Святитель Игнатий Брянчанинов - Том 1. Аскетические опыты. Часть I
План монастырских зданий состоит из двух четвероугольников, из которых один помещается в другом. Поднявшись по гранитной лестнице на площадь, вы идете по аллее к святым вратам, находящимся в наружном четвероугольнике; против этих ворот — другие, во внутреннем четвероугольнике. Входите в них: перед вами на правой стороне — соборная церковь Преображения Господня, в верхнем этаже; в нижнем — Валаамских чудотворцев Сергия и Германа, где и мощи их почивают под спудом. Собор соединяется посредством галереи с теплою церковию Успения Божией Матери; в галерее помещается ризница. На другой оконечности, составляющей собою юго-восточный угол, — церковь святителя Николая. На левой стороне, противоположной той линии, на которой стоят храмы, — келлии настоятеля и некоторые братские. Против вас — братская трапеза и кухня; а в той линии, в которой врата и где, предполагаю, вы стоите — келлии чредных иеромонахов. Над святыми вратами наружного четвероугольника — церковь Петра и Павла. В линии этой, с левой стороны — гостиница; с правой — келлия духовника и обширная рухольня (так в монастырях называется кладовая) монастыря. В противоположной линии — больница монастыря со значительным числом келлий, в которых помещаются все престарелые и увечные. При больнице — церкви, в верхнем этаже — Пресвятыя Троицы, в нижнем — Живоносного Источника. В линии, обращенной к губе, с одной стороны — продолжение гостиницы; с другой — канцелярия монастыря. В восточной линии, с одной стороны — продолжение рухольни, с другой — монастырская библиотека, сравнительно с другими монастырями богатая, имеющая довольно рукописей, почти исключительно состоящих из творений святых Отцов, писавших о монашеской жизни.
Для истории Валаамского монастыря не найдется в этой библиотеке обильных материалов. Она собрана в конце прошедшего и начале нынешнего столетий; древние рукописи уничтожены, как и все древнее в Валаамском монастыре, пожарами и шведами. Нет здания на всем острове, ни даже часовни, которым бы исполнилось хотя сто лет.
Основание и существование монастыря Валаамского с достоверностию относится к глубокой русской древности: к такому заключению приводят некоторые исторические факты. Преподобный Авраамий, основатель и архимандрит Ростовского Богоявленского монастыря, пришел еще язычником в Валаамскую обитель в 960 году после Рождества Христова, там крещен и пострижен в монашество [977]. В Софийской летописи сказано: «Лета 6671 (1163 после Рождества Христова) обретены были мощи и перенесены преподобных Отец наших Сергия и Германа Валаамских» [978]. Другой летописец упоминает, что в 1192 году игумен Мартирий построил каменную церковь на Валаамском острове [979]. Местное предание, подкрепляемое этими и подобными им скудными до нас дошедшими сведениями, признает преподобных Сергия и Германа греческими иноками, современниками равноапостольной великой княгини Ольги. Если принять в соображение ту решимость, с какою древние иноки стремились к глубочайшему уединению, то удобство, которое Валаамский остров доставляет ныне, тем более доставлял тогда, для такого уединения, — надо согласиться, что переселение сюда греческих иноков не заключает в себе ничего странного и несбыточного. Во все исторические просветы, в которые от времени до времени проявляется существование Валаамского монастыря, видно, что иноки его проводили жизнь самую строгую, что там были и общежитие и отшельники, и всеми иноками заведовал игумен. Здесь в четырнадцатом веке жил несколько времени преподобный Арсений Коневский, совершивший дальнее странствование на святую Афонскую гору и положивший начало монастырю Коневскому. Сюда во второй половине пятнадцатого столетия вступил юношею преподобный Александр Свирский: он занимался первоначально трудами в общежитии, потом безмолвствовал на Святом острове, в тесной пещере, неизвестно — природной ли или иссеченной в скале. Святой остров — каменная гора; подымается она из озера, оканчивается к северу высоким утесом и принадлежит к группе малых островов, которыми в разных местах обставлен главный остров, как планета своими спутниками. В первой половине пятнадцатого столетия жил здесь некоторое время преподобный Савватий Соловецкий, перешедший впоследствии для глубокого уединения на Белое море, на дальний север, в пустыни Соловецкого острова, дотоле необитаемые. Он искал там того же и с таким же мужественным самоотвержением, чего искали греки Сергий и Герман на Валаамском острове, находя свой Афон и свой Олимп слишком многолюдными, хотя это многолюдство и составляли лики иночествующих [980].
Не раз Валаамский монастырь подвергался опустошению от шведов; не раз иноки его падали под острием меча и землю, орошенную потом молитвенным, орошали кровию мученическою; не раз пылали святые храмы и хижины иноческие, зажженные рукою врага или неосторожности. Но местность Валаамского монастыря, его многообразные удобства для всех родов иноческой жизни скоро возобновляли в нем черноризное народонаселение. Валаам назначен, освящен в место богослужения как бы самою природою. Предание древнее, но, кажется, имеющее основание, говорит, что в то отдаленное время, как страна эта была во мраке язычества, здесь совершалось поклонение кумирам [981]. Когда взглянешь на эти темные, глубокие воды, на эти темные, глухие леса, на эти гордые, могучие скалы, на всю эту величественную картину, беспрестанно изменяющуюся и беспрестанно живописную; когда прочитаешь в ней глубокое поэтическое вдохновение, сравнишь с роскошною местностию Валаама скудную местность окружающей Финляндии, — скажешь: «Да, здесь должен был жестокосердый и воинственный скандинав изменять свои бранные, суровые думы и ощущения на благоговение; здесь должна была душа наполняться всем, что возносит душу человеческую к высшим ощущениям, доставляемым религиею». То же предание приводит сюда святого апостола Андрея, пришедшего, по сказанию Нестора, из Киева в Новгород и путями морскими возвратившегося в Южную Европу, где в Ахаии ожидал его венец мученический. Он говорит, что Апостол по реке Волхову достиг Ладожского озера, чрез озеро достиг Валаама, обратил в христианство жрецов, обитавших на нем, и основал Церковь Христианскую. Это предание называет Сергия спутником Апостола, по отшествии его — наставником этих стран в христианстве.
Что мудреного? Во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их [982], — свидетельствует Писание о путешествиях Апостолов. Их труды принадлежали не какому-нибудь одному народу — всему человечеству; заботливое внимание их, любовь их сердца привлекались не образованностью, не гражданским устройством и силою, — привлекались бедствием падшего человека, был ли он скиф или варвар, иудей или эллин [983]. Почему же не прийти святому апостолу Андрею к праотцам нашим, славянам, и соседям славян, скандинавам? Почему не посетить ему место, освященное для богослужения народного, — там не насадить Богопознания и богослужения истинных? Почему не допустить мысли, что Сам Бог внушил Апостолу это высокое, святое намерение, дал силу к исполнению его? Дикость, малоизвестность страны, дальность, трудность путешествия не могут быть достаточною, даже сколько-нибудь сильною, причиною, чтоб отвергнуть это предание. Не много позже времен Апостольских ходили путями этими целые воинства: почему же не пройти ими Апостолу, водимому десницею Божиею и ревностию Апостольскою?
Вот уже предание не темное, не сомнительное, а верное, чисто историческое. Монашеская жизнь на Валааме и восточное исповедание веры христианской в стране той процветали гораздо ранее и сильнее, нежели сколько мог бы заключить путешественник при поверхностном посещении края, при кратковременном взгляде на него. Надо посмотреть попристальнее, надо пожертвовать довольно времени, прислушаться внимательно к рассказам и Валаамских иноков, и прибрежных жителей, из них извлечь сведение, достойное быть внесенным в скрижаль истории, достойное внимания современной образованности, памяти образованного потомства. Столько развивалась иноческая жизнь на Валаамском острове, что перекинула побеги свои чрез озеро, на противоположный берег, на котором стоит теперь Сердоболь. На том берегу было двенадцать скитов, основанных Валаамскими иноками, находившихся под управлением и духовным руководством игумена Валаамского. Жители берегов исповедовали православную восточную веру, заимствовав познание ее из монастыря Валаамского; по берегу до самого Кексгольма стояли храмы православные. Корелы [984] этого берега Ладожского озера были православны, как православны теперь корелы противоположного берега, жители Олонецкой губернии. У тех и других — один язык, с самым малым изменением, не препятствующим понимать друг друга, беседовать друг с другом; была у них и одна вера. Но пришло злополучное время — финны склонились к учению Лютера. На местах, где красовались православные храмы, где совершалось богослужение православное, где Божественная Литургия роднила небо с землею, — ныне стоят лютеранские кирхи, оглашаемые лишь тощею проповедию холодного пастора. Он, говоря народу в проповеди своей одно поверхностное, ученое сведение об Искупителе и Его нравоучении, говорит каждый раз как бы надгробное слово над утраченною истинною живою верою и Церковию этими людьми и местами. Кроме устных преданий, единогласно свидетельствующих о факте, есть еще ему живое свидетельство. Это — целые селения финляндцев, тысячи финляндцев, исповедующих поныне православную веру. Для них богослужение отправляется на славянском языке, по нашим церковным книгам, нашими священниками, которые произносят только поучение народу на его родном языке, финском. Трудно ли было шведам, при этой простодушной вере, ввести здесь лютеранизм? Им стоило только изгнать или убить священников русских и заставить лютеранского пастора маскировать своею проповедию страшную потерю, которая от времени и оттого, что не была вполне понята, забыта.
