Роланд Бейнтон - На сем стою
После того как Лютер женился, акценты в его трудах сместились, и теперь уже он изображает брак как школу формирования характера. В этом смысле он заменяет монастырь, который Церковь воспринимала в качестве инструмента формирования добродетели и надежнейшего пути на небеса. Отвергая всякую возможность делами заслужить спасение, Лютер в то же время вовсе не отрицал возможность воспитать в себе крепость характера, терпение, любовь и смирение. Семейная жизнь многого требует от человека. Главу семьи всю жизнь не оставляет тревога о хлебе насущном. Жена рожает детей. Во время беременности ее мучают головокружения, головные боли, тошнота, зубная боль и отеки ног. Муж способен облегчить ее родовые муки, сказав: "Милая Грета, подумай о том, что ты женщина и труд твой угоден Богу. Радуйся, ибо ты исполняешь Его волю. Рожай дитя. Если тебе суждено умереть, то это будет смерть в благородном труде и послушании Богу. Не будь ты женщиной, ты пожелала бы стать ею, чтобы иметь возможность страдать и умереть, выполняя столь драгоценную и благородную работу Божью". Воспитание детей - испытание для обоих родителей. Одному из своих малышей Лютер сказал: "Дитя! Что ты сделал для того, чтобы я тебя так любил? Своим ревом ты уже поднял на ноги весь дом". Младенец орал уже целый час, и силы родителей были на исходе. Лютер вздохнул: "Именно это и побуждало Отцов Церкви всячески поносить брак. Но перед последним днем Бог восстановил истинную ценность брака и магистратуры". Основные заботы ложились на плечи матери. Но и отцу приходилось развешивать пеленки, что доставляло немало веселых минут соседям. "Пусть смеются. Бог и ангелы тоже улыбаются на небесах".
Между супругами случались и ссоры. "Боже мой, - восклицал тогда Лютер, - эта семейная жизнь - одни лишь неприятности! Адам испортил нашу природу.. Подумайте только, сколько ссор довелось пережить Адаму с Евой за девятьсот лет семейной жизни! Ева, наверное, попрекала Адама: "Ты ведь яблоко-то съел". - А тот отвечал: "А дала его мне - ты"".
Однажды за столом Лютер без умолку говорил, отвечая на вопросы студентов. Когда он на секунду остановился, вмешалась Кати: "Доктор, отчего бы вам не помолчать и не поесть?"
"Я мечтаю лишь о том, - взорвался Лютер, - чтобы женщины, прежде чем открыть рот, повторяли про себя "Отче наш". Студенты попытались вернуть его в прежнее состояние духа, но Лютер, насупившись, так и промолчал до конца обеда.
Временами у Кати были все основания ответить Лютеру его же словами. Однажды, когда она громко молилась о том, чтобы пошел дождь, Лютер вмешался: "Воистину, отчего бы и нет. Господи? Мы преследовали Слово Твое и убивали святых. Мы заслужили Твое благоволение".
Жизнь семьи осложняло еще и то, что время работы и отдыха у Лютера и его жены не совпадало. Занимаясь весь день детьми, скотиной и слугами. Кати хотелось вечером поговорить с мужем на равных. Он же, после четырех проповедей, лекций и бесед со студентами во время обеда, больше всего хотел сесть в кресло и погрузиться в чтение. И тут вмешивалась Кати: "Господин доктор, а что, глава Пруссии действительно брат герцога?"
"Вся жизнь моя требует терпения, - говаривал Лютер. - Терпения требуют мои отношения с папой, с еретиками, с семьей и с Кати". При этом Лютер сознавал, что ему повезло.
В то же время ни в коем случае нельзя полагать, будто он исключал из брака любовь. Конечно же, христианин непременно должен любить свою жену, говорил Лютер. Он обязан любить ближнего как самого себя. А жена - самый близкий его ближний. Следовательно, она должна быть его самым дорогим другом. Свои письма к Кати Лютер завершал так: "Dir Lieb und treu". Если любовь сохранилась за годы семейной жизни, это свидетельство величайшей милости Божьей. "Первая любовь есть опьянение. Когда же оно проходит, наступает время для истинной любви в браке". Супруги должны научиться доставлять радость друг другу. В старые времена невесте давали такой совет: "Дорогая, пусть для мужа будет радостью переступать вечером порог своего дома". А жениху говорили: "Пусть жена скорбит всякий раз, когда тебе нужно уходить". "Самое большее, что можно пожелать человеку, - это прожить свою жизнь в покое и союзе с благочестивой, любезной и послушной женой". "Союз плоти - ничто. Должен быть также и союз разума и привычек". "Кати, у тебя есть любящий супруг. Императрицей же пусть будет другая".
Когда Кати болела, Лютер восклицал: "О, Кати, только не умирай и не оставляй меня!"
Когда же Лютер болел и помышлял о смерти, он обращался к своей жене: "Любезнейшая моя Кати, прими свою участь, если на то Божья воля. Ты моя. Уверенность в том пусть дарует тебе покой. Держись Слова Божьего. Я желал написать книгу о крещении, но пусть все будет по воле Божьей. Да не оставит Он тебя и Ганса Своей заботой".
Кати отвечала: "Любезный мой доктор, если на то Божья воля, лучше вам пребывать с нашим Господом, нежели здесь. Но я размышляю не только о нас с Гансом. Так много людей нуждаются в вас. О нас же не печальтесь. Бог о нас позаботится".
Домашние радости
Лютер глубоко любил свою семью. Когда его коллега Йонас упомянул, что в плодах видит благословение Божье и поэтому повесил над своим столом вишневую ветвь, Лютер сказал: "А отчего вы не думаете о своих детях? Они перед вами непрестанно, и от них вы научитесь куда большему, чем от вишневой ветки". И в этих словах Лютера не было ничего сентиментального. "Боже благий, как, должно быть, Адам любил Каина, а тот, однако же, оказался убийцей брата своего". В 1538 году Лютер, окинув взглядом свою семью, заметил:
"Христос сказал, что, дабы войти в Царство Небесное, мы должны уподобиться малым детям. Боже благий. Он слишком многого требует от нас. Ужели мы должны стать такими недоумками?" Остается открытым вопрос, не приходилось ли и детям задумываться о том, кто же все-таки недоумок, - ведь однажды Лютер разрезал штаны Ганса, чтобы залатать свои собственные. Какой ребенок, однако, не простит с готовностью отца, который пишет ему такие письма? 22 августа 1530 года Лютер писал Гансу, которому тогда было четыре года:
"Любезный мой сын!
Радуюсь я известию о том, что ты многому научился и усерден в молитве. Так и продолжай, сынок, а когда я вернусь, то привезу тебе всю ярмарку.
Я знаю чудесный сад, где множество детей в золоченых платьях собирают под деревьями румяные яблоки, а также груши, вишни и сливы. Они весело играют и поют. У них есть чудесные пони с золочеными уздечками и серебряными седлами. Спросил я садовника, кто эти дети, и он отвечал мне: "Это дети, которые в послушании и с усердием молятся и учатся". И я сказал: "Добрый человек, у меня тоже есть сын, зовут его Ганс Лютер. Можно, и он придет в сад, и будет есть румяные яблоки и груши, и будет ездить на чудесном пони, и играть с этими детишками?" И человек тот отвечал мне:
"Если он любит молиться и учиться, и послушен, он тоже может прийти в сад, а с ним Липпус и Йост [сыновья Меланхтона и Йонаса]. Когда они все придут, то получат золоченые свистульки и барабаны, и чудесные серебряные арбалеты". Но было рано, и детишки еще не завтракали, а я не мог ждать, пока они начнут танцевать. И я сказал этому человеку: "Я сейчас же пойду и напишу все это своему дорогому сыну Гансу, чтобы он усердно трудился, хорошо молился и был послушен, чтобы и он мог прийти в этот садик. Но у него есть тетушка Лена, которую ему тоже нужно взять с собой". "Хорошо, - отвечал он мне, - пойди и напиши ему".
Посему, любезный мой сын, усердно учись и молись. Скажи Липпусу и Йосту, чтобы и они так делали, чтобы всем вам пойти в сей садик. Да охранит тебя Господь. Передай от меня привет тетушке Лене и поцелуй ее за меня.
Твой любящий отец
Мартин Лютер".
Лютер всегда руководил семейными праздниками. Вполне возможно, что именно он написал для Ганса и Магдалены радостную, исполненную детского обаяния рождественскую сценку Vom Himmel Hoch. Столь же прелестна эта песенка:
Наш маленький Господь, возносим мы тебе хвалу
За то, что Ты соблаговолил спуститься к нам.
Рожденный от девы, чтоб стать человеком,
И все ангелы поют Тебе.
Сын вечного Отца, лежит Он .
В яслях на охапке сена.
Вечный Бог является в мир
В нашей хрупкой плоти, в крови и слезах.
Кого мир весь не мог объять,
Лежит, спеленатый, на коленях у Марии.
Просто младенец, совсем крохотный,
И все же Он Господь всего мира.
Четырнадцатилетняя Магдалена была при смерти. Лютер молился: "Боже мой! Я так ее люблю, но да будет воля Твоя!" И, повернувшись к ней: "Magdalenchen, девочка моя. Ты хотела бы остаться здесь со своим батюшкой или тебе больше хочется быть с Отцом твоим на небесах?"
Она отвечала: "Как Бог пожелает, батюшка".
Лютер корил себя. Бог благословил его, как не был облагодетельствован ни один епископ за тысячу лет, и все же он не может найти в своем сердце слов, чтобы вознести Богу хвалу. Поодаль стояла охваченная скорбью Кати, Лютер же держал на руках умирающего ребенка. А когда девочка умерла, он промолвил: "Du liebes Lenchen! Ты восстанешь и воссияешь, подобно звездам и солнцу. Как странно - я знаю, что она пребывает в покое и ей хорошо, и все же - какая скорбь!"
