Николай Лосский - Обоснование интуитивизма
Мало того, так как процесс мышления и процесс наглядного представления признаются при этом однородными, то по существу исчезает всякая противоположность между описанием и объяснением, а следовательно, и между так называемыми описательными и объяснительными науками: всякое объяснение есть не что иное, как описание, дающее в дифференцированной форме цепь оснований и следствий.
Устраняя противоположность между рациональным и иррациональным из теории знания, мы вовсе ещё не предрешаем устранения её из онтологии, т. е. допускаем, что, может быть, одни стороны бытия соответствуют требованиям разума, а другие стоят выше или ниже их. Но, конечно, при этом мы имеем в виду вовсе не способность мышления. В самом деле, словом разум и в философии, и в повседневной жизни принято обозначать какую-то чрезвычайно высокую, быть может, высшую из всех способностей. Но если способность мышления есть только способность сравнивания, то, очевидно, не её следует обозначать этим многозначительным термином. Нетрудно заметить, что разумными мы особенно склонны называть все те деятельности и вообще все те стороны бытия, в которых мы усматриваем высший смысл, высокое сверхиндивидуальное, т. е. в большей или меньшей степени мировое значение. Но смысл и значение возможны лишь там, где есть цели; значит, индивидуальные вещи могут иметь сверхиндивидуальое мировое значение лишь в том случае, если существуют мировые цели. Соответственно этому словом разум следует обозначать способность ставить и осуществлять такие высшие, т. е. мировые, цели. Обладание этою способностью в её высших степенях придает своеобразный возвышенный и многозначительный (т. е. широко целесообразный) характер всем деятельностям, между прочим также познанию.
В философии распространена склонность совершенно отождествлять разум со способностью познания в её высших обнаружениях. Хотя это и неправильно, это вполне понятно, во-первых, потому что знание есть одно из могущественных орудий разума при осуществлении его целей, и, во-вторых, потому что высшие формы знания с наибольшею очевидностью опираются на то свойство мира, которое лежит также и в основе разума: это свойство мира есть совершенное единство его, благодаря которому возможно и то, чтобы индивидуум ставил мировые цели, и то, чтобы он интуитивно усматривал содержание не только своей, но всякой другой жизни в мире. Это единство возможно не иначе как в том случае, если в основе мира лежит сверхиндивидуальный мировой разум, координирующий друг другу все стороны мировой жизни.
Возможность познавательной деятельности и все свойства её, без сомнения, объясняются в конечном итоге из свойств и целей этого абсолютного разума, но эти вопросы относятся уже к области онтологии и именно того её отдела, который мы склонны называть онтологическою гносеологиею: сюда относится вопрос о сущности таких важных для познавательной деятельности сторон мира, как причинность, субстанциальность, сходство, различие и т. п. Мы брали их как данные, не подвергая их более глубокому анализу, так как занимались лишь пропедевтическою гносеологиею, именно процессом знания, поскольку он создается не мировым разумом, а человеком как познающим субъектом, т. е. скромною деятельностью сравнения. Поскольку познавательной деятельности мы отводим такую ограниченную, нетворческую роль и весь материал считаем данным в непосредственных переживаниях, наша теория знания имеет характер эмпиризма. Познавательную деятельность как таковую она считает наименее творческою, наиболее опирающеюся на пассивно воспринятые данные и в этой пассивности видит важнейшее условие приобретения адекватного знания о мире. Это не мешает, однако, признавать нам, что человек способен проявлять творчество в других деятельностях и даже в связи с деятельностью мышления, поскольку зачастую мыслитель должен проявить огромную изобретательность и способность пересоздавать мир (напр., экспериментируя, выбирая подходящие методы и точки зрения, а также подходящий материал для изучения и т. п.), чтобы поставить себя в те условия, при которых возможен правильный акт суждения.
В противоположность индивидуалистическому эмпиризму и согласно с духом рационализма, как он развивался и в древней, и в новой философии, наш интуитивизм (мистический эмпиризм) особенно подчеркивает органическое, живое единство мира, а потому на почве нашей теории знания должна вырасти онтология, близкая по содержанию к онтологии древних или новейших рационалистов. Однако, опираясь на эмпиристическую теорию знания, эта онтология должна быть более скромною и более скептическою, чем онтология рационалистов: усматривая недостатки даже в аксиомах, она не будет считать себя точным и полным выражением истины, хотя и может надеяться на то, что процесс эволюции знания в конце концов приведёт к полной истине.
[1] "Действие предмета на способность представления, поскольку он действует на нас, есть ощущение… В явлении то, что соответствует ощущению, я называю материею, а то, благодаря чему разнообразное в явлении в известных отношениях приводится в порядок, созерцается, я называю формою явления. А так как то, в чём ощущения получают порядок и могут быть поставлены в известную форму, в свою очередь не может быть ощущением, то хотя материя всех явлений даётся только a posteriori, форма для них заранее целиком должна лежать в душе a priori и потому может быть рассматриваема отдельно от всех ощущений". Kr., 49 (по-русски стр. 42). О недоказанности этого утверждения см. Vaihinger, Commentar, т. II, стр. 69 сс.
[2] Эта картина, как и все подобные образы, может, однако, по вести к недоразумениям: пользуясь ею, надо помнить в особенности, что, по учению Канта, явление и вещь в себе совершенно разобщены, так что не может быть и речи о каком-либо параллелизме между ними; надо помнить также, что преломляющая призма (организация познавательной деятельности) известна нам только по своим действиям (априорные формы), а не как особая сущность.
[3] Правда, Кант намекает на возможность такого познания для существа, которое обладало бы интуитивным рассудком или способностью интеллектуального созерцания, однако без дальних рассуждений он заявляет, что этой способности у человека нет, что человеческая восприимчивость имеет всегда чувственный характер и что рассудок человека дискурсивен, а не интуитивен. См.: Kr., 685 с. (по-русски стр. 179). Одно из оснований, побуждающих Канта отрицать интуитивное знание у человека, заключается, пожалуй, в том, что он преувеличивал силу этой способности, именно полагал, что интуитивный рассудок непременно должен быть способностью не только созерцать, но и создавать созерцаемые объекты не как явления, а как вещи в себе (см.: Kr., 75, по-русски стр. 60; такое представление об интуитивном рассудке высказывается особенно в "Критике способности суждения"); между тем, само собою разумеется, творческая способность в такой высокой степени не может быть приписана человеческой познавательной деятельности.
[4] У Канта есть намеки на это учение, поскольку он говорит о трансцендентальном сродстве всех явлений как об основе ассоциации явлений в воображении.
[5] В своём сочинении "Об истинах самоочевидных" М. И. Каринский показал, что философия Канта вообще не может разрешить этого вопроса, и даже ссылки на единство самосознания и вытекающую отсюда необходимость сродства всех явлений не помогают ей (26, 27, стр. 176 – 193). Мы поднимаем тот же самый вопрос, но придаем несколько иной оттенок формулировке его.
[6] По преимуществу (др. – греч.).
[7] Ныне не употребляемое название сборной группы беспозвоночных (губки, кишечнополостные, часть иглокожих), которые считались промежуточными формами между растениями и животными.
[8] Как уже сказано выше, теория знания интуитивизма (универсалистического эмпиризма) предрешает вопросы онтологии только постольку, поскольку они зависят от учения о составе самого процесса знания, и занимается в настоящем сочинении вопросами онтологического характера об отношении знания к я и к телу только потому, что прежние гносеологии, греша этим недостатком, делают невозможным отступление от традиций: сочинение, методологически безупречное в смысле полного обособления от онтологии, рисковало бы остаться совершенно непонятным.
[9] "Основах логики" Липпса суждение также определяется как "отдельный акт знания" (стр. 20), но Липпс не дал содержательного определения понятия знания, а потому это определение суждения не пригодилось ему, в дальнейшем исследовании он заменил его другим определением, которое мы и рассмотрим позже.
