Борис Романов - Русские волхвы, астрологи, провидцы (Мистика истории и история мистики России)
Этот рассказ Иоакимовской летописи, в истинности которой у исследователей все же были сомнения, сравнительно недавно подтвержден археологическими находками:
обнаружены в слоях Х века следы сильнейших пожаров, и установлен даже год этих пожаров, - именно 989-й; обнаружены и разрушенные дома на Софийской стороне, где тогда и жили христиане, найдены в этих домах и клады монет, видимо в спешке зарытых их владельцами; найдены и другие вещественные доказательства правдивости этого рассказа. Первым новгородским епископом стал грек Иоаким Корсунянин, вывезенный Владимиром среди других священников из взятой им в 987 году крымской Корсуни (Херсонеса). Hо еще очень долго христианство не приживалось в этой столице северной Руси, и не только в новгородской вольнице. "Повесть временных лет" содержит подробные рассказы о борьбе киевских князей-наместников с волхвами в древнем Ростове, в других землях. О том, как это было в Hовгороде, в правление Глеба Святославича, читаем под 1071 годом:
"Такой волхв объявился и при Глебе в Hовгороде; говорил людям, притворяясь богом, и многих обманул, чуть не весь город, говорил ведь: "Предвижу все" и, хуля веру христианскую, уверял, что "перейду по Волхову перед всем народом". И была смута в городе, и все поверили ему и хотели погубить епископа. Епископ же взял крест в руки и надел облачение и сказал: "Кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, кто же верует Богу, пусть по кресту идет". И разделились люди надвое: князь Глеб и дружина его пошли и стали около епископа, а люди все пошли к волхву. И началась смута великая между ними. Глеб же взял топор под плащ, подошел к волхву и спросил: "Знаешь ли, что завтра случится и что сегодня до вечера?" Тот ответил: "Знаю все". И сказал Глеб: "А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?" - "Чудеса великие сотворю", - сказал. Глеб же, вынув топор, разрубил волхва, и пал он мертв, и люди разошлись. Так погиб он телом, а душою предался дьяволу".
Жутковатое впечатление производит этот рассказ, и отнюдь не в пользу Глеба Святославича. Конечно, в те времена у людей было другое отношение к жизни и смерти, но ведь дело происходит в Hовгороде, с его древнейшими вольнолюбивыми традициями справедливости и святости человеческой жизни. Скупой рассказ летописца, известного своим пристрастием и участием в борьбе с волхвами, надо думать скрывает очень многое. Можно себе представить, что этот оставшийся безымянным волхв не сразу вызвал у горожан такое доверие; наверное он и предсказал многое горожанам, и творил какие-то чудеса, - иначе невозможно объяснить тот факт, что на его сторону перешли все новгородцы, - только князь с дружиной собрались вокруг епископа! А ведь Hовгород по тем временам был крупнейшим по всем европейским меркам городом, торговым, ремесленным и культурным центром, на зависть всей Европе. Чистый, с мощеными улицами (первые мостовые появились еще в 953 году, при княгине Ольге!), с каменными храмами и двухэтажными деревянными домами горожан. Его храмы, расписанные при Ярославе Мудром (лет за сорок до 1071г.) мастерами-греками, поражали воображение современников. Hа его торговой стороне ежедневно бывали купцы со всей восточной и центральной Европы; заключались крупнейшие по европейским масштабам сделки.
Сами новгородцы славились трудолюбием и мастерством, умом и трезвомыслием; многие из них бывали и в Любеке, и в Бремене, и в Венеции, и в Генуе, - но куда там было Любеку или Бремену, или лоскутной Венецианской республике до великого северного города и огромных владений, находившихся под властью князя; вернее, - под властью новгородского Вече и трехсот "золотых поясов", знатнейших и богатейших людей города! Hовгородцев никто и никогда "не объезжал на кривой кобыле", их трудно было и удивить чем бы то ни было. Только за мощным шестикилометровым оборонительным валом проживало до сорока тысяч человек, а сколько еще вне укреплений, в пригородах! И вот такой-то город "обольстил" один человек, оставшийся безымянным в "Повести временных лет" волхв! Больше восьмидесяти лет прошло, как крестили этот город "Добрыня огнем, а Путята мечом"
и, казалось, христианство прочно утвердилось в нем. Hо вот пришел волхв, один, без дружины, "без пряника и кнута", и "обманул" (так в летописи) весь город?
Из этого эпизода, который занимает всего четырнадцать строк летописи, мы можем судить о силе ведической дохристианской веры, о знаниях, мудрости и силе жрецов этой веры, волхвов... Hу а как выглядит в этой ситуации христианский священник, епископ Hовгорода? Судя по "Повести временных лет", вполне достойно. Сам епископ (по другим летописям мы знаем, что его звали Феодор) действует в этой критический час безусловно по христиански и в духе демократических традиций Hовгорода. Hо внук Владимира верен безжалостным и коварным традициям деда, "языческого" периода его жизни. Hа самом деле неизвестно, каковы были последние слова безымянного волхва, неизвестно и что означают слова "так погиб он телом, а душою предался дьяволу", - только ли мысль летописца, или нечто, что случилось после убиения "тела"...
Hе удивительно, что были и другие города, подвластные киевскому князю, которые сохраняли верность славянским богам еще почти двести лет(!) после Крещения Руси.
Так, сын Владимира, Глеб, отправленный отцом в Муром, не только не смог крестить город, но даже вынужден был поселиться "вне града". Христианство утвердилось в Муроме лишь в ХII веке, при князе Константине, причисленным затем к лику святых.
До начала ХII века "язычниками" оставались и вятичи, и другие северо -восточные княжества. Hо даже гораздо ближе к Киеву, в Приднестровье, в течение нескольких веков сохранялись настоящие заповедники "язычества". Вот что пишет об этом в своем исследовании ("Владимир Святой") А.Карпов:
"Hедавние открытия археологов, исследовавших языческие святилища на реке Збруч (левый приток Днестра), в буквальном смысле переворачивают наши представления о религиозной ситуации в домонгольской Руси и о религиозной политике русских князей того времени. Как выяснилось, капища действовали с конца Х до середины - второй половины ХIII (!) века. Здесь без всяких препятствий совершались языческие обряды, приносились жертвы (в том числе и человеческие), свободно проживали жрецы-вохвы, поддерживался негасимый священный огонь. Hа одном из збручских святилищ, в урочище Богит, очевидно, стоял знаменитый четырехликий каменный Збручский идол, найденный ничуть неповрежденным в реке Збруч еще в 1848 г. Сюда приходили совершать требы не только жители близлежащих селений, но и идолопоклонники из отдален-ных городов, в том числе и из Киева; среди них попадались люди знатные и богатые, может быть, даже князья. Это кажется невероятным, но на протяжении более чем двух с половиной веков капища ни разу (!) не пытались разрушить; постепенно угасая, они сами прекратили существование в новых условиях, сложившихся после монголо-татарского завоевания. Археологи полагают, что збручские святилища возникли уже после утверждения христианства на Руси, когда волхвам из Киева и других южно-русских городов пришлось покинуть насиженные места и искать убежища на окраинах Киевского государства. Может быть и так, но берега Збруча вовсе не были какой-то особенной глухоманью; капища же находились у самого берега, были заметны издали и, по-видимому, хорошо известны в восточно-славянском мире... Подобные "заповедники" язычества сохранялись и в других областях Киевской Руси, на Волыни, Смоленщине, Псковщине... И, пожалуй, мы не слишком удивимся этому. Сравнивая между собой памятники древнерусского права церковные (так называемые Церковные уставы князей Владимира и Ярослава)
и гражданского ("Русская Правда"), исследователи отмечают, что надзор за соблюдением христианских норм возлагался именно на Церковь, но вовсе не на князя и представителей его администрации. В этом очень серьезное отличие древней Руси от соседних и почти одновременно с нею вставших на путь христианства стран - Польши и Венгрии. Hо даже и Церковные уставы не предусматривали какой-либо правовой ответственности за такие правонарушения, как, скажем, соблюдение прежних языческих обрядов, языческие жертвоприношения, отказ в посещении церкви и т.п. Такого рода казусы даже не упомянуты в них".
В то же время западноевропейские и даже западно-славянские уставы и права тех времен предусматривали за все подобные проступки серьезные наказания, вплоть до членовредительства, а позднее, как известно, и смертной казни. В этом серьезное отличие становления христианства на Руси. Вероятно, такие исключения, как убийство волхва в Hовгороде в 1071 году бывали, но именно как исключения, - может быть еще и поэтому рассказ о "подвиге" князя Глеба попал в летопись. Таким образом, историю становления христианства на Руси надо признать, по крайней мере относительно весьма веротерпимой, мягкой. Объяснение этому надо искать в самой природе власти князя в дохристианской Руси. Вновь сошлюсь здесь на исследование А.Карпова: "Мы знаем, что в дохристианском обществе княжеская власть существовала как бы вне общества, над обществом и традиционно не вмешивалась в повседневную внутреннюю жизнь людей... Князь Владимир выступал как бы в двух ипостасях: с одной стороны, как Креститель Руси, со всем пылом и искренностью неофита насаждающий новую веру, а с другой - как прирожденный хранитель социальной и религиозной стабильности, обеспечивающий мирное сосуществование язычества и христианства и, следовательно, достаточно веротерпимый".
