Кора Антарова - Две Жизни
– Отдайте мои письма. Мы ему писали столько раз, а он и не думает отвечать, – кричала пасторша.
– Письма приносили из конторы, я отправлял их обратно, думал, там хозяин скорее их получит. Несколько раз рассыльный носил их туда-сюда, а сегодня их дядя – адвокат и лорд, – приказали оставить письма дома, ну я их и опустил в ящик.
– Какой лорд? Разве он лорд? – вскричала пасторша.
– Так точно, они лорд, а как умрут, всё – и деньги, и титул – наследует хозяин. А письма, баста, спустил их в ящик.
– То есть как это спустили? Выкинули в мусор? – взбесилась пасторша.
– В какой мусор? В ящик спустил, говорят вам.
Чем бы закончился этот диалог, неизвестно, если бы кухарка не догадалась указать на привинченный к стене и запертый на ключ почтовый ящик. На требование пасторши подать ключ возмущённый слуга пригрозил констеблем, если дама сейчас же не покинет дом. Передавая всё это, слуга был так комичен в своём возмущении и оскорбленном достоинстве, что Тендль, далеко не смешливо настроенный, покатывался со смеху. Отпустив слугу, он вынул целую пачку писем; несколько писем было надписано почерком Дженни. Перечтя их, Тендль тяжело вздохнул. Как бы он был счастлив ещё совсем недавно, держа в руках письма Дженни! А сейчас он понимал, что это листки предательства, лжи, измены, Тендлю некогда было горевать, ему надо было незамедлительно выполнять поручение. Примчавшись в контору и передав дяде письмо лорда Бенедикта с его распоряжениями, Тендль долго обсуждал вместе с ним юридическую сторону завещания.
Составив акт и официальное извещение для пасторши и Дженни, адвокат послал племянника в пасторский дом.
Дженни, так долго ждавшая Тендля, переходила от одного настроения к другому. Девушке было невыносимо признаться самой себе в своих ошибках, и она предпочитала взвалить на мать свои беды и неудачи. Пасторша стойко сносила капризы дочери и уверяла её, что ничто для неё ещё не потеряно. Что она получила письмо из Константинополя от одного старинного друга, с которым пастор ей запрещал общаться под угрозой немедленного развода, и что теперь этот друг посылает к ней в Лондон двух очень богатых молодых людей. Из того же письма она узнала очень хорошую новость: если она пожелает выполнить одно маленькое разумное поручение, то сможет стать богатой, В письме есть намёки на то, что молодые люди не женаты, а у неё две незамужние дочери. Пасторша убеждала Дженни не иссушать свою красоту, развлекаться и ждать молодых людей.
Именно эту беседу и нарушил своим появлением Тендль, которого впустила служанка, не найдя нужным доложить о нём. "Господи!" – воскликнул про себя Тендль, входя в комнату и ничем внешне не обнаружив своего потрясения. Обе дамы валялись на диванах в халатах не первой свежести, растрёпанные, и перед каждой стояла тарелка с какими-то объедками.
На чрезвычайно вежливый, официальный поклон Тендля пасторша нашлась быстрее, чем Дженни, вскочила с дивана и стала объяснять молодому человеку, что Дженни больна, что она очень тяжело переживает отсутствие Алисы и смерть отца, и не менее горько ей, что в минуту скорби она обидела его, Тендля. Вырученная матерью, Дженни сделала несчастное лицо, закуталась в шаль и разбитым голосом спросила, получил ли Тендль её письмо.
– Я получил все ваши шесть писем сразу, мисс Уодсворд, так что не знаю, о котором из них вы сейчас говорите.
Пасторша хотела было ускользнуть, но Тендль её удержал, сказав, что дело, по которому он пришёл, касается их обеих и не терпит отлагательства.
– Ну что же, Дженни, говорила я тебе, что так и будет, что именно этими словами и начнёт мистер Тендль, – перебила молодого человека пасторша, опускаясь в кресло рядом с Дженни.
Дженни протянула руку мистеру Тендлю и пригласила его сесть поближе. Она сказала, что из-за сильных головных болей в последнее время плохо слышит. Пожав протянутую ему ручку, но отнюдь не поднося её к губам, как ожидала Дженни, Тендль сел на указанное ему место и продолжал тем же официальным тоном, каким начал:
– Я сейчас являюсь послом от двух инстанций. Первая – это мой дядя адвокат, который просит передать вам, леди Катарина, вот это извещение о том, что требуемые вами проценты с капитала, оставленного вашим мужем его сестре Цецилии, не могут быть вам выплачены.
– То есть как не могут быть мне выплачены? Как это понимать? – одновременно вскричали пасторша и Дженни, чрезвычайно взволнованные.
– Встретилось препятствие к выдаче, ибо сестра пастора, леди Цецилия, предъявила свои права.
– Сестра пастора? Да это миф, которым он меня пугал, когда я требовала, чтобы он не изображал из себя бедного человека, а жил так, как позволяли ему средства. Никогда не существовало такой женщины и имя её не произносилось в семье никем, кроме моего чудака мужа.
– Этот капитал не принадлежал пастору. Он поступил к нему от родни мужа леди Цецилии, лордов Ретедли, баронов Оберсвоуд. Из завещания вы обе узнаете, что этот капитал должен через десять лет поступить в распоряжение лорда Бенедикта, который употребит его на благотворительные цели по своему личному усмотрению.
Снова пасторша перебила Тендля, доказывая ему, что муж её был ненормальным человеком, что лорду Бенедикту она не верит ни на йоту, что отыскать подставное лицо вместо сестры пастора труда не составляет, но что надо ещё, чтобы было фамильное сходство.
– Мы подаём в суд. Мне это надоело, – закончила она на грани бешенства. – Отобрать у меня девчонку, деньги и вообразить, что можно таким образом обирать людей. Ваш лорд Бенедикт окружил себя шайкой мошенников...
– Сударыня, – резко перебил Тендль. – Мой дядя, которого вы уже однажды оскорбили и которого дважды оскорбила ваша дочь, и я имеем высокую честь быть друзьями и преданными слугами лорда Бенедикта. Не советую в моём присутствии оскорблять это глубокочтимое нами лицо. Или вы будете вести себя, как подобает культурным и воспитанным людям, или я уйду и не стану больше говорить с вами о деле.
– Мама, прошу вас, успокойтесь и, главное, сядьте. Вы мне действуете на нервы, – капризно сказала Дженни. – Мистер Тендль, простите нас. Вы и представить себе не можете, как мы страдаем из-за отсутствия в доме Алисы, из-за этой их с папой блажи. Объясните мне, пожалуйста, что и как теперь делать. Ведь не могла же у меня чудом объявиться тётка, которую отец искал бесплодно всю жизнь.
– У вас, мисс Дженни, не только отыскалась тётка, но и двоюродный брат.
– Мы непременно будем судиться, – снова закричала пасторша.
– Суд будет вам только во вред, так как у вас нет ни малейших оснований оспаривать волю пастора или его завещание. Всё, что он завещал, всё сделано юридически очень правильно. Позвольте вам вручить оповещение. Вы обе вызываетесь в судебную контору вашего округа, где будут присутствовать адвокаты, лорд Бенедикт, Цецилия Ричард Ретедли, баронесса Оберсвоуд, её сын Генри Ретедли, барон Оберсвоуд, ваша дочь Алиса и много других свидетелей, в том числе брат Ричарда Ретедли, капитан Джемс Ретедли. В их присутствии капитал будет передан владелице.
– Это мы ещё посмотрим! Вручить можно, если никто не протестует, – бесновалась пасторша.
– Я уже говорил, суд будет не в вашу пользу, и все судебные, заметьте, очень большие, издержки придется платить вам.
– У меня нет основания верить вам. Вы не пифия, и ваши милые предсказания могут быть ошибочны. Будьте спокойны вместе с вашими досточтимыми дядями, тётями и лордами – провозвестниками чести, что мои друзья, не менее влиятельные, уже едут из Константинополя защищать меня. Так и передайте своему господину, которого так чтите и слушаетесь.
– Вы, мисс Дженни, разделяете отношение к этому делу вашей матушки?
Дженни, поняв, что она снова попала впросак, когда решила, что Тендль явился просить её руки, окончательно его возненавидела, мигом бросила повадки приболевшей кошечки и, встав во весь рост перед молодым человеком, язвительно закричала:
– Я не только разделяю её убеждённость. Я иду дальше. Уверена, что нам удастся достойно наказать всю эту компанию "дельцов", совращающих младенцев, облапошивающих их недальновидных отцов и обогащающихся за счёт невинных людей. Мы их поймаем, наконец, в капкан, где, вероятно, найдётся местечко и для такого усердного слуги.
Произнося эту тираду, Дженни сделалась необыкновенно безобразной. Её обычно бледное лицо покрылось багровыми пятнами, рот скривился на сторону, глаза метали молнии. У Тендля мелькнула мысль, что она когда-нибудь сойдёт с ума. Выслушав столь приятную отповедь до конца, он поклонился, сказав Дженни на прощание:
– Я спросил вас об этом только потому, что лорд Бенедикт дал мне письмо для вас, но с условием: если вы окажетесь в ином настроении, чем ваша мать. Быть может, вы бы ещё поехали со мною к нему в деревню. В противном случае письма не передавать. Честь имею кланяться.
