Бхагаван Раджниш - Путь один- в глубь себя
Но представь себе человека, живущего посреди пустыни: океанов он никогда не видел, даже на картинках. И тут мы произносим слово «океан». Человек не имеет ни малейшего представления, о чем это мы толкуем. Он слышит слово и даже пытается понять его смысл умом. Мы можем рассказать ему, что, подобно бескрайним песчаным просторам, бывают такие же пространства, только заполненные водой. Таку него появится мысленный образ, сформируется общее представление, но все же никакие умственные построения человека пустыни не сравнятся с переживанием океана тем человеком, который видел его, стоял на его берегу, погружался в его воды, плескался в них, плыл по его волнам.
Я говорю «Бог» — какой смысл заключен для тебя в этом слове? Ты никогда не стоял на Его берегу, никогда не плавал по Его волнам; точно так же ты не был одной из Его волн, не растворялся в их мелодии. Ты был каплей, ею и остался. Капля боится, что исчезнет, если попадет в океан. Этот страх оправдан, и все же напрасен. Капля конечно же исчезнет, но ничего при этом не потеряет, ведь, исчезнув, она превратится в океан. Малое будет утрачено, а великое обретется. Ты ничего не потеряешь, а получишь все. Но капле неведомо, что она обретает, она знает лишь то, что утратит. Отсюда и страх.
Избавься от слов! В мире религии слова ничего не стоят. Осознав это, ты сделаешь первый шаг к тому, чтобы от них отказаться. Изречения мудрецов не объяснишь на школьном уроке. То, о чем говорили мистики, не перескажешь на университетской лекции. Учения мистиков собраны в пухлые тома, и все же их нельзя передать доподлинно. В книги попало внешнее, оболочка учений, но не их суть и глубинный смысл. Был воссоздан лишь общий контур, а душа, то, что глубоко внутри, осталось в неприкосновенности.
Высказывание Нет иного прибежища, кроме Сущего, — нет иного пути, кроме пути в глубь себя, — единственное в своем роде. В нем одном уместились все Веды, все Упа-нишады и вся Гита; если понять одно это высказывание, то уже не будет никакой необходимости разбираться в Коране или Библии. Это небольшое изречение подобно атомной энергии: в крохотном атоме заключена огромная мощь!
Святые, из уст которых звучали подобные высказывания, были не слишком образованными людьми. Удивительно, что люди, получившие хорошее образование, обычно не способны достичь святости. Бывают исключения, но, как правило, человек ученый не становится святым, ведь у людей высокообразованных так искусно получается находить подмены и так ловко они обманывают самих себя, что в своих поступках им никогда не удается поймать себя с поличным. А вот малограмотные — Кабир*, Даду**, На-нак3 — достигают очень легко. Их не обременяет тяжкая ноша, и посему сбрасывать особо нечего, внутри у них нет высоких стен, которые нужно разрушить: один слабый толчок — и все разваливается.
Это высказывание заключает в себе сущность жизненного опыта таких вот не слишком образованных людей. Это высказывание недвусмысленно, слова его просты: Нет иного укрытия, кроме Сущего; нет иного убежища, кроме бытия.
Что привело этих людей к такому пониманию? Мы ищем убежище в богатстве. Все вокруг говорят на языке денег, человека измеряют его деньгами. Твоя душа весит столько, сколько денег в твоем кошельке. Если карманы твои пусты, у тебя нет души.
Но богатство в любой валюте — это внешнее. А ты — внутри. Чем бы ты ни владел, тебе никак не забрать это внутрь себя. Не существует способов затащить все твои сейфы внутрь; им придется остаться снаружи. И великим империям придется остаться там же, их никак не заберешь к себе внутрь. А ты всегда внутри себя, и не существует способов вытянуть тебя наружу. Вот почему богатство и душа никогда не встречаются. Душа означает глубину, богатство — это внешнее, всегда внешнее; и две эти линии никогда не пересекаются. Они просто нигде и никогда не встречаются; не существует способов, как бы они могли встретиться. Они пролегают в разных измерениях, это два разных мира.
Но мы измеряем человека его достижениями — образованием, положением в обществе, должностью, властью. Ты есть наше мерило, наш принцип — то, чем ты владеешь. И принцип этот совершенно ошибочный. Если нас спросят о нашем внутреннем опыте, то суть нашего ответа сведется к следующему: «Нет иного прибежища, кроме денег». И все из-за этого принципа. Мы даже мистиков измеряем денежными единицами. Если бы Махавира родился в бедной семье, джайны не признали бы его тирт-ханкарой, духовным учителем. Я утверждаю это с полной уверенностью, ведь все двадцать четыре тиртханкары джайнов — царские сыновья. Напомню, что за несколько тысяч лет ни один выходец из бедной семьи тиртханка-рой не стал. Получается, что тиртханкарой может стать только сын царя? Тогда нас ждет безрадостное будущее, ведь царей сейчас нет, так что состояния тиртханкары никто уже не достигнет. Теперь это очень сложно.
Гаутама Будда — тиртханкара, джина, он достиг буддо-вости, но, не будь он сыном царя, общественное мнение его бы не приняло. Родись Рама и Кришна в бедных семьях — и, уверяю, аватарами их никто бы не признал. Наш ум даже мистиков измеряет аршином материальных благ.
Так что, если ты заглянешь в священные тексты джайнов или буддистов... Джайны, например, подсчитывают размеры империи Махавиры. На самом деле, она была не такой уж и большой, да и не могла быть другой, ведь в те времена княжества были величиной с небольшое поместье. В Индии тогда насчитывалось около двух тысяч княжеств, вот и подумай, каких размеров они могли быть? Никак не больше, чем современный сельский округ средней руки. Так что отец Махавиры был всего лишь заурядным помещиком, а совсем не великим царем. Если бы Ма-хавире не случилось родиться в такой семье, о нем бы никто больше и не вспомнил. Но джайны приписывают ему огромные богатства. Как же, с такой великой империей, где паслись бесчисленные табуны лошадей, сотни слонов и так далее. Кстати, о лошадях и слонах. Их в текстах упоминается столько, что им в таком крохотном княжестве, должно быть, даже стоять было негде, не то что пастись. А самоцветы, алмазы и тому подобная чушь! Всего этого просто не счесть!
Но во всем этом кроется своя правда, и состоит она в том, что сознание джайна не желает примириться с мыслью, будто тиртханкара может происходить из семьи бедняков. Эта правда стоит того, чтобы о ней знать. «Мой тиртханкара был, наверное, чакравартином, правителем мира. Как же он мог родиться в обычной семье?» И вот вокруг него создается фальшивый ореол богача.
А когда Махавира говорит, слушатели спешат занять свои места. Их толпы заполоняют все окрестности, на сотни километров вокруг, ведь если слушателей окажется человек десять-двадцать, величие тиртханкары несколько померкнет. Но нет, аудитория насчитывает миллионы и миллиарды слушателей. Это же невозможно. Сегодня это реально, поскольку у нас есть современные технологии; теперь одновременно тебя могут слушать сотни тысяч людей. Но во времена Махавиры это было невозможно. Махавира, без сомнения, обращался к небольшим группам слушателей. Но сознание джайна не может примириться с этим, ведь ценность измеряется количеством! Сколько людей? Нам нет никакого дела до истины и лжи.
Фанатика и противника идеи никогда не заботит истина. Фанатизм фальшив, в его словах полно преувеличений. Противник тоже лжет и преувеличивает. В любви и ненависти мы забываем обо всем на свете. Река несет свои воды беспрепятственно, сметая все плотины истины и лжи. То же самое мы делаем с Буддой, Рамой и Кришной. Наши представления не имеют ни малейшего отношения к тому, чем они владели или не владели в реальной жизни. Так лишь проявляется наш критерий: если бы эти люди были бедняками, мы бы их не приняли. Величие души мы обозначаем, раздувая размеры материального благосостояния. Значимость отречения Махавиры мы определяем размерами оставленной им империи. Если бы он был гол как сокол, мы не смогли бы назвать его отрекшимся. Как можно отречься, если у тебя ничего нет? Мы и представить себе не можем, что даже нищий может отречься.
Не важно, от чего пришлось отречься человеку, суть — в самом отречении, его истинности. Предположим, у одного человека, назовем его Джон, есть всего один цент, а другой, скажем Джим, — владелец состояния в десять миллионов долларов. Джон отказывается от своего цента, а Джим — от пяти миллионов долларов. Ты считаешь, что Джим совершил большее отречение, ведь для тебя значимы эти категории — один цент и пять миллионов долларов. Но нет, люди знания скажут, что именно Джон отрекся по-настоящему, поскольку он отдал все, что у него было. А вот Джим вообще ни от чего не отрекался, так как он отдал лишь половину своего состояния. Но мы все еще никак не можем обойтись без того самого одного цента. Он нужен нам, чтобы подсчитать степень отречения. Если человек, у которого за душой ни гроша, скажет нам, что он отрекся, мы поднимем его на смех. Мы скажем ему: «У тебя же ничего нет, от чего ты отрекался?»
