда может родиться только один раз. За двадцать пять веков миллионы людей пытались стать Гаутамой Буддой и ни одному из них это не удалось.
И очень хорошо, что это никому не удалось, — было бы очень плохо, если бы кто-то добился в этом успеха. Это никому не удалось, потому что каждое существо по-своему уникально. Гаутама Будда был по-своему уникален, и ты по-своему уникален. Ты не должен следовать за ним, как и он не должен следовать за тобой. Последователь становится подражателем. А как только ты становишься подражателем, ты теряешь контакт со своей жизнью. Вот что я имею в виду, когда говорю, что ты начинаешь прозябать. Ты играешь чью-то роль и полностью забываешь свою настоящую жизнь.
В моей родной деревне каждый год ставят спектакль о жизни Рамы. Однажды я был на спектакле, и вот что случилось... Это было так смешно и так многозначительно...
В этой истории жену Рамы Ситу похитил Равана. Рама и его брат Лакшмана собрали армию и пошли сражаться. После того как Сита три года провела в заточении на Шри-Ланке, они начали войну. Равана был великим воином. Рама и Лакшмана тоже были великими воинами, но они были молоды, а Равана был опытным стрелком, и первая же его стрела поразила Лакшману. Всем было известно, что тому, в кого попадет его стрела, уже не выжить.
Немедленно вызвали лучшего врача, чтобы он что-нибудь сделал. Врач сказал: «Ему может помочь только одно средство. На юге Индии есть гора Аруначала. На этой горе растет небольшое растение, сандживани, и оно обладает живительной силой. Если в течение двадцати четырех часов это растение будет доставлено, тогда есть надежда. А иначе по прошествии двадцати четырех часов уже ничего нельзя будет сделать, яд распространится по всему телу». Лакшмана был уже в коме.
