Ошо - Дао: Золотые Врата. Беседы о «Классике чистоты» Ко Суана. Ч. 1
«Но в течение трех дней я шел по местности, где меня никто не знал, и мне очень хотелось, чтобы кто-нибудь меня о чем-нибудь спросил, так чтобы я мог продемонстрировать свои знания».
Осведомленные люди становятся настоящими эксгибиционистами, в этом заключается вся их радость. Если бы осведомленный человек должен был молчать, он бы скорее покончил собой. Иначе какой смысл жить в этом мире? Он должен выставлять свои знания напоказ. Только мудрый человек умеет молчать. Для мудрого человека говорить — почти как тяжелое бремя, он говорит, потому что вынужден говорить. Осведомленный человек говорит, потому что не может молчать. Между ними огромная разница — снаружи ее можно не увидеть, потому что оба они говорят. Будда говорит, Иисус говорит, и Хассан тоже говорил. И все они говорят прекрасные вещи. Иногда осведомленный человек говорит более мудрые вещи, чем мудрецы, потому что мудрый человек может говорить противоречиями, парадоксами, осведомленный же человек всегда логичен, последователен, у него есть все доказательства и аргументы, все писания за него.
Но ему в течение трех дней пришлось молчать. Это было почти как пост, и он был голоден — голоден до аудитории, голоден до кого-нибудь. Но он не встречал никого, кто бы его знал, поэтому никто ничего не спрашивал.
И вот он вошел в этот город. Начинало смеркаться, солнце только что зашло. Маленький мальчик нес глиняную лампу, и он спросил мальчика: «Сынок, могу я задать тебе один вопрос? Куда ты несешь эту глиняную лампу?»
И ребенок ответил: «Я иду в храм. Моя мать велела мне оставить лампу там, потому что в храме темно. Это привычка моей матери: всегда оставлять там на ночь лампу, чтобы, по крайней мере, богу храма не приходилось жить в темноте».
Хассан спросил ребенка: «Кажется, ты очень умен. Можешь ли ты сказать мне еще одну вещь — ты сам зажег эту лампу?»
Ребенок ответил: «Да».
Тогда Хассан сказал: «Третий вопрос, я хочу задать тебе последний вопрос: если ты сам зажег эту лампу, можешь ли ты сказать мне, откуда появилось пламя? Должно быть, ты видел, как оно появилось откуда-то».
Ребенок рассмеялся и сказал: «Я сделаю одну вещь — смотри!» Он задул пламя и сказал: «Пламя только что исчезло прямо у вас на глазах. Можете ли вы сказать мне, куда оно делось? Должно быть, вы видели!»
Хассан совершенно онемел, он не мог ответить. Ребенок показал ему, что его вопрос, хоть и казался очень актуальным, значимым, был абсурдным. Он поклонился ребенку, прикоснулся к его стопам.
«Этот ребенок был моим первым мастером, — сказал он спросившему. — В тот самый момент я осознал, что вся моя метафизика, вся моя философия была бессмысленна. Я ничего не знал сам. Я не знал даже, откуда в лампе появляется пламя, и куда оно девается, когда свет гаснет — и я говорил о том, кто сотворил мир, как он сотворил мир, когда он сотворил мир! Из-за того момента я всегда помнил этого ребенка. Возможно, он меня забыл, он может меня даже не узнать, но я не могу забыть о том случае».
«И с тех пор тысячи и тысячи людей учили меня. Я снова и снова уклонялся от ответа на этот вопрос, потому что нет одного такого человека, которого я могу назвать своим мастером. Многие были моими мастерами. Я учился из многих источников, и из каждого источника я узнавал одно: что пока ты не постигнешь что-то на собственном опыте, все знания бесполезны».
«Тогда я отбросил все свое учение, все свои знания, сжег все свои писания. Я отбросил идею быть ученым и забыл всю свою славу. Я начал бродить как нищий, совершенно никому не известный. И мало-помалу, все глубже погружаясь в медитацию, я открыл свой собственный разум».
Даже несмотря на то, что общество разрушает вашу разумность, оно не может полностью ее уничтожить — оно лишь покрывает ее многими слоями информации.
В этом-то и состоит функция медитации: увести вас глубже внутрь себя. Это метод погружения в свое собственное существо до того уровня, где протекают живые воды вашего разума, где вам откроется источник вашего собственного разума. Когда вы снова найдете своего ребенка, когда вы родитесь заново, тогда и только тогда вы поймете, что я имел в виду, снова и снова повторяя, что дети по-настоящему разумны.
Но начните наблюдать за детьми, за их откликами — не за их ответами, а за их откликами. Не задавайте им глупых вопросов, спросите их о чем-нибудь, что происходит в данный момент, что не зависит от информации, и посмотрите, каким будет их отклик.
Мама собирает маленького Педро на вечеринку. Закончив причесывать ему волосы, она поправляет ворот его рубашки и говорит:
— Теперь иди, сынок. Повеселись на славу... и веди себя хорошо!
— Послушай, мама! — говорит Педро. — Ты, пожалуйста, определись, прежде чем я уйду — что мне следует делать?
Вы уловили суть? Мать говорит: «Повеселись на славу... и веди себя хорошо». Но эти вещи невозможно делать одновременно. И отклик ребенка имеет поистине огромное значение. Он говорит: «Пожалуйста, определись, прежде чем я уйду — что мне следует делать? Если ты разрешишь мне повеселиться на славу, тогда я не смогу хорошо себя вести, а если ты хочешь, чтобы я хорошо себя вел, тогда я не смогу повеселиться». Ребенок видит это противоречие со всей ясностью, а для матери это может быть не так очевидно.
Прохожий спрашивает мальчика:
— Сынок, не подскажешь, сколько времени?
— Конечно, подскажу, — отвечает мальчик, — только зачем вам это? Оно постоянно меняется!
Перед школой установили новый дорожный знак. На нем было написано: «Езжайте медленно. Не задавите школьника!»
На следующий день под ним появился нацарапанный детским почерком новый знак: «Дождитесь учителя!»
Маленький Пьерино приходит домой из школы с широкой улыбкой на лице.
— Дорогой, ты выглядишь таким счастливым. Тебе так понравилось в школе?
— Не будь глупой, мама, — отвечает мальчик, — не нужно путать уход с возвращением!
Медленно бредя в школу, маленький мальчик молится:
— Господи, дорогой, не дай мне опоздать. Молю тебя, Господи, сделай так, чтобы я пришел в школу вовремя...
Тут он поскальзывается на банановой кожуре и проезжает вперед на несколько метров. Поднявшись, он с досадой смотрит в небо и говорит:
— Ну, ладно, ладно, Господи, зачем же толкаться!
Маленький мальчик проходил тест у психолога.
— Кем ты хочешь быть, когда вырастешь? — спрашивает психолог.
— Я хочу стать врачом, или художником, или мойщиком окон! — отвечает мальчик.
— Но... ты не очень-то последователен, — говорит озадаченный психолог.
— Отчего же? Я очень последователен. Я хочу видеть обнаженных женщин!
После ужина, сидя в гостиной, отец рассказывает своим сыновьям истории.
— Мой прадед воевал в войне Роз, мой дядя воевал в войне против кайзера, мой дедушка сражался с республиканцами в испанской войне, а мой отец воевал во второй мировой войне против немцев.
— Черт! — восклицает младший сын. — Что не так с этой семьей? Они ни с кем не могут поладить!
Второй вопрос:
Ошо,
Кто ты?
Я просто зеркало — ни больше, ни меньше. Если ты приблизишься ко мне, то сможешь увидеть свое лицо таким, какое оно есть. Многие люди видят уродливые лица и злятся на меня. Они думают, что это уродство — часть меня. Многие люди видят прекрасные лица, и они безумно любят меня. Они думают, что эта красота — часть меня. И те и другие ошибаются.
Всего несколько дней назад «Сандей Стейтсмен» опубликовала обо мне статью. Называется статья «Раджниш — мудрец или распутник?» Ее автор — знаменитый бенгальский ученый, последователь Шри Ауробиндо. Он написал много книг, в особенности о философии Ауробиндо. И он не может прийти к выводу, он колеблется. Мне понравилась его статья. В один момент он думает, что я святой, в другой момент думает, что я грешник. В один момент он чувствует мою божественную природу, а в другой момент ему кажется, что я просто воплощение дьявола. Вся эта статья — упражнение в полнейшем замешательстве! Она показывает его лицо: должно быть, он — человек, живущий в замешательстве. Это замешательство могло выйти на поверхность в результате прочтения моей книги, потому что он, наверное, всю жизнь читал Шри Ауробиндо.
Я не вижу ничего важного в философии Шри Ауробиндо, потому что это всего лишь философия. Он был великим ученым, очень интеллектуально одаренным человеком, гением, но не мастером, не буддой. Он изложил великолепную систему мысли, очень логичную. Его подход именно такой, каким должен быть: академичный, научный, логичный. Он пытался жить в соответствии с индийским идеалом мудреца, и ему это удалось, насколько это возможно с внешней стороны. Он выработал в себе великолепный характер, но это был только характер, в котором не было сознания, это была совесть без какого-либо сознания. Он просто следовал индуистскому идеалу мудреца.
