Джон Кабат-Зинн - Куда бы ты не шел - ты уже там
Воспитание детей как практика
Я занялся медитацией, едва мне исполнилось двадцать. В ту пору я располагал временем и мог периодически посещать медитационные ретриты длительностью по десять дней или по две недели. Ретриты организовывали таким образом, чтобы участники посвящали все свое время с раннего утра до поздней ночи лишь осознанной медитации сидя или в движении, изредка в молчании поглощая скудную растительную пищу. В этом духовном подвижничестве нас поддерживали великолепные учителя; вечерами они вели с нами вдохновенные беседы, чем углубляли и расширяли наши занятия, и довольно часто общались с каждым лично, проверяя, как идут дела.
Я любил эти ретриты, поскольку они давали мне возможность отложить в сторону все проблемы, отправиться в тихое, приятное загородное местечко, отдаться сторонней заботе и жить себе в созерцании, ничего не усложняя и только занимаясь, занимаясь, занимаясь.
Не думай, что мне было легко. От многочасового сидения в неподвижности возникала сильная физическая боль, но и она ничто в сравнении с эмоциональными страданиями, всплывавшими иногда на поверхность сознания, когда разум и тело успокаивались, утратив часть занятий.
Потом мы с женой решили завести детей, и я понял, что от ретритов придется отказаться, по крайней мере на некоторое время. Я уверял себя, что всегда смогу вернуться в убежище созерцателей, когда дети вырастут и мне не нужно будет постоянно находиться рядом с ними. Дух романтики, несомненно, присутствовал в мечтах, в старости возвращавших меня к монашескому образу жизни. Перспектива отказа от ретритов или по крайней мере сокращения их длительности не очень-то меня волновала, ибо, как я их ни ценил, воспитание ребенка тоже своего рода медитационный ретрит, сохраняющий все главные черты тех, от которых я временно отказывался, разве что исчезнут простота и покой.
Вот как все мне виделось: любого ребенка можно считать маленьким Буддой или учителем дзэн, личным твоим учителем полноты осознания, ниспосланным тебе в жизни, чье присутствие и поступки, несомненно, затронут все тайные струны твоей души, перевернут твои убеждения, сметут все пределы, будут непрестанно указывать на твои привязанности, дабы ты отпускал их. И с каждым ребенком ретрит рассчитывался как минимум лет на восемнадцать, без отгулов и без выходных. Безжалостный график ретрита потребует бесконечного самопожертвования, любви и доброты. Жизнь моя, к тому времени заключавшаяся в заботе о собственных нуждах и чаяниях, что совершенно нормально для молодого одинокого человека, круто менялась. Отцовство, несомненно, обещало крупнейший переворот в моей недолгой взрослой жизни. И чтобы справиться с ним с честью, мне требовались необычайная ясность взгляда и дотоле невиданное всепрощение и отпущение.
Дети требуют постоянного внимания. Их проблемы нужно решать в ими же, а не тобой установленные сроки, причем ежедневно, а не когда тебе угодно. Самое важное то, что для роста и развития детей требуется твое постоянное физическое присутствие. Их нужно держать на ручках, и чем дольше, тем лучше, гулять с ними, петь им песенки, укачивать, играть, успокаивать, а подчас и кормить поздно ночью или рано утром, когда ты совершенно измотан и истощен и желаешь только одного — поскорее бы заснуть или когда у тебя неотложные дела где-то в другом месте. Обширные и переменчивые потребности детей создают идеальные условия для их родителей относиться ко всему осознанно, а не механически, исключая действия в режиме автопилота, видеть в каждом дитяти тварь Божию и отзываться на его трепетность, жизненную силу и чистоту взлетом собственных качеств. Я понимал, что статус родителя подарит мне редкую возможность углубить осознание, если я приму детей и членов семьи как учителей и не забуду со вниманием относиться к урокам жизни, которые обрушатся на меня яростно и неистово.
Как и в любом долгом ретрите, бывало легко и тяжело, приятно и грустно. Решение воспринимать отцовство как медитационный ретрит и относиться к детям и семейным отношениям как к учителям неоднократно доказывало свою первостепенную важность. Уход за ребенком — занятие, требующее постоянного напряжения. Поначалу ощущаешь его как работу для десятерых при полной занятости, которую выполняют только двое, а то и один человек. К тому же дети появляются без сопроводительной документации и руководства к действию. Это самая сложная работа в жизни, если делать ее хорошо, причем большую часть времени ты просто не знаешь, хорошо ли ее делаешь и, более того, что значит “хорошо”. К этой работе не подготовишься заранее, не научишься, кроме как “без отрыва”, воспринимая непрерывное развитие событий как своего рода тренировку.
Поначалу даже короткие передышки — редкость. Работа требует абсолютной занятости. И дети постоянно испытывают тебя на прочность, стремясь познать мир и самих себя. С ростом и развитием они меняются. Не успел ты научиться справляться с той или иной ситуацией, как дети уже выросли и ты снова в тупике. Приходится постоянно осознавать и присутствовать, чтобы незамедлительно отказаться от старой точки зрения, когда обстоятельства изменятся. И, разумеется, нет готовых ответов или простых формул, задающих “правильный” ход вещей в мире воспитания детей. То есть почти постоянно ты находишься в творческих, проблемных ситуациях и одновременно сталкиваешься с непрестанно повторяющимися задачами, снова и снова выполняя одно и то же.
По мере роста детей и появления у них собственных представлений и стремлений становится все труднее. Одно дело ухаживать за младенцами, чьи нужды просты, особенно пока малыши не начали говорить — самый милый и прелестный возраст. Совсем другое — ясно видеть и соответственно реагировать с необходимой долей мудрости и равновесия (ты же взрослый, в конце-то концов), непрестанно натыкаясь на неожиданно возникающие запросы взрослеющих детей, уже потерявших младенческое очарование, мельтешащих вокруг тебя, немилосердно изводящих друг друга, сражающихся, протестующих, не слушающихся, попадающих впросак при общении, где им необходимы твое руководство и ясность видения, но сами они к этому не готовы. Короче говоря, потребности их требуют от тебя мобилизации такого количества энергии, что на себя у тебя просто не остается времени. Не перечесть всех обстоятельств, когда твоя непредвзятость и ясность видения подвергнутся тяжким испытаниям и ты будешь то и дело терять их. И не убежать, не спрятаться, не притвориться — не поможет ни им, ни тебе. Дети увидят все изнутри и крупным планом: твои слабости, характерные черточки, прыщи и бородавки, твои недостатки и промахи, твою несостоятельность.
Эти испытания — не препятствие для практики осознания. Они сами и есть практика, но при условии , что ты не забудешь таковыми их считать. Иначе родительская стезя надолго станет для тебя тяжким бременем и, если тебе недостанет сил и ясного понимания цели, ты можешь вообще забыть о внутренней хорошести и своей, и детей. Детей легко ранить и унизить; с детства они могут потерять способность адекватно оценивать собственные нужды и внутренние качества. Обиды только создают новые проблемы: неуверенность в себе и неправильную самооценку, сложности в общении и в оценке своих способностей, причем по мере взросления детей они не исчезнут, а скорее усугубятся. И мы, родители, можем оказаться недостаточно подготовленными к восприятию признаков этого умаления или обиды и неспособными своими действиями излечить их из-за недостатка осознанности своих поступков. И подсознательно, незаметно (скажи нам — будем отрицать!) мы отказываемся от этой воистину собственной вины, стремясь найти другие причины.
Нет сомнений, что при таком колоссальном выбросе энергии наружу должны же мы как-то восполнять ее; время от времени это поддерживает и вдохновляет родителей, иначе просто долго не протянуть. Откуда же черпать энергию? Мне приходят на ум лишь два возможных источника: если получаешь внешнюю поддержку — от родителей, других членов семьи, друзей, нянек и т.п. — и, пусть изредка, делаешь то, что тебе по душе, и благодаря внутренней поддержке, которую можно получить, занимаясь медитацией, когда хоть короткое время можешь провести в тишине, просто существуя, спокойно сидя или занимаясь йогой и тем самым получая столь необходимую подпитку.
Я занимаюсь медитацией рано поутру: это единственное время, когда в доме тишина, никому не требуется мое внимание, и к тому же позже, если не позаниматься, уже не хватит либо сил, либо времени. На мой взгляд, утренние занятия заряжают тебя на весь день: подтверждают и напоминают о том, что по-настоящему важно, готовят почву для осознанного восприятия каждого мгновения предстоящего дня.
Но когда в доме появляются малыши, рискуешь потерять даже эти утренние часы. Нельзя ни во что чрезмерно углубляться, ибо все, что ты намереваешься сделать, даже если тщательно подготовился к этому, может прерваться в любой момент или полностью извратиться. Наши дети очень мало спали. Казалось, что ложатся они слишком поздно, а встают слишком рано, особенно когда сам я занимался медитацией. Они будто чувствовали, что я проснулся и сами просыпались. Временами мне приходилось подниматься в четыре утра, чтобы чуть-чуть посидеть или позаниматься йогой. Порой я был слишком измотан и решал, что сон в любом случае важнее. А подчас я просто садился, брал на колени ребенка и предоставлял ему решать, сколько будет продолжаться ретрит. Детям нравилось пребывать под покровом медитации. Они таращили оттуда свои глазенки и часто надолго затихали, а я прислушивался не к своему только, а к общему нашему дыханию.
