Валерий Хорев - Луна в тумане: Путеводитель по боевым искусствам для новичков

Но, допустим, вы как-то смирились с необходимостью посещать попеременно то храм, то тренировки. В этом случае — для душевного покоя — полезно ограничиться сугубой «физухой» и, как говорилось двумя страницами ранее, не рассматривать свои занятия в качестве некоего «пути», инструмента познания мира, компаса в поисках смысла жизни и т. п. Лучше всего на вопрос, зачем он дерется, ответил у Дюма великолепный Портос в «Трех мушкетерах»: «Дерусь, потому что дерусь, вот и все!».

И, право, точнее не сформулировать истинное, единственно правильное отношение к происходящему! Когда-то один мой приятель во время очередной нашей беседы о смысле занятий спросил, стал бы я тренироваться, если бы остался на Земле совершенно один, то есть вообще, как Адам, и даже без Евы? Ответ я не знаю до сих пор. То-то и оно!

Это, конечно, мое личное мнение, но многие годы занятий предметом нашего разговора, встречи и дискуссии с разными людьми, некоторые из которых были и остаются крупными мастерами, привели к мысли о том, что тренироваться любой системой или стилем боевого искусства правильнее всего под знаменем Великой Пустоты, или Бессмысленности, проще говоря — ни для чего!

Преследуя какую-то насущную цель — необходимость самообороны от уличных отморозков, желание получить черный пояс, стать чемпионом среди тех-то и тех-то, стяжать здоровье и т. д. — вы при некоторой доле упорства всего этого добьетесь, и только, не выше ни на шаг. Как известно, очень-очень желающий победить вряд ли победит, потому что само такое желание и есть первое препятствие на пути к победе. Истинная победа всегда неожиданна и уж, во всяком случае, не долгожданна. Просто работаете, работаете и работаете ни для чего, но с полной отдачей… глядь — валяется победа! Хотите — подберите, нет — оставьте лежать на дороге и ступайте дальше. Вот, посмотрите на Ояму: сидит себе, как Будда, спокоен и безмятежен. Чего и вам желаю.

Глава 2. ВЗЯЛ ОН ВИЛЫ И ТОПОР…

О пользе и непользе оружия

Когда стрелой без древка выстрелят из лука без тетивы — она поистине пронзит гору!

Судзуки Тантаро

В японском языке искусство обращения с оружием носит название «кобудо», что дословно можно перевести как «старинное искусство». Пэтому мы не станем мудрить, а для начала поговорим об оружии именно в свете кобудо.

Все многообразие стилей и разновидностей этой жестокой науки на благословенном японском архипелаге условно подразделяется на две категории — кобудо самурайское и простонародное. При этом внутри самурайского также можно выделить обширный пласт полицейских техник, получивших наибольшее развитие в почти трехвековую мирную эпоху правления Токугавского сёгуната (1603–1868), а также примыкающее сюда самым тесным образом огромное, таинственное и вполне суверенное царство зловещих ниндзя.

Характерным примером простонародного кобудо служит букет окинавских техник работы с примитивным оружием, родственным обиходным предметам крестьянского быта и почти не модифицированным для битвы. Теперь рассмотрим подробно каждую из разновидностей.

Враги бросились наутек, но Сянаао догонял их и рубил, догонял и рубил, и вот уже пятеро матерых злодеев пали мертвыми.

Сказание о Ёсицунэ

Как всем нам отлично известно из фильмов и книг, главным и наиболее зловещим спутником любого самурая всегда был его меч — поначалу цуруги, позднее дайто. Исторически это не совсем верно, поскольку вплоть до Токугавской эпохи отнюдь не меч, но лук и копье считались своеобразными символами воинственного сословия. Лишь с прекращением многовековой мясорубки непрерывных гражданских войн, когда славным доспехам и тяжелому полевому вооружению пришло время обратиться в семейные реликвии, эстафету подхватил меч, став отныне единоличным средоточием души самурая и знаком принадлежности к гордому племени Буси (хотя для этого, строго говоря, требовалась пара мечей — большой и малый, плюс характерная прическа). Но, так или иначе, и мечи, и луки, и копья относятся к штатным видам вооружения, мастерство владения которыми в состав кобудо вроде бы и входит, хотя, строго говоря, не вполне. В этом смысле столь популярное сегодня параллельное изучение тонкого искусства иай-до совместно, скажем, с простонародным тонфа-дзюцу выглядит немного странно.

Вместе с тем любой самурай, не стремившийся почетно пасть на поле брани в расцвете сил, непременно овладевал целым набором дополнительных техник, прибегать к которым случалось не редко. В пылу благородного сражения в чистом поле воин запросто мог лишиться мощного меча либо копья, сломав их или просто выронив от молодецкого удара противника. После такой неприятности оставалось лишь прибегнуть к спасительной помощи малого меча (вакидзаси), ножа или какого-нибудь иного оружия. Довольно популярными среди самураев были различные варианты цепей, железные веера тэссэн и гумбэй-утива, а также всевозможные метательные лезвия и пластины, в том числе всем известные сякэны («звезды»), необоснованно относимые к монопольной и чуть ли не главной принадлежности ниндзя. Между прочим, только шпионы предпочитали маленькие, легкие пластинки, но они смазывали их острия крепким ядом, целясь притом в шею, лицо и т. д., а настоящие боевые звезды были большими, диаметром до 150–180 мм, коваными и тяжелыми, рассчитанными на изрядное пробивное действие и глубокое проникновение в тело.

Далее — не всегда и не везде дозволялось размахивать любимым клинком, а порою и вовсе не допускалось обнажать его, не говоря о копье или нагинате. При входе в дом (за исключением откровенно враждебного визита) полагалось оставлять бесценный фамильный меч «в дверях», надеясь, случись что, на вакидзаси да на припрятанные под одеждой «сюрпризы», овладеть которыми не поленился ранее. Ножны малого меча, танто и айкути[21] всегда содержали в боковых кармашках обиходный ножичек (когатану) и стальную шпильку (когай), назначение которой — распускать туго затянутые узлы шнуровки доспехов.

Очень часто когай состояла из двух половинок, каждая из которых могла быть пущена опытной рукой точно в цель, как и любой из аналогичных острых предметов.

Собственно говоря, хороший самурай без труда, молниеносно и четко способен был метнуть в противника всякую снасть из своего богатого арсенала, что на диво правдоподобно демонстрирует Тосиро Мифунэ в фильме «Красное солнце».

Аналогично европейским шестоперам и булавам, ставшим, помимо утилитарного предназначения, своеобразными символами атаманской власти, стальные боевые веера в Японии прижились в среде князей и полководцев. Те, кто видел старую киноленту «Знамена самураев», могут припомнить эпизод, в котором знаменитый Такэда Сингэн отбивает бешеные наскоки не менее знаменитого Уэсуги Кэнсина именно таким веером. И, уж конечно, веером было удобнее всего отражать различные мелкие метательные снаряды, которыми не брезговали и вездесущие ниндзя, и свои же собратья-самураи. Зачастую это практиковалось в качестве тренировки, чтобы надежность рефлекса не подвела при реальном нападении.

Вот они подъехали, показали аспиду!Супротив милиции он ничего не смог.Вывели болезного — руки ему за спину,И с размаху кинули в «черный воронок».

В. Высоцкий

Полицейские техники и соответствующее вооружение расцвели, как и многое другое, в Эдосскую (она же Токугавская) эпоху. Обусловлено это не только организацией мощной разветвленной полицейской сети, с помощью которой Бакуфу (военно-административный управленческий аппарат) контролировал ситуацию во всей стране, но и значительным упадком мастерства буси. По прошествии многих безоблачных десятилетий совершенно сошел с исторической арены старый тип сурового непобедимого солдата, идущего по пояс в крови через жестокие битвы «эпохи войн», со всеми его невероятными рефлексами, переходящими в «шестое чувство», и поистине инфернальной ударной мощью.

Излюбленным оружием полицейских стали длинные цепочки с грузилами на концах, позволявшие обездвижить противника, не убивая его, а также дзиттэ — стальной пруток с одной крюкообразной половинкой гарды.

Пусть легенды о мастерах, способных одним поворотом такой ловушки переламывать клинок меча, останутся на совести их сочинителей — согласно некоторым исследованиям, реально дзиттэ, имевший на рукоятке шнурок с кистью различного цвета, соответствовавшего рангу полицейского, играл ту же роль, что в наши дни жетоны и удостоверения. Хотя, безусловно, хватало по-настоящему сильных мастеров, творивших чудеса со своим нехитрым орудием.