Иоанн Дамаскин - Творения
По моему мнению, люди, порабощенные таким суровым и дурным тираном, безумно отступившие от человеколюбивого и всеблагого Господа, всецело погрязшие в земные заботы и не думающие совершенно о будущем, но только о плотских наслаждениях, душу же свою осуждающие на голодную смерть, подобны мужу, убегавшему от бешеного верблюда. Муж этот, испугавшись ужасного рева своего взбешенного верблюда, бежал, чтобы не сделаться его жертвою, и в беге упал в глубокую яму. Но в падении он, простерши руки, ухватился за какое–то растение. Вместе с тем он ощупал какую–то подпору для ног, на которую и поспешил опереться, считая себя впредь в безопасности. Но, осмотревшись, человек увидел, что две мыши, черная и белая, не переставая грызут корень того растения, за которое он ухватился, и уже близки к тому, чтобы совсем перегрызть его. Взглянув же на дно ямы, видит ужасного огнедышащего дракона, свирепо смотрящего на него с разинутой пастью, готовящегося проглотить его; присмотревшись же к той подпоре, на которой он утвердил ноги, видит, что это была стена, с которой торчали головы четырех аспидов; подняв же свои глаза к верху, он увидел немного меду, капающего с ветви этого растения. Тогда человек, забыв об окружающих его опасностях: о бешеном верблюде, стоящем над ямою и желающем его растерзать, о драконе, об аспидах и мышах, догрызающих корень, вполне предался услаждению себя сладостью этого ничтожного количества меду.
Это сравнение относится к увлекающимся сею земною жизнью: верблюд–это смерть, преследующая постоянно род Адамов и стремящаяся похитить его; яма же — мир, полный различных зол и коварных козней; растение же, корень которого непрестанно точится мышами, есть жизнь человеческая, непрестанно сокращаемая сменяющимися днем и ночью (черная и белая мыши); четыре же аспида выведены тут для подобия тела человеческого, зависящего от четырех непрочных и непостоянных элементов, которые, находятся если в беспорядке и смятении, то сокрушается и прочность человеческого тела; тот же ужасный, огнедышащий дракон показывает собою ад, стремящийся принять в свое лоно всех, кои предпочли временные земные наслаждения будущим вечным благам; наконец, под каплею меду изображается сладость земных удовольствий, которою вводятся в заблуждение любители мира, вследствие чего они не заботятся о своем спасении.
Иоасаф, на которого эта притча произвела сильное впечатление, воскликнул: «Сколько истины и смысла в этой притче! Говори таких притч побольше, чтобы я вполне понял нашу жизнь и мог бы судить верою, кому что предстоит в будущем».
Тогда старец сказал ему: «С другой стороны, возлюбившие эту земную жизнь и упивающиеся ее кратковременными сладостями, которые они предпочли будущим вечным благам, подобны человеку, имевшему трех друзей. Двух из них он весьма любил, уважал и готов был за них подвергнуться смерти и каким угодно опасностям. К третьему же относился с величайшим пренебрежением, не оказывал ему никакого почтения, ни подобающей любви, но выказывал в отношении к нему очень мало, чтобы не сказать никакой, дружбы. Но вот в один день к этому человеку приходят какие–то грозные воины и требуют, чтобы он немедленно явился к царю, отвечать за долг в 10.000 талантов. Находясь в стесненных обстоятельствах, этот человек мысленно искал помощи, чтобы исполнить столь ужасное для него требование царя.
Он бежит к своему первому другу, которого считал самым искренним и говорит ему: «Ты знаешь, друг, я всегда готов был душу свою положить за тебя. Теперь же мне нужна помощь, так как крайняя нужда постигла меня сегодня. Скажи же, чем можешь помочь мне, и насколько оправдается моя надежда на тебя?» Этот же ему отвечает: «Я тебе не друг и даже не знаю, что ты за человек. У меня есть другие друзья, с которыми я буду сегодня веселиться, которые и будут всегда моими друзьями. Тебе же я дам два рубища на дорогу, которая тебе предстоит, и больше от меня не жди ничего». Услышав это и обманувшись так горько в надежде, которую он возлагал на своего друга, он отправился к другому и говорит: «Ты помнишь, друг, как я всегда почитал и любил тебя. Теперь я нуждаюсь в человеке, который бы мне помог в ужасном постигшем меня горе и беде. Скажи мне, чем ты можешь мне помочь, чтобы я мог выйти из нее?»
Он же ему отвечал: «Я не могу оказать тебе сегодня никакой помощи, потому что со мной случилось несчастие, причинившее мне много забот, так что у меня теперь свое горе. Я, если хочешь, могу тебя немного проводить, но помочь не могу ничем и, возвратившись домой, предамся собственным заботам». Таким образом, выйдя от него с пустыми руками и не получив нигде помощи, он отправляется к третьему другу, о котором никогда не заботился и с которым не делился своими радостями, и говорит ему с пристыженным и потупленным взором: «Я не смею обращаться к тебе, так как знаю, что ты не видел с моей стороны в отношении к тебе никакого доброго дела, ни даже простого расположения. Но так как меня теперь постигло ужасное горе, и ни одна из надежд на моих прежних друзей не оправдалась, то я и решился придти к тебе просить оказать мне, если можешь, хотя какую–нибудь помощь. Прошу тебя: не откажи мне, не напоминай мне теперь о моей прошлой несправедливости». Но друг говорит ему с веселым и ласковым лицом: «Нет, я считаю тебя истинным другом и, помня о том незначительном благодеянии, которое ты мне когда–то оказал, я отдам тебе сегодня с процентами. Не бойся и не робей: я буду твоим предстателем, буду просить за тебя царя, чтобы он не отдавал тебя в руки врагов твоих; так ты ободрись и не печалься». Тогда этот человек, растроганный, сказал ему со слезами: «О, я безумец! О чем мне прежде плакать? Презирать ли мне себя за свое глупое пристрастие к неблагодарным друзьям, забывшим оказанное мною им добро, или же сокрушаться о той безумной несправедливости, которую я выказал в отношении тебя, истинного, искреннего друга?!»
Иоасаф, слушавший с недоумением эту притчу, просил разъяснения ее. Тогда Варлаам говорит ему: «Под первым другом здесь следует разуметь любостяжательность и богатство. Из–за них человек подвергается бесчисленным опасностям и терпит много горя. Когда же приходит час смерти, то все его богатство ничего полезного ему дать не может, кроме рубища, в котором можно быть похороненным. Под вторым другом следует разуметь жену, детей, родственников и друзей. Привязанный к ним телом и душою, человек ничего не жалеет для них и бывает с ними неотлучно. В час же смерти он ничего от них не получает, кроме провожания к могиле, после чего они сейчас же возвращаются к своим делам и заботам; так же скоро перестают вспоминать о нем и забывают даже о месте могилы когда–то любимого человека. Под третьим же другом, бывшем в пренебрежении, считающимся недостойным, с которым не только не искали сближения, но которого, напротив, избегали; который был как бы отверженным, надо понимать совокупность всего хорошего, как–то: веру, надежду, любовь, сострадание, человеколюбие и всякие другие добродетели, вообще, все, что может нам быть полезным в час смерти, быть нашим ходатаем пред Господом, освободить нас от наших врагов, от власти тех немилостивых сборщиков податей, которые в том свете безжалостно берут следуемое и стараются только об одном, чтобы иметь нас в своей власти. Тот есть наш истинный друг, который помнит даже о малейшем благодеянии, оказанном ему с нашей стороны и с процентами возвращает данное».
Выслушав этот рассказ, Иоасаф сказал: «Да наградит тебя Господь Бог твой, премудрый муж, за то, что ты своими мудрыми словами просветил духовною радостью мою душу. Выставь мне еще в какой–нибудь притче пустоту и ничтожество благ мира сего, где было бы выяснено средство мирно и безопасно провести эту жизнь».
Тогда Варлаам отвечал ему: «Выслушай притчу на разрешение и этого вопроса. Знал я один большой город, граждане которого имели обыкновение брать себе в цари какого–нибудь иноземца, совершенно незнакомого с их законами и обычаями, которому они предоставляли неограниченную власть в продолжение одного года. По истечении же этого срока они вдруг неожиданно нападали на него, когда он беззаботно жил в роскоши, предаваясь всяким наслаждениям, считая свою власть упроченной до конца жизни; снимали с него царские одежды и торжественно водили без одежды по городу, после чего изгоняли на какой–нибудь отдаленный остров, где он томился в лишениях пищи и одежды, терпел голод и стужу. Как неожиданно достались ему роскошь и жизнь в веселии, так же неожиданно они обратились в горе и лишения.
Но как–то раз гражданам того города попался умный и смышленый царь, который не чрезмерно увлекался выпавшим на его долю счастьем и не подражал беззаботности своих предшественников, но постоянно думал о том, чтобы навсегда укрепить свое благополучие. Будучи пытливым, он узнал однажды от одного из своих советников об обычае своих подданных — изгонять царей, и что потому следует обезопасить себя на последующее время. Выведав, на какой остров ему придется уже вскоре отправиться и, таким образом, оставить власть и свои сокровища, которыми он до сих пор свободно пользовался, он отобрал от них большое количество золота, серебра и драгоценных камней, вручил их своим самым преданным слугам и велел отвезти на тот самый остров, куда ему предстояло отправиться. Когда прошел годичный срок, граждане, собравшись, поступили с ним, как и с его предшественниками. Но его предшественники терпели в изгнании голод и стужу. Этот же, приготовив большие сокровища, продолжал жить в роскоши и веселии, таким образом, благодаря уму, упрочив свое дальнейшее благополучие.
