Николай Морозов - Христос
Этот период творчества евангельской идеологии был также и естественной прелюдией к крестовым походам, начавшимся почти через два века после первого появления Евангелия Луки, когда оно вместе с тремя другими Евангелиями успело распространиться в переводах по всей Европе, и чтение главок из Евангелий вошло в ритуал христианской службы на латинском и славянском языках.
Без этой естественной прелюдии и сами крестовые походы делаются как бы висящими в воздухе и отделенными от своего естественного основания — евангельского учения — тысячелетним пустым промежутком. Действительно, если Евангелия писаны в I веке нашей эры и читались по всем христианским церквам, то как могли они не вызвать еще в VIII веке всеобщего христианского отпора магометанам, будто бы захватившим в предыдущем столетии и самый гроб их бога?
А если христиане молчали более 400 лет, то как могло случиться, что в 1096 году какой-то Вальтер Голяк вместе с юродивым Петром Пустынником достигли своими безграмотными речами на городских улицах того, что «благородные рыцари, побросав своих прекрасных дам», как сумасшедшие, бросились за ними в далекие пустыни, где и погибли почти поголовно? Почему и вслед за этой катастрофой стремление христианских принцев и королей в эти дикие страны не прекращалось почти целых два столетия, разбиваясь, как волны, о географические преграды и о полную невозможность основать на прибрежьях Мертвого моря какое-либо культурное государство, способное защитить себя со стороны Египта или Месопотамии?
Только с нашей точки зрения это повальное сумасшествие всей культурной христианской Европы совершенно понятно. Евангельское учение и евангельская идеология тогда лишь только-что распространились по Европе; впечатление их было как оглушительный удар по человеческим душам XI века, и он отразился в могучем устремлении в Палестину, где, будто бы, происходили описанные евангелистами сказочно-чудесные дела.
Крестовые походы немыслимы психологически, если только мы удалим их евангельский фундамент не только в I век нашей эры, как делают теперь, но даже и в V век.
«Евангелие» в переводе значит «добрая весть», и, конечно, произведения под этим названием могли быть и тотчас после смерти «Иисуса», в 368 году. Но это были не те «добрые вести», которые мы читаем у Марка, Луки, Иоанна, Феодора — Матвея и в однородных с ними апокрифических евангелиях.
Глава VI.
Послания апостолов, как апокрифы средних веков.I. Послания «малого апостола».
Один из простейших приемов узнать возможное единоавторство каких-либо частных писем — это посмотреть способ обращения их автора и манеру их заключения, т.е. первые и последние строки, особенно, если все они, судя по содержанию, написаны к одинаково близким и единомышленным автору людям.
Возьмем с этой точки зрения за образец «второе послание к фессалоникийцам», приписываемое апостолу Павлу (т.е. «Малому апостолу»). Вот его конец:
«Властелин мира да даст вам мир всегда и во всем, да будет он со всеми вами. Привет моею Павловою рукою, что служит знаком во всяком послании. Оканчиваю же я так: благодать властелина нашего Иисуса Христа да будет со всеми нами. Аминь».
Конечно, строки о благодати есть шаблонный прием многих христианских посланий. Их читаем мы и в конце второго послания Петра, да и манера эта взята из Апокалипсиса, который заканчивается буквально такой же самой Фразой.
Значит, в вышеприведенном месте характеристично только одно: «привет моею Павловою рукою».
Но среди 14 «Павловых» посланий эту фразу мы находим еще только в конце послания к колоссянам, где написано:
«приветствие моею Павловою рукою».
Да в конце послания к коринфянам говорится:
«Мое вам собственноручное Павлове приветствие, а тем, кто не любит господина Иисуса Христа, — анафема, маранафа».
Анафему мы, конечно, все знаем, но что это еще за маранафа? — спросите вы.
Это, по словам теологов-знатоков, значит: «будь отлучен до пришествия господа», а по моему грешному переводу оба слова вместе значат просто, как и теперь: да будешь ты анафема и проклят! Который перевод вернее? Предлагаю самому читателю посмотреть в греческом словаре.
Вот и все случаи, в которых соблюден обещанный «знак всякого подлинного послания Павла». В остальных посланиях его нет, а в последнем к римлянам даже говорится:
«Приветствуют вас Тимофеи и Люций, и Врач (Язон), и Сосипатр, мои сотрудники. Приветствую вас в господе и л, Терций (!!), написавший это послание» (16, 21 — 22).
Итак, писал Терций… А о Павловой приветствии, служащем знаком каждого его писания, здесь нет ни слова. Теологи говорят: очевидно. Терций писал не сам, а под диктовку Павла. Но ведь это упущение поклона от Павла было бы совсем неприлично, если бы послание к римлянам было написано Терцием даже просто в присутствии Павла, а не только под его диктовку. Это совсем неподходящее окончание, особенно с приветами от остальных.
Ни об одном из лиц, приветствующих здесь римский народ, нет ничего в «Житиях святых», кроме того, что сказано в этом послании, а Терций называется в своем месте Четьи-Миней только иконийским епископом и больше ничего.
Все это приводит к выводу, что заключающиеся в новозаветных книгах Библии 14 посланий Павла принадлежат не одному и тому же лицу. Разберем же их по очереди.
Послание к римлянам.
Вот заголовок этого, написанного Терцием, послания:
Малый (или смиренный, по-гречески Павлос) раб Иисуса Христа, призванный пособ (апостол), избранный по божьему Евангелию, обещанному богом о своем сыне, который телесно родился от Давидова семени, а по духу, силе и по воскресенью из мертвых открылся сыном божиим, и через которого мы получили посланничество, — всем находящимся в Риме:
«Благодать вам и мир от „бога-отца“ и от властелина нашего Иисуса Христа!»
Как это начало согласить с подписью Терций и с отсутствием всякого привета от Павла в конце послания?
Рис. 92. Апостол Павел. (Снимок со старинного изображения на слоновой кости (по Фаррару).
Это можно объяснить только тем, что начало писано одним автором, а конец — другим, или что первоначально письмо Терция начиналось прямо последней фразой приведенного мною начала, т.е. словами: «Благодать вам и мир от бога-отца», а все предъидущее есть лишь заголовок переписчика, который принял письмо Терция за письмо «Малого» (Павла).
Это самое вероятное предположение. И в средние века и в древности естественно начинали письмо с обращения к тому, кому пишут, а не с обращения к самому себе: «Я, такой-то, пишу такому-то». Попробуйте сами начать так письмо к кому-либо из ваших знакомых, и вы рассмеетесь.
Простые люди начинают свои письма почти всегда с приветствия: «Здравствуй, такой-то». А старые христиане начинали, конечно, с бога, как и русский крестьянин, входя в дом, сначала крестится на икону в углу. «Благодать тебе и мир, такой-то» писали они, не ставя впереди имя тех, от кого и к кому идет письмо. Это требуется для официальных прошений в современных канцеляриях исключительно для удобства регистрации большого количества входящих и исходящих бумаг, чего не было в древности.
Значит, послание к римлянам было написано просто Терцием. Главная часть его — бесцветная фразеология, типичная для христианских авторов средних веков. Но есть в нем несколько и колоритных строк, как, например:
«Открывается гнев божий с неба на нечестие и несправедливость людей, подавляющих истину неправдою (1, 8). Они, называя себя мудрыми, обезумели и славу нетленного бога изменили и изображение, похожее на тленного человека, похожее на птиц и четвероногих животных и пресмыкающихся» (1, 23).
Здесь мы видим признак иконоборства, а далее находим прямое противодействие обряду обрезания.
«Если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезанье?..» (2, 27).
Не тот иудей (здесь это слово взято в его еврейском смысле: богославный), кто таков по внешности, и не тот обрезанный, кто такой по плоти, но тот иудей (т.е. богославный), кто внутренне таков, и тот обрезанный, кто таков по духу, а не по букве, и тому похвала от бога» (2, 29).
Таким образом, автор этого послания может считаться, если не первым, то одним из главнейших, агитаторов против обрезания, вероятно потому, что эта операция мешала распространению веры.
Когда же это могло быть?
В письме этом много цитат из пророчества «Иса-Ия», например: «кто познал ум властелина нашего и кто был советником ему (Ис. 40, 13)? Если бы властелин наш не оставил нам потомства, то мы сделались бы как Содом, и были бы подобны Гоморре» (Ис. 1, 9). Значит, у «Христа» были и дети, но Исайи.
