Александр Фомин - Русская православная церковь в 1917 - 1927 годах
Собор 1923 года был высшей точкой обновленческого движения. За обновленцами пошли многие священники со своими приходами и значительное число епископов. В Москве в период проведения Собора в распоряжении обновленцев находилось большинство действующих церквей. Этому способствовали и власти, всегда отдававшие им предпочтение в случае спора из-за храма. Правда, обновленческие храмы стояли пустыми в то время как в оставшихся «тихоновских» невозможно было протолкнуться. Многие священники и епископы шли за обновленцами не по убеждению, а «страха ради иудейска», т. е. опасаясь репрессий. И не напрасно. Многие преданные Патриарху епископы и священники подвергались административному (т. е. без предъявления обвинений, следствия и суда) аресту и ссылке только за противодействие обновленческому расколу. В ссылках они пополнили уже находившуюся там со времен гражданской войны и изъятия ценностей армию церковников.
Арестованный Патриарх Тихон вскоре понял всю серьезность положения. К тому же «органы» начинали опасаться (впрочем, напрасно) усиления обновленцев. Им нужен был церковный раскол и смута, а не обновленная Церковь (пусть даже и лояльная). Еще в ноябре 1922 года Тихон предал анафеме «Живую Церковь», а позже категорически отказался признать правомочность обновленческого Собора. Власти потребовали от Тихона в качестве условия освобождения декларации лояльности к Советской власти и признания своей вины перед ней, отмежевания от контрреволюции, осуждения церковных эмигрантов. Тихон принял эти условия. 16 июня 1923 года он подал заявление в Верховный Суд, в котором признавал свою вину в «проступках против государственного строя», раскаивался в них и просил об освобождении[34]. 27 июня 1923 года Патриарх Тихон был освобожден.
Сразу же после освобождения Тихон и его сторонники — епископы, из которых он вскоре сформировал свой Синод, вступили в решительную борьбу с обновленцами. Патриарх выпустил несколько воззваний к пастве, суть которых сводилась к отмежеванию от всякой контрреволюции, признанию собственных «ошибок» в прошлом (что объяснялось воспитанием Патриарха и его бывшим «окружением»), а так же резкому осуждению обновленцев, Собор которых он называл не иначе как «сборищем». Тон Патриарха по отношению к раскольникам становился все резче и резче.
Результаты этой деятельности не заставили себя ждать. Возвращение обновленческих приходов в лоно патриаршей Церкви приняло массовый характер. Многие обновленческие иерархи принесли покаяние перед Тихоном. Лидеры обновленчества стали нащупывать почву для «объединения». Эти примиренческие попытки, однако, натолкнулись на сопротивление Тихона и приближенного к нему митрополита Петра (Полянского). Они требовали не «воссоединения», а покаяния обновленцев и отречения от раскола. Далеко не все из гордых схизматиков готовы были пойти на это. Поэтому обновленчество просуществовало еще два десятилетия. Не раскаявшиеся обновленцы были запрещены Тихоном в священнослужении.
Тем не менее, репрессии против сторонников Тихона продолжались. Тихон все еще находился под судебным преследованием и поэтому даже поминание его имени в молитвах (что было обязательно для православных приходов) согласно Циркуляру Наркомюста считалось уголовным преступлением[35]. Только в 1924 году дело Тихона было прекращено судебными органами.
Желая вызвать новый раскол в Церкви власти (в лице Тучкова) потребовали от Церкви перехода на григорианский календарь. Тихон ответил вежливым отказом. Начиная с 1924 года в церквях стали возноситься молитвы «о стране Российской и о властех ея». Недовольные священники вместо этого часто произносили «и областех ея».
7 апреля тяжело больной Тихон подписал послание к пастве в котором в частности говорилось «Не погрешая против нашей веры и церкви, не переделывая чего-либо в них, словом не допуская никаких компромиссов и уступок в области веры, в гражданском отношении мы должны быть искренними по отношению к Советской власти и работе СССР на общее благо, сообразуя распорядок внешней церковной жизни и деятельности с новым государственным строем, осуждая всякое сообщение с врагами Советской власти и явную и тайную агитацию против нее». Рассыпаясь в заверениях лояльности по отношению к советской власти, Тихон выражал надежду на возможную свободу церковной печати и возможность преподавания Закона Божия детям верующих[36].
Это послание часто называют «завещанием» Патриарха Тихона, ибо в тот же день 7 апреля 1925 года он скончался.
Большевикам частично удалось достичь своих целей. Обновленческий раскол действительно серьезно потряс внутреннюю жизнь Церкви. Но они явно недооценили приверженность верующего народа Патриарху Тихону и ценностям традиционного православия, что позволило Церкви выдержать и это испытание. Репрессии лишь повышали авторитет сторонников Тихона среди верующих. За обновленцами же закрепилась слава «казенной» и «большевистской» церкви, что никак не способствовало их авторитету. Что же касается самих обновленцев, то их, быть может, благородные изначальные идеи были скомпрометированы их честолюбивым желанием стать «официальной» церковью при новом строе. Ради этого они пошли на прямое сотрудничество с ГПУ, содействуя политическим репрессиям против своих противников. Кличку «иуды», которой часто называли их верующие, они вполне заслужили. Властям же раскол в Церкви нужен был лишь для «разрыхления почвы» для материализма и атеизма (выражение Троцкого).
Видя главную опасность во внутрицерковной схизме, Патриарх Тихон пошел на декларацию о лояльности по отношению к Советской власти. Это позволило ему несмотря на все репрессии восстановить хотя бы частично церковное управление и избежать полного хаоса в церковной жизни. Возможно, смягчение внутриполитического курса, связанное с НЭПом, и укрепление Советской власти также способствовали этому решению Патриарха.
ЦЕРКОВЬ В 1925–1927 ГОДАХ
Еще в 1917 году Собор попросил Патриарха Тихона самому назначить себе трех кандидатов в Местоблюстители и хранить их имена в тайне на случай чрезвычайных обстоятельств. Это хоть и противоречило канонам, но было вынужденной мерой. Тихон выбрал митрополитов Кирилла, Агафангела и Петра (Полянского). Так как первые двое в 1925 году находились в ссылке, Местоблюстителем патриаршего престола после смерти Тихона стал Митрополит Крутицкий Петр.
Петр выступал за лояльное отношение Церкви к Советской власти, но был непримиримым противником обновленцев, не признавая никаких возможностей нормализации отношений с ними кроме их полного раскаяния. Встав во главе Церкви, он активно занялся борьбой с раскольниками. Предвидя возможные осложнения, он издал специальный документ, в котором на случай невозможности для себя исполнения обязанностей, он назначал себе трех заместителей. Первым в этом списке стояло имя митрополита Нижегородского Сергия (Старогородского). Опасения Петра оказались не напрасными. 10 декабря 1925 года он был арестован. После ареста он специальным распоряжением назначил своим Заместителем Сергия.
Однако группа из 10 иерархов во главе с архиепископом Григорием (Яцковским) не признала его прав и опять подняла на щит идею коллегиального управления Церковью. 22 декабря они организовали Временный Высший Церковный Совет, который немедленно был зарегистрирован Наркомюстом. Так (не без участия ГПУ) возник новый церковный раскол. «Григорьевцы», однако, не имели сколько-нибудь значительной поддержки среди верующих и низшего духовенства.
Митрополит Сергий, следуя примеру Петра, назначил себе «на всякий случай» трех возможных заместителей. Власти же решили воспользоваться этой ситуацией, чтобы внести в Церковь новые расколы и привести ее к хаосу. Они начали беспорядочно арестовывать претендентов на церковную власть (каждый из которых имел по три «заместителя» — так развилась эта идея), а затем отпускать некоторых из них. Митрополит Сергий в 1926 несколько месяцев провел под арестом (за попытку «заочно» избрать Патриарха путем сбора подписей архиереев — созыв Собора тогда был невозможен). После возвращения ему пришлось отстаивать свое право на церковную власть перед другими иерархами (в первую очередь перед митрополитом Агафангелом). Но в конце концов ему удалось доказать свою правоту.
Важнейшим событием в жизни Церкви в 1926 году стала «памятная записка» группы архиереев, томившихся в Соловецком лагере особого назначения, советскому правительству, известная как «Соловецкое послание». Документ этот замечателен тем, что его авторы, не стесненные никакой цензурой (хуже их положения могла быть только смерть) рисовали положение Церкви в СССР таким, каким знали и видели его сами. Основной мыслью документа было следующее: в то время как церковь отказалась от всякой политической деятельности, государство не выполняет своих же законов о свободе совести. Авторы не хотели затушевывать мировоззренческих различий между Православием и коммунизмом. Эти две идеологии несовместимы «как да и нет». «Душою церкви, условием ее бытия и смыслом ее существования является то самое, что категорически отрицает коммунизм. Все попытки примирить эти две идеи (что пытались сделать обновленцы) — жалки и беспомощны. При создавшемся положении Церковь желала бы только полного и последовательного проведения в жизнь закона об отделении церкви от государства». Однако правительство этого не делает, всячески насаждая атеизм и затрудняя пастырскую деятельность Церкви. Кроме того, оно вмешивается во внутрицерковную борьбу, поддерживая обновленцев. Коммунистическое государство препятствует сношениям между епархиями, закрывает в массовом порядке церкви и монастыри под любыми предлогами, препятствует всем формам религиозной проповеди, обрушивает массовые репрессии на служителей Церкви и верующих. Аполитичность Церкви означает ее отказ не только от порицания, но и от поддержки светской власти. Она не обязана судить своих членов (например, церковных эмигрантов)за политические преступления.
