Кора Антарова - Две Жизни
Наконец, набравшись храбрости, он сошёл с тротуара на мостовую, но только успел сделать несколько шагов, как из-за угла вылетела карета, запряжённая прекрасными лошадьми, едва не сбила его с ног и остановилась у подъезда.
Злополучного путника, едва увернувшегося от смерти, обдало с ног до головы густой осенней грязью, и всё, что он увидел, были две мужские фигуры, входившие в освещенную парадную дверь.
Дверь захлопнулась, через минуту распахнулись ворота, куда въехала коляска, и снова настала тишина.
Бонда, взбешенный, мокрый, измученный, еле совладал с собой, чтобы не избить соню-кучера, покачивавшегося на своих козлах.
С трудом проскочил Бонда незамеченным в свои комнаты, ибо в гостинице уже начиналась утренняя жизнь вечно хлопотавшей прислуги. С отвращением срывал он с себя мокрую одежду. Жадно выпив несколько стаканов вина, он отправился в спальню.
Так закончилась для него эта ночь накануне решительной схватки, для которой его сюда и прислали и которую Браццано представил как лёгкий и приятный фарс.
Глава XVI. Судебная контора. Мартин и князь Сенжер
После туманной и дождливой ночи неожиданно проглянуло солнышко и высушило грязные мокрые улицы. У пробудившейся пасторши; спавшей каким-то необычным для неё сном, было радостно и легко на сердце. Её не давила леденящая тоска, которая стала теперь её верным спутником с самой смерти пастора, что она, кстати, тщательно скрывала от Дженни.
Не сразу сообразила леди Катарина, где она. И только когда Дория распахнула окно в сад и в комнату ворвались солнечные лучи, аромат цветов и щебетанье птиц, она поняла, где она, и вспомнила всё пережитое минувшей ночью. К её удивлению, эти воспоминания не вызвали в ней уже привычного страха и отчаяния. Ни поведение Бонды, ни клятва, которой её связал Браццано, не смутили её души, точно между нею и им встала какая-то заградительная стена.
Совершив свой туалет и одевшись с помощью Дории в скромный и элегантный чёрный костюм и чёрную шляпу с траурным крепом, леди Катарина совершенно четко в первый раз поняла, что носит траур, который они с Дженни сбрасывали уже много раз, что она вдова и уже немолодая женщина. Её вчерашние морщины и повисшие щёки несколько разгладились за ночь, и она уже не была так страшна, как вчера, когда сидела у камина. В её рыжих волосах появилась седина, отчего они потеряли свою кричащую яркость. И в этой смягчённой раме лицо её выиграло – пасторша всё ещё была красива своеобразной красотой.
– Ну, вот мы и кончили завтракать, леди Катарина, перейдём теперь в соседнюю комнату, скоро к вам выйдет Ананда.
– "Ананда, Ананда", – как бы силясь что-то вспомнить, повторила за Дорией пасторша. – Кто этот Ананда? Это имя мне что-то говорит, и вместе с тем никакой образ не связывается в моей памяти с этим именем.
– Ананда очень большой друг лорда Бенедикта. Он поедет с вами в судебную контору. Да вот и он сам.
Приветливо поздоровавшись с обеими женщинами, Ананда передал Дории просьбу лорда Бенедикта пройти к леди Цецилии, где она найдёт Алису и его самого. Услышав имя леди Цецилии, пасторша вскрикнула, пошатнулась и упала на стул, не имея сил удержаться на ногах.
– Что вас так испугало? – спросил Ананда.
– Нет, ничего, просто я так измучена всевозможными горестями за последнее время, что имя, произнесённое вами и не имеющее, конечно, ко мне никакого отношения, заставило меня что-то вспомнить.
– Не знаю, право, как такая добрая и смиренная душа, как сестра вашего мужа, могла доставить кому-то тяжесть и скорбь. Но что её встреча с вами, как и ваша встреча с Алисой очень важны для вас, – в этом нет сомнения.
– Значит, мой муж был прав, разыскивая свою сестру? Значит, она действительно у него была?
– Почему же вы не верили своему мужу? Ведь ещё в Венеции, когда вы были невестой, ваш муж рассказывал вам о печальном исчезновении из дома его сестры.
– Да, да, он говорил мне. Но... но... Браццано мне объяснил, что у Эндрью Уодсворда никогда сестры не было, что это психический заскок, своего рода ненормальность.
Лицо пасторши выражало полное недоумение, она смотрела на прекрасного собеседника, словно прося его помочь разобраться в истине.
– Вам ведь, леди Катарина, ваши любовь и доверие к Браццано принесли немало горя. По всей вероятности, вы не раз имели возможность убедиться в его лживости и жестокости к вам, равно как и к вашим дочерям. Пусть же встреча с сестрой вашего мужа и племянником Генри будет для вас рубиконом в жизни. Воочию убедившись во лжи Браццано, отрекитесь от него и всей его шайки вместе с Бондой.
– Если бы вы только знали, мистер Ананда, как разрывается на части моё сердце! Я больше ни минуты не могу жить подле этих гнусных людей. Но ведь я сама их призвала и своими собственными руками отдала им своё любимое дитя. Как же мне теперь жить? Как вырвать у них Дженни?
– Прежде чем думать об этом, надо самой утвердиться на какой-то нравственной платформе, чтобы цельность мысли и чувства могла настроить на творчество ваш организм. За двумя зайцами погонитесь, – без всего останетесь. Соберите все силы вашей любви, чтобы помочь нам сейчас спасти Алису. Найдите в себе не раскаяние в том, что были неверной женой, плохой матерью, а радость, что можете возвратить вашему мужу часть верности, передав Алисе свою запоздалую помощь и заботы.
У Дженни – вам это лучше других известно – есть живой отец, и он ни перед чем не остановится, чтобы доказать свои права на неё. Если вы прежде не понимали, что Дженни унаследовала довольно отцовских качеств, то за последнее время должны были в этом убедиться. Чувствуете ли вы ещё в себе мучительную связь с Браццано?
– Нет, нет! На мне точно пуды тяжести лежали, как вериги давила ужасная клятва, данная Браццано. Но стоило мне провести одну только ночь в доме лорда Бенедикта, и всё ушло, точно мне развязали крылья, мне теперь легко, я перестала его бояться.
– Если это так, то вам сейчас следует думать не о борьбе с Браццано, а как защитить Алису. И первым делом должна быть ваша радостная встреча с леди Цецилией, ваше признание её полноправной владелицей капитала, переданного ей по завещанию вашим мужем.
– Бедная моя голова, мистер Ананда. Я, конечно, не собираюсь соглашаться с ложью Браццано, намерений которого до сих пор не понимаю. Но как же я могу её признать, если никогда её не видела?
– Важно ваше желание не спорить с очевидностью. Важны ваши верность и стойкость, если вы убедитесь, что леди Цецилия не может не быть вашей родственницей. Важно, чтобы в вас не было половинчатости и сомнений. Остальное предоставьте нам.
Ананда встал и предложил леди Катарине спуститься вниз, где он познакомит её с леди Цецилией и ещё кое с кем. Они прошли по залитой ярким солнцем боковой лестнице вниз, и леди Катарина, ослепленная бившими ей прямо в глаза солнечными лучами, не сразу могла разглядеть, кто стоит перед ней в тени комнаты. Но одну фигуру она увидела ясно, это была её дочь в траурном платье. "Алиса", – крикнула мать, протягивая к ней обе руки.
– Я здесь, мамочка, – услышала она сзади голос дочери. Повернувшись и очутившись между двумя Алисами, пасторша закрыла рукой глаза и прошептала:
– Матерь Божья, да что же это такое? Уж не чары ли это?
– Успокойтесь, леди Катарина, – сказал лорд Бенедикт, – леди Цецилия в самом деле разительно похожа на вашу дочь, но всё же только через двадцать лет Алиса будет видеть себя такою в зеркале.
Пасторша почувствовала, что лорд Бенедикт взял её под руку. Она благодарно взглянула на него и сама удивилась, как ей стало легко и непривычно радостно и какая сильная привязанность рождалась в ней к этому человеку, так недавно казавшемуся всех страшнее.
– Позвольте познакомить вас, – продолжал лорд Бенедикт, – с вашей родственницей, леди Цецилией Уодсворд, по мужу – леди Ричард Ретедли, баронессой Оберсвоуд. А это её сын Генри, ваш племянник. Это брат мужа леди Ретедли, капитан Джемс Ретедли. Остальных вы знаете.
Лорд Бенедикт, продолжая держать под руку пасторшу, подошёл снова к леди Цецилии, взял и её под руку и усадил обеих женщин в кресла по обе стороны от себя.
– Вы всё ещё не можете опомниться от изумления, леди Катарина, что фамильное сходство может быть таким очевидным. Я думаю, любому эксперту было бы достаточно увидеть вместе этих женщин, – прибавил он, уступая своё место Алисе.
Поговорив о чём-то с Анандой, лорд Бенедикт вышел из комнаты.
– Алиса, простишь ли мне когда-нибудь мои грехи перед тобой? – взяв ручку дочери и глядя в её прелестное лицо, тихо спросила мать.
– Мама, дорогая, – опускаясь перед ней на колени и прижимая её руки к своим губам, отвечала Алиса, – вы так страдали, что волосы ваши поседели, лицо осунулось, а меня не было рядом, чтобы за вами ухаживать и вас защищать. Боже мой, кто измерит грехи дочери, покинувшей мать в беде!
