Шри Ауробиндо - Cинтез йоги
Сердце и жизнь, как мы знаем, имеют как раз противоположный закон. Они не могут жить абстракциями; они находят свое удовлетворение только в конкретном, которое может быть охвачено; физически ли, умственно ли, или духовно, их цель не представляет собой что-то такое, что пытаются выделить и достигнуть посредством интеллектуальной абстракции; живое становление или сознательное владение их объектом и радость этого — вот то, чего они ищут. Они отзываются не на удовлетворение абстрактного ума или безличностного существования, но на радость и активность существа, сознательной Личности в нас, конечной ли, или бесконечной, для которой восторги и силы её существования являются реальностью. Следовательно, когда сердце и жизнь обращаются к Высочайшему и Бесконечному, они достигают не абстрактного существования или несуществования, Сат или же Нирваны, но существующего, Сат Пуруши, не просто сознания, но сознающего Существа, Чайтанья Пуруши, не просто чистого безличностного восторга от Есть, но безграничного блаженства Я Есть, Анандамайя Пуруши; также не могут они раствориться и потерять свое сознание и блаженство в не имеющем черт существовании, но должны настаивать на всех трех в одном, ибо восторг существования есть их высочайшая сила, а без сознания восторгом нельзя завладеть. Таков смысл верховного образа самой, интенсивной индийской религии любви, Шри Кришны, Всеблагого и Всепрекрасного.
Рассудок тоже может следовать по этому направлению, но он прекращает тогда быть чистым интеллектом; он призывает на помощь силу своего воображения, он становится создателем образов, творцом символов и значений, духовным художником и поэтом. Следовательно, самая строгая интеллектуальная философия допускает Сагуну, божественную Личность, только как верховный космический символ; идите за пределы этого к реальности, говорит она, и вы достигнете, в конце концов, Ниргуны, чистой Бесперсональности. Конкурирующая философия утверждает превосходство Сагуны; не олицетворено, возможно скажет она, только материальное, только вещество его духовной природы, из которого он проявляет силы своего бытия, сознания и блаженства, всего, что его выражает; безличностное есть видимый негатив, через который он открывает преходящие вариации вечного позитива своей личности. Очевидно, что здесь два инстинкта, или если мы колеблемся применить это слово к интеллекту, две врожденные силы нашего существа, которые, каждая в своей собственной манере, имеют дело с той же самой Реальностью.
То и другое, идеи интеллекта, его умение разбираться, и устремления сердца и жизни, их приближения, имеют за собой реальность, к достижению которой они стремятся. То и другое подтверждается духовным опытом; каждая сторона достигает именно того божественного абсолюта, которого ищет. Но все же каждая из сторон, если одной из них слишком исключительно потворствовать, попадает в затруднения из-за ограничений своих природных качеств и характерных свойств. Мы видим, что нашему земному житию, где следуют исключительно сердцу и жизни, не удается привести нас к какому-либо проливающему свет выходу, в то время как исключительная интеллектуальность становится далеким, абстрактным и бессильным или бесплодным критиком, или сухим механистом. Их умелое сочетание и справедливое примирение — одна из великих проблем нашей психологии и нашего действия.
Примиряющая сила лежит выше, в интуиции. Но есть интуиция, которая обслуживает интеллект, и интуиция, которая служит сердцу и жизни, и если мы следуем одной из них исключительно, мы не достигнем большего, чем раньше; мы только сделаем для себя внутренне более реальными, но все же существующими раздельно, вещи, к которым стремятся другие, менее зоркие силы. Но тот факт, что интуиция может отдать себя беспристрастно всем частям нашего существа, — ибо даже тело имеет свою интуицию, — показывает, что она является не замкнутым в своем кругу, но интегральным правдоискателем. Мы должны спрашивать интуицию всего нашего существа, а не только отдельно в каждой ее части, не в сумме их обнаружении, но вне всех этих низших инструментов, даже вне их первых духовных ответчиков, поднимаясь в собственную сферу интуиции, которая есть обитель бесконечной и беспредельной Истины, rtasya sve dame, где все существование обнаруживает свое единство. Именно это имеют в виду древние Веды, где восклицается: "Есть непоколебимая истина, скрытая истиной (вечная истина скрыта этой другой, от которой мы имеем здесь эти низшие прозрения); там десять сотен лучей света стоят вместе; это — Единый", "rtena rtam apihitam dhruvam… dasa aata saha tasthus tad ekam" (Ригведа V. 62.1.)
Духовная интуиция всегда затрагивает подлинную реальность; это светоносный предвестник духовного осознания или сам его лучезарный свет; она видит то, что другие силы нашего существа с трудом стараются изучить; она схватывает прочную истину абстрактных представлений интеллекта и феноменальных представлений сердца и жизни, правду, которая сама не является ни отдаленно абстрактной, ни внешне конкретной, но чем-то еще, для чего эти две — только разные стороны ее психологического проявления для нас. То, что воспринимает интуиция нашего интегрального существа, когда его члены более не спорят между собой, но освещены свыше, есть эта цельность нашего бытия, стремящегося к единой реальности. Безличностное — правда, личностное — тоже правда; они являются одной и той же истиной, видимой с двух сторон нашей психологической деятельности; ни та, ни другая сама по себе не дает полного значения Реальности, и все же посредством и той, и другой мы можем приблизиться к этому.
Если посмотреть с одной стороны, как бы кажется, что безличностная Мысль, работая, создала выдуманного мыслителя для удобства своего действия, безличностная Сила в работе сотворяет вымышленного делателя, безличностное существование в действии, которое использует фикцию олицетворенного существа, имеющего сознающую индивидуальность и личный восторг. При взгляде с другой стороны, именно мыслитель выражает себя в мыслях, которые без него не могли бы существовать, и наше общее представление о мысли просто символизирует силу природы мыслителя; Ишвара выражает сам себя волей, силой и мощью; Существующий простирает самого себя во всех формах, полных и частичных, прямых, превратных и противоположных его существованию, сознанию и блаженству, и наше абстрактное представление этих вещей есть только интеллектуальное изображение тройной силы его природы бытии. Вся бесперсональность, кажется, в свою очередь становится фикцией, и существование в самом его движении и его каждой частице не является ничем, кроме жизни, сознания, силы восторга единой и все же бесчисленной Личности, бесконечного Божества, самоосознающего и саморазворачивающегося Пуруши. Оба представления правильны, за исключением идеи фикции, которая, будучи заимствована из нашего интеллектуального процесса, должна быть изгнана, и каждой точке зрения должна быть придана присущая ей обоснованность. Интегральный искатель должен в этом свете понимать, что он может достигнуть одной и той же Реальности на обоих направлениях или последовательно, или одновременно, как бы на двух соединенных колесах, катящихся по параллельным линиям, но таким параллельным линиям, которые вопреки интеллектуальной логике, но в послушание их собственной внутренней правде единения, действительно встречаются в бесконечности.
Мы должны смотреть на божественную Личность с этой точки зрения. Когда мы говорим об индивидуальности, мы имеем в виду под этим сначала что-то ограниченное, внешнее и отдельное, и наша идея олицетворенного Бога принимает тот же самый несовершенный характер. Наша личность для нас сначала представляется отдельным созданием, ограниченным умом, телом, характером, которые мы воспринимаем, являясь особью, как фиксированную величину, ибо, хотя в действительности она всегда изменяется, есть все же достаточный элемент стабильности, чтобы придать вид практического оправдания этому представлению фиксированности. Мы представляем себе Бога как такую же личность, только без тела, отдельную личность, отличную ото всех других, с умом и характером, ограниченную определенными качествами. Сначала в наших примитивных понятиях это божество является некой изменчивой вещью, причудливой и капризной, увеличенным отпечатком наших человеческих свойств; но впоследствии мы представляем себе божественную природу личности как вполне закрепленный набор качеств, и мы относим к ней только те качества, которые мы считаем святыми и идеальными, в то время как все другие исключаются. Это ограничение заставляет нас объяснять остальные проявления, приписывая их Дьяволу, или придавая человеку и первоначальному творению способность всего того, что мы считаем злым, или еще, если мы воспринимаем, что это не совсем подойдет Богу, создавая силу, которую мы называем Природа, и относя к ней все низшие качества и всю массу тех действий, за которые мы не хотим делать Божество ответственным. Снабженный высшими качествами ума и характера. Бог становится менее антропоморфным, и мы рассматриваем его, как бесконечный Дух, но все еще как отдельную личность, дух с определенными фиксированными божественными качествами, становящимися его атрибутами. Так понимаются идеи божественной Личности, олицетворенного Бога, которые столь сильно рознятся в различных религиях.
