Мартин Бубер - Хасидские предания

мой в человеческой жизни, между телом и душой. Душа не должна

хвастаться, что она священнее тела, ибо только за счет того, что

она вселена в тело и действует через его члены, она может достичь

собственного совершенства. Телу, с другой стороны, непозволи-

тельно хвастать тем, что оно поддерживает душу, ибо душа

может оставить его, и тогда тело будет разлагаться. Таким

образом, цадиким нуждаются во множестве людей, а множество

людей нуждается в цадиким. Реальность хасидского учения зави-

сит от их взаимоотношений. "Нисхождение" же цадика с "высот"

- это не падение; наоборот, "если цадик служит Богу, - говорит

равви Наман из Брацлава, - но опасается учить многих людей, то

он подвергнется настоящему падению со своих высот.

Сам же равви Наман, наиболее духовный из всех цадиким,

обладал глубоким мистическим чувством своего единства

с "простецами". На это единство указывают его странные изрече-

ния за два месяца до смерти. Сначала равви Наман впал в такое

духовное истощение, что заявил, что он не более чем "простец".

Но когда его дух неожиданно вновь вознесся на самые вершины,

равви Наман сказал, что в подобные периоды нисхождения цадик

полностью смешивается с жизненной силой, которая изливается

через него на всех "простецов" в мире, не только принадлежащих

народу Израиля, но на всех вообще. Обратно же в него вливается

жизненная сила, исходящая от "сокровищ благодарственных да-

ров", собранных в земле Ханаана в незапамятные времена, еще

до Израиля, и эти сокровища, добавил цадик, образуют ту

таинственную материю, которая созвучна с душами "простецов"

и делает их способными к простой вере.

Здесь мы подступаем к подлинной основе хасидизма, на кото-

рой строится совместная жизнь тех, кто вдохновляет, и тех, кто

вдохновляется. Квинтэссенцией этой жизни являются отношения

между цадиком и его учениками, в рамках которых разворачива-

ется взаимодействие вдохновляющего и вдохновляемых во всей

их чистоте. Учитель помогает ученикам обрести самих себя,

а в час^ отдаленности они в свою очередь также помогают

своему учителю вновь обрести самого себя. Учитель зажигает

души учеников, и они, окружая его, освещают жизнь учителя

зажженным им светом. Ученик спрашивает и, спрашивая, неосоз-

нанно вызывает ответ, который дух учителя не смог бы создать

без стимулирующего воздействия вопроса.

Иллюстрацией возвышенного назначения ученичества могут

служить два "чудесных предания".

Однажды на исходе Йом-Кипура* Баал Шем пришел в сильное

смятение духа, потому что луна не могла пробиться сквозь облака,

а он поэтому не мог произнести благословение новой луны*,

которое в этот час, час, когда Израиль подвергался смертельной

опасности, должно было быть особенно действенным. Тщетно он

напрягал душу, стремясь изменить к лучшему состояние неба. Тем

временем его хасидим, ничего не знавшие о страданиях учителя,

начали танцевать, что они делали ежегодно в это время, пребывая

в радостном возбуждении от службы, совершенной их наставни-

ком, службы, подобной той, что совершал в Храме Иерусалима

первосвященник. Сначала они танцевали в дальней комнате дома,

где жил Баал Шем, но затем в своем восторге достигли они

комнаты учителя и продолжили танец вокруг него. В конце концов

они уговорили его присоединиться к ним. И тогда луна пробилась

сквозь облака и засияла на небе удивительно ярким и чистым

светом. Радость хасидим вызвала то, чего не могла добиться душа

самого цадика даже в крайнем напряжении своих сил.

Среди учеников равви Дов Баэра, Великого Маггида, величай-

шего из учеников Баал Шема, равви Элимелек был человеком,

сохранявшим в себе живую традицию и школу первых настав-

ников. Однажды, когда его душа вознеслась на Небо, он узнал,

что своей святостью он восстановит разоренный алтарь в святи-

лище Небесного Иерусалима*, связанного со святилищем Иеру-

салима земного. Вместе с тем он узнал, что его ученики помогут

ему в этом деле восстановления. Однажды, во время праздника

Радования в Законе*, двое из учеников равви Элимелека отсутст-

вовали. Это были равви Иаков Ицхак, позднее ставший Люблин-

ским равви (Ясновидец), и равви Авраам Йошуа Хешель, позднее

- равви в Апте. Небеса говорили равви Элимелеку, что Иаков

Ицхак принесет в святилище Небесного Иерусалима Ковчег,

а Авраам Йошуа Хешель - скрижали закона. Но ни того ни

другого не было! И тогда цадик сказал своему сыну: "Восемнад-

цать раз я мог бы воскликнуть: "Восстань, Господи!" (как взывал

в древние времена Израиль, обращаясь к Ковчегу, за которым

шел в сражение), но все это будет бесполезно".

Во второй истории ученики участвуют в деятельности цадика

как совершенно самостоятельные люди, в первой же - как

"святая община". Последняя форма, форма коллективного дейст-

вия, несомненно более важна, хотя существует и множество

разнообразных преданий об индивидуальном воздействии учени-

ков на деятельность цадика. Община хасидим, образующаяся

вокруг цадика, особенно ближний круг тех, кто постоянно нахо-

дится с ним или - по крайней мере - регулярно его посещает,

воспринимается как мощное динамичное единство. Цадик един

с этим кругом учеников как в молитвах, так и в поучениях. Они

- объект его молитв, и он не молится за них только словами; он

молится за них как средоточие их сил, в котором собираются

лучи от пламени души их общины и истекая из которого это

пламя смешивается с огнем собственной души цадика. В субботу,

во время третьей трапезы*, когда наставник читает Писание

и открывает тайный смысл его слов, его поучение обращено к его

хасидим: они - то силовое поле, где его слова, попавшие туда,

вызывают стремительный рост духа, подобно тому как упавшие

в воду маленькие камешки вызывают далеко расходящиеся по

воде круги. Такова подлинная трапеза! Мы сможем приблизиться

к пониманию ее силы и благости, только когда поймем, что здесь

все - каждый, кто до предела отдает себя другим, - объединя-

ются в некое восторженное целое, способное образовываться

только вокруг не менее восторженного центра, который, благода-

ря своему подлинному бытию, соединяет всю целостность вокруг

себя с божественным центром всего сущего. Эта живая связь

порой проявляется странным, даже гротесковым способом, но

даже гротеск здесь - такой подлинный, что и он достоверно

свидетельствует о подлинности стоящих за ним импульсов. Поэ-

тому хасидизм не следует интерпретировать как некое эзотеричес-

кое движение; его следует понимать как нечто, что заряжает

людей какой-то исконной жизненной силой, которая - как всякая

исконная жизненная сила - иногда проявляется в довольно

примитивных формах. Именно эта жизненная сила придает осо-

бую интенсивность отношениям между хасидами. Общая привя-

занность к цадику и святой жизни, которую они ведут, связывает

хасидим друг с другом, и не только в радостные часы общих

молитв или совместных трапез, но во все часы повседневной

жизни. В моменты восторга они вместе пьют, поют, танцуют

и рассказывают друг другу глубокомысленные и милые их сердцу

чудесные истории. Но они также и помогают друг другу. За друга

хасидим готовы пожертвовать своей жизнью, и эта готовность

исходит из того же глубинного источника, что и их восторг. Все,

что истинный хасид делает или не делает, является зеркалом его

убежденности в том, что, несмотря на невыносимые страдания,

которые люди должны терпеть, основа жизни - это священная

радость и что всегда и везде каждый может достичь этой радости

- каждый, кто полностью посвятит себя этому.

В современном хасидизме существует множество искривле-

ний, появившихся на более поздних этапах этого движения. Наря-

ду с восторженной любовью к цадику мы видим и некую грубую

форму преданности со стороны тех, кто относится к цадику как

к великому магу, к тому, кто близок небесам и обладает способ-

ностью исправлять все неправильное, кто облегчает хасидим

работу над собственной душой и обеспечивает им желанный

покой в загробном мире. Хотя хасидов одного цадика часто

объединяет чувство подлинного братства, они порой сторонятся

последователей других цадиким, а иногда даже относятся к ним

враждебно. Подобный контраст можно наблюдать также между

свободной религиозной жизнью хасидим в хасидской общине

и их твердолобым оппортунизмом по отношению к государст-

венным властям. Иногда грубый предрассудок уживается здесь

бок о бок с целомудренной фантазией восторженного духа, из-