Валерий Хорев - Луна в тумане: Путеводитель по боевым искусствам для новичков
Всем хорошо известен хрестоматийный эпизод с (предположительно) Ягью Мунэнори и его слугой (учеником), когда спящий мастер мгновенно уловил мелькнувшую у того мысль о своей беззащитности, и в следующую секунду стоял с мечом в руках. Поэтому очень трудно было просто зарубить или зарезать намеченную жертву — тот, скорее всего, почуял бы врага заранее, что бы ни сочинял о мастерстве ниндзя скрывать эманации своего мозга известный Эрик Ластбадер в сериале о похождениях тандзяна Николаса Линнера.
Кроме того, не стоит приписывать ночным пройдохам абсолютного совершенства решительно во всех видах боевого искусства. Универсал всегда проигрывает узкому специалисту в его излюбленной области, и средний самурай безусловно превосходил среднего шпиона в технике меча и копья. Не стоит заострять внимания на выдающихся представителях профессии с той и другой стороны — в любом деле встречаются уникумы, и наша речь не о них.
Как сегодня нормальный разведчик в чужой стране не крадется по темным улицам с пистолетом в руке, так и триста лет назад ниндзя предпочитали обходиться без меча до самого последнего предела, когда на него обрушивалась подоспевшая охрана или погоня. И обыкновенно результат подобной схватки бывал предрешен. Некоторое преимущество состояло в использовании нетрадиционных, малоизвестных приемов боя, атак в неожиданных ракурсах, обилии акробатических элементов и т. д. Все это приносило победу в быстрой стычке, но только при наличии фактора неожиданности. В тех же случаях, когда прохиндей был вынужден схватиться в открытую, используя свой более короткий и легкий меч, результат, повторяю, был известен заранее. Кроме того, замечательные клинки самурайских катан и тати чаще всего превосходили по своим характеристикам шпионское оружие. Это легко объяснимо, так как меч самурая делался долго и на века, являясь нередко фамильной драгоценностью. Меч ниндзя (в тех случаях, когда он предпочитал «специзделие») был всего-навсего рабочим инструментом, одним из многих и далеко не главным, который не жалко выбросить в случае чего.
Это отнюдь не значит, что клинок был из рук вон плох. Он вполне обеспечивал круг своих задач, но никакими выдающимися свойствами не обладал. Опять же, не стоит говорить об исключениях.
Кстати — только кинониндзя всегда экипированы характерным прямым мечом, который упрямо прилаживают за спину. На деле нет ни одного исторического свидетельства существования таких мечей — ни записей, ни сохранившихся экземпляров. Настоящие лазутчики пользовались чаще всего самыми обычными самурайскими клинками, причем носили их, как и полагается, сбоку, так как принайтовленный сзади меч, да еще с цубой, полностью исключает возможность кувырков, перекатов и других акробатических элементов, а заткнутый за пояс — нисколько этому не препятствует. И потом — для разведчика и диверсанта, первой задачей которого было слияние с толпой, наличие особого, легко узнаваемого вооружения тотчас обернулось бы разоблачением, арестом и пыткой, поскольку охотники за шпионами, как правило, сами такие же ниндзя, имели острый глаз и отточенную интуицию. Другой вопрос — внешне чисто самурайский меч мог скрывать в себе откровенно шпионские хитрости, будучи приспособленным для выполнения разных специфических дел, однако это никак не сказывалось на экстерьере. Чаще всего дело ограничивалось устройством потайного резервуара в конце чуть удлиненных ножен.
Строго говоря, между самураями и ниндзя вообще не существовало четкой границы, поскольку самураи были сословием, а ниндзя — профессией или хобби, и ничто, кроме кодекса бусидо, не мешало бедному служаке пробавляться на ниве шпионажа и заказных убийств. Большинство известных кланов ниндзя — самурайские, и множество гордых буси без зазрения совести посвящало себя «иньскому ремеслу», а корни знаменитых школ будзюцу уходят в почву монастырских техник боя, породивших также превосходные шпионские системы. Сами ниндзя также не изобретали велосипедов, практикуя в полном объеме испытанные методики самурайской выучки.
Принимая в расчет все вышесказанное, можно утверждать, что в нормальных рабочих условиях наши герои мечу и рубке предпочитали орудия тихие и несравненно более эффективные — отравленные иглы, метательные предметы, ядовитые дымы, порошки, жидкости и прочие дьявольские штучки, вплоть до ученых крыс и хищных ласок. Как у Владимира Высоцкого:
Добрый молодец он был,Бабку-ведьму подпоил,Ратный подвиг совершил —Дом спалил!
Воистину, реальная шпионская акция! Недаром именно ниндзя первыми оценили преимущества пороха[22] и вообще старались держаться на гребне научно-технического прогресса тех лет, обращая любое изобретение в свою пользу. Потому-то ассортимент их подручных средств был чрезвычайно широк, хотя главенствовало в нем не оружие, а средства проникновения и маскировки, подслушивания и доставки информации, преодоления препятствий и тому подобное. Все, кого интересуют конкретные описания и иллюстрации шпионского инвентаря, могут обратиться к многочисленным изданиям на эту благодатную тему — от брошюрок местечковых экспертов до упоминавшегося двухтомника А. Горбылева.
Я сознательно не хочу здесь касаться откровенно инфернальных техник психоэнергетического тренинга «невидимок», всех их излюбленных распальцовок и черной магии, поскольку уж это-то наверняка никоим образом не входит в тему нашего разговора. Гораздо примечательнее то, что ниндзя являлись выдающимися мастерами импровизации, настоящими профессорами по использованию подсобных предметов, так как изменчивый калейдоскоп нештатных ситуаций требовал молниеносных решений и точных действий. Что бы ни попало в опытные руки, могло превращаться и в оружие, и в отмычку, и во что угодно. Сколь бы ни был обширен перечень носимого снаряжения, всего предусмотреть невозможно, и всегда могли проявиться нежданные факторы, заставляющие на ходу сочинять и конструировать что-то новое из имеющегося или найденного поблизости. Трудно вообразить лазутчика, вышедшего на задание с пустыми руками. Разведка и диверсии — всегда работа с теми или иными предметами, от сноровки обращения с которыми напрямую зависит успех или провал дела, и как раз тут лежат точки соприкосновения ниндзюцу и кобудо.
«Простонародное» кобудоЦарь обезьян в сраженьи был свиреп,
И Царь-волшебник тоже был силен, —
Друг друга меч и посох отражали…
У Чэн-энь. Путешествие на Запад
Коль скоро профессиональные шпионы, оснащенные множеством заранее сконструированных и изготовленных инструментов, порой вынуждены были использовать подвернувшиеся под руку предметы, то что оставалось делать крестьянам и горожанам для защиты от лихого криминалитета? Наиболее остро эта проблема стояла не в центральных провинциях, где силовые структуры, худо-бедно, подавляли сверхнормативное буйство, а бесконечные усобные войны давали возможность собирать на полях сражений мечи, копья и даже доспехи, что наглядно продемонстрировал А. Курасава в знаменитом фильме «Семь самураев». Гораздо хуже обстояли дела на окраинах империи, особенно на юге.
Самый крупный остров архипелага Рюкю — Окинава, расположен как раз на стыке двух культурных традиций — японской и китайской, поэтому бездонная культура Поднебесной питала «младшую сестру» в значительной мере именно через Окинаву. Тамошние жители никогда не отличались кротким нравом, а близость континента оказывала существенное влияние на все стороны жизни, включая боевые искусства. Официальная версия возникновения окинавского кэмпо относит его зарождение к XIV веку, когда король Рюкю признал вассальную зависимость от Китая, и с континента прибыла дипломатическая миссия, в составе которой были мастера цюанььфа. Но реально знакомство с передовыми техниками боя произошло еще раньше.
Как известно, XII век принес гибель огромному клану Тайра. Спасаясь бегством от победоносных Минамото, остатки разгромленных войск откатились на юг аж до Окинавы, унося с собой полный багаж военных знаний и оригинальных наработок, в корне отличных от классических китайских систем. Именно в этом заключается причина того, что древнейшие окинавские стили Тэ более всего напоминают как раз дзю-дзюцу, а не ушу, да и культивировались они отнюдь не в простонародной среде, а в правящих самурайских семействах острова. То, что сегодня принято считать настоящим окинавским каратэ, есть гораздо более поздняя переделка южно-шаолиньского цюаня (предположительно, стиля «журавль»), преподававшегося в середине XVIII столетия легендарным мастером Кусянку, хотя по сей день неясно даже, имя это, прозвище или некая должность. От него пошли все современные стили и разновидности «китайского кулака», как испокон веку именовали данное искусство на Окинаве, пока, с подачи Фунакоши Гичина, оно не превратилось в «пустую руку». Разумеется, задолго до рождения этого самого Кусянку китайские формы не могли не влиять на развитие Тэ. Исподволь шел непрерывный процесс взаимообогащения, результатом которого явилось практичное, жесткое и бескомпромиссное окинавское кэмпо, в котором мастерство владения простейшим оружием неразрывно связано с работой голыми руками, и две эти составляющие никоим образом не могут быть отделены друг от друга.
