Бхагаван Раджниш - Путь любви
Я слышал историю об одном пациенте. Психиатру он уже надоел. Конечно, он заработал на нем достаточно денег, но уже начинал, день за днем, уставать: три, четыре, пять лет психоанализа, а человек продолжал делать все то же самое. Наконец психиатр сказал: «Сделай одно дело: сходи на несколько дней в горы. Это тебе очень поможет». Пациент поехал в горы; и что бы вы думали? На следующий день психиатру прислали телеграмму. В телеграмме пациент сообщал: «Я очень счастлив. Почему?»
«Очень счастлив. Почему?» — необходимо объяснение. Нет же, для счастья не нужно объяснения. Счастье самообъяснимо.
Бог творит, потому что именно так Он может быть счастлив, потому что это единственный путь, которым Он может любить, это — единственный путь, которым Он может петь, это — единственный путь, которым Он может жить. Творчество — это сама Его натура. Никакие «зачем» не нужны.
Третий вопрос:
В чем разница между монастырем и ашрамом?
Большая разница, огромная разница. Такая же большая разница, как между Западом и Востоком. Такая же большая разница, как между волей и самоотречением.
Монастырь — это западное понятие. Никогда не переводите ашрам «как «монастырь». Это разлагает слове «ашрам», разрушает весь смысл. Монастырь — это путь воли: люди всеми силами пытаются познать истину, прилагают массу усилий, чтобы достичь Бога. Монастырь — это нечто тяжелое, напряженное.
Само же слово «ашрам» означает «отдых», «расслабление». Само слово «ашрам» означает «невероятное расслабление». Ашрам — это место, куда вы приходите, чтобы расслабиться. А монастырь — это место, куда вы приходите искать. Монастырь — это нечто агрессивное, мужское; ашрам же — это нечто женское, пассивное. Ашрам безусилен. Монастырь — не что иное, как усилия. В монастыре вы работаете, чтобы достичь Бога, а в ашраме вы играете, вот в чем разница. Ашрам — это забава, а монастырь — это нечто серьезное.
Слово «монастырь» произошло от слова «монах». Монах — это очень серьезный человек; он отрекся от мира, отрекся от жены, от детей, от того и от этого. Монах — это нечто очень безжизненное, сухое, именно поэтому все старые монастыри строились в пустынях. Великие монастыри всегда были в пустынях, в пустыне, сухие — сухие внутри, сухие снаружи, где нет ни единой тени дерева, нет отдыха, нет зелени" не цветут цветы; сплошные усилия, усилия и усилия; ни одного оазиса, чтобы передохнуть. А монах — это человек, который решил жить в одиночестве.
Слово «монах» означает «одиночество»: человек, который решил жить сам по себе. Вот почему от того же корня произошли слова: монополия», «моногамия», «монотонность». Корень везде тот же — «один», «одинокий». Монастырь — это место, где живет много людей в своем одиночестве. Тут нет сообщности. Монастырь — это не община. Люди живут, там может жить много людей, но каждый находится в полном одиночестве. Живя вместе, они остаются в одиночестве. Общения нет. Каждый стремится достичь Бога, для этого необходимо приложить великие усилия: человек должен стать аскетом, ему приходится постоянно себя подгонять, мучить свое собственное тело, приходится заниматься самоистязанием, поститься; человек должен порвать всякую связь с миром. Как вы можете там расслабиться? Мир — это грех, и вы были рождены во грехе — можете ли вы после этого расслабиться? Как вы можете теперь отдыхать, чему вы можете радоваться?
Вас может удивить, что на Западе слово «праздновать» произошло от слова «поститься». В старых европейских монастырях дни, когда монахи постились, называли «празднованием». Пир еще можно назвать празднованием, но как можно назвать празднованием пост? Но именно так и насаждался пост — под именем празднования. Издевательство над собой, самоистязание приравнивалось к молитве. Считалось, что мир против Бога, поэтому, чтобы достичь Бога, нужно было из мира уйти.
Ашрам — это совершенно иной взгляд. «Ашрам» означает сообщество, группу людей, живущих душа в душу. Вы можете удивиться, но современные индуистские ашрамы уже имеют мало общего с Востоком, помните. Современные индуистские ашрамы настолько впитали в себя дух христианских монастырей, что индуизма там вообще не осталось. Если вы действительно хотите почувствовать, что такое индуистский ашрам, вам нужно будет перенестись во времена Вед. Там был Мастер, но он не был монахом. Он был женат, у него была жена, у него были дети, а ашрам был его семьей. Вот почему те ашрамы назывались гурукал. Гурукал означает «семья Мастера». У него были дети, у него была жена, он жил расслабленной жизнью — в глубоком лесу, среди природы — жил спонтанно, не спеша; он ни к чему не стремился, просто ждал; не занимался противопоставлением Бога и мира, а наслаждался жизнью в мире, потому что Бог и есть этот мир. А ученики, которые жили вместе с ним, были его семьей, гурукала. Это не было каким-то специальным учреждением, это просто была его семья. Они были его детьми, его питомцами. Они могли быть и старше его, это не имело значения — все они были его питомцами.
Эта семья жила очень глубокой, спокойной жизнью. Они танцевали, пели, устраивали праздники, наслаждались природой: звездами, луной, солнцем, утренней свежестью, вечерней прохладой, тишиной ночи, прислушиваясь к голосу Бога, звучащему в природе. Именно поэтому Мастер селилися в лесу. Это был не вызов миру, помните. Когда христианский монах уходил от мира, он был настроен против мира. Когда же восточные мудрецы уходили в лес, они, наоборот, шли к миру, ведь в мире и так уже много лжи и беспорядка. Поймите разницу; она огромна.
Восточные мудрецы уходили в природу, потому что там больше Бога. Туда еще не пришел человек. Ведь трудно найти Бога на асфальтовой дороге, как бы внимательно вы ни смотрели. Вы не найдете даже проблеска. Очень трудно увидеть Бога на заводе — трудно, очень трудно — потому что человеческий шум слишком громок, слишком много механики, технологии, природа осталась далеко позади.
Я слышал одну историю…
В Лондоне была передача, в которой насчитали миллион детей, никогда не видевших коровы. Это уже слишком: миллион детей никогда не видели коровы!
Как же они смогут понять, что такое Бог, если они никогда в жизни не смотрели в глаза корове? В глазах коровы больше божественного сияния, чем в глазах священника или шанкарачарьи. Миллион детей никогда не видели коровы. Это будет огромным несчастьем для всех этих детей. Есть тысячи и тысячи людей, которые никогда не видели Гималаев, не видели покрытых снегом вершин — вечным снегом — девственные, которые никто никогда не покорит. Там больше божественного присутствия, вибрирующего, живого, человек еще не разрушил это. Восточные мудрецы уходили в лес не потому, что они были против мира, а потому, что они хотели увидеть настоящий мир — тот, который сотворил Бог, не испорченный еще человеком. Когда христиане идут в монастырь, они настроены против всего мира, потому что весь мир для них грешен. И те и другие уходят, но с совершенно различными целями. Их цели диаметрально противоположны. И восточное слово «ашрам» — это красивое слово. Оно означает «покой». Вы пожили в мире, вы узнали мир; теперь пришло время отдохнуть и поехать в ашрам. Вы повидали мир — его уродливость, тщетность, бесполезность, бессмысленность всего, что там происходит — теперь вам хотелось бы просто отдохнуть. Теперь вы уходите далеко в лес, сидите в тени деревьев, слушаете стрекот цикад, песни птиц, встречаете утреннее солнце, играющее своими лучами на ветках деревьев, глядите на безмолвные звезды. Вы отдыхаете. Постепенно вы начинаете чувствовать свою подлинную природу, которую восстанавливает природа вокруг. Все приходит в гармонию — внутренняя природа и внешняя. Вы начинаете играть с природой вокруг вас. Вы не стремитесь что-либо найти; индуистский ашрам не для поисков. Это место для отдыха.
Ищите, и вы никогда не найдете — потому что сам поиск сделает вас напряженным. На Востоке говорят: не ищите, и Он вас найдет. Ищите, и вы никогда не найдете. Ищите, и все будет бесполезно. Блаженны те, кто может отдохнуть с молитвой, кто умеет отдыхать и верить, кто может сказать: «Хорошо: когда хочешь, тогда и приходи. Мне некуда спешить». Восток никуда не спешит. Восточное сознание не связано со временем. Оно говорит: «Хорошо: если в этой жизни хорошо; а если Ты решишь прийти в следующей жизни — тоже хорошо. Ты найдешь меня все там же. Мне спешить некуда».
Запад слишком спешит. На Западе концепция единственной жизни породила огромное напряжение в человеческих умах. Всего одна жизнь? Всего семьдесят лет? Шесть раз по десять — и все? А из этих семидесяти лет двадцать пять уходит на образование, еще почти целых двадцать пять лет уходит на сон, а оставшегося времени едва хватает на бритье, на дорогу из дома в офис, из офиса домой… затем пробки на дорогах, семейные ссоры, дети, дворец бракосочетания, развод, и все такое прочее. Что же остается? Если вы все подсчитаете, вы просто изумитесь: не остается даже свободной минуты для Бога. Тогда возникает великая спешка: скорее! Сделай что-нибудь I Иначе, как еще ты найдешь Бога?
