Сбоник - Антология восточно–христианской богословской мысли, Том I
В 361 г. отец свт. Григория Богослова — свт. Григорий Старший, в то время епископ Назианзский, подписал омиусианскую формулу. Это привело к отделению назианзских монахов, ревнителей чистоты веры. В декабре 361 г. свт. Григорий Старший, нуждаясь в помощнике и встав перед фактом назианзской схизмы, рукоположил своего сына в священники. Свт. Григорий Богослов, тяжело переживая факт своего рукоположения, не послушавшись отца, удалился к своему другу свт. Василию в Понтийскую пустыню. Вернувшись оттуда спустя несколько месяцев, на Пасху 362 г., свт. Григорий произнес свое знаменитое Слово 2[858] — итог его размышлений о смысле священства.
В этом Слове свт. Григорий свидетельствует, что он предпочитает уединенную жизнь какой‑либо другой; говоря о философском пути, он различает уединенную жизнь, ведущую к обожению путем отрешения от всего внешнего[859], и жизнь в уединении для «занятий науками» — словесностью и собственно философией. На протяжение своей жизни свт. Григорий старался совмещать эти пути. Для свт. Григория словесность и философия (т. е. христианская философия[860]) занимали очень большое место в жизни[861]; и воспитание, и склад характера располагали его к тому, что его тексты стали рассматриваться в качестве примера образцовой работы со словом. В своем Слове 2 свт. Григорий говорит о необходимости для священника уединения для ведения философской жизни — именно с той целью, чтобы потом вести жизнь публичную; это обусловлено одним очень важным для свт. Григория фактором: во времена церковных разделений и ересей хорошему пастырю недостаточно, подобно свт. Григорию Старшему, оставаться в простоте[862] (по крайней мере по части вопросов вероучения), но пастырь должен быть, с одной стороны, простым, а с другой — «многосторонним и сведущим во многом», чтобы мочь вести к обожению души всех — и тех, что ничего не понимают в догматических вопросах, и тех, которые «имеют нужду… в пище высшей и более твердой»[863], а также потому, что некоторые заблуждающиеся «со временем могут еще переувериться и перемениться по той же заботливости о благочестии, по которой они противились»[864]. Таким образом, свт. Григорий оправдывает свое бегство в пустыню стремлением к аскетической практике, чтобы быть способным наставлять в этом других, а также необходимостью в большей мере преуспеть в словесности и философии в целях проповеди и для того, чтобы занимать правильную церковную позицию.
Действительно, 360—370–е гг. были очень напряженными для партии никейцев в восточной части империи. Ведущую роль в церковно–политическом отношении в это время в основном играла партия омиев («подобников»), по своим воззрениям близкая к арианству. Неоариане (во главе с Еномием и Аэцием), радикализируя арианскую доктрину и перекладывая ее на язык философии, оттачивали свою аргументацию и богословско–философские формулировки. Лидерам новоникейской партии — Каппадокийским отцам приходилось вести крайне напряженную интеллектуальную и практическую деятельность, направленную на противодействие арианству и другим неортодоксальным течениям, чтобы восторжествовала никейская позиция.
В 371 г. имп. Валент разделил Каппадокию на две области, в связи с чем прежде подчинявшийся свт. Василию Великому епископ города Тианы Анфим, не замеченный в стойкой приверженности никейству, стал митрополитом и вышел из подчинения свт. Василию. Чтобы противодействовать этому, свт. Василий решил создать новые епископские кафедры на территории, формально входящей в ведомство Анфима, и поставить туда своих сторонников. Одну из таких кафедр свт. Василий создал при городе Сасимы, и в 372 г. поставил туда епископом свт. Григория. К этому времени свт. Григорий имел опыт фактического управления назианзской епархией; данный шаг свт. Василия привел к невозможности для свт. Григория стать епископом Назианза, поскольку епископ одного города, согласно 15–му правилу I Вселенского собора, не может принять управление другим городом. Несмотря на то, что сначала свт. Григорий согласился быть епископом Сасим, в конце концов он не был согласен с тем, что ради церковной политики свт. Василия ему нужно было принимать епископский сан в Сасимах. Фактически он был епископом в Сасимах только номинально, не служил там служб и не рукополагал клириков.
В 379 г. на императорском престоле Валента сменил Феодосий, который был расположен к сторонникам никейства. Тогда же к свт. Григорию обратилась группа православных из Константинополя, не желавших быть под началом еп. Демофила, предводителя партии омиев, с той целью, чтобы свт. Григорий возглавил православных в Константинополе. Свт. Григорий прибыл в Константинополь и начал служить в небольшом домовом храме. Противники свт. Григория всячески старались изгнать его из Константинополя; они обвиняли его в убийстве и говорили, что его учение о Троице является учением о трех богах[865]. В начале 380 г. император Феодосий начал подготовку ко II Вселенскому собору и единственным достойным кандидатом на место еп. Демофила Феодосий посчитал свт. Григория. В итоге на II Вселенском соборе свт. Григорий участвовал в качестве архиепископа Константинопольского. Немного спустя после начала собора умер его председатель свт. Мелетий Антиохийский, и свт. Григорий занял его место. После того как свт. Григория обвинили в нарушении 15–го правила I Вселенского собора за то, что он, будучи епископом Сасим, стал архиепископом в Константинополе, он попросил об отставке, каковая была принята собором и императором. Однако одной из важнейших причин сложившейся ситуации, в результате которой свт. Григорий подал в отставку на II Вселенском соборе, как он считал, является тот факт, что он настаивал на признании божественности Святого Духа[866].
Возвратившись из Константинополя в Назианз, свт. Григорий по–прежнему осуществлял фактическое управление Назианской епархией, не будучи формально епископом Назианза. В 383 г. он отошел от дел и уединился в своем фамильном имении. Умер свт. Григорий между 389 и 391 гг.
До нас дошло 45 Слов (гомилий) свт. Григория. Важнейшими из догматических слов свт. Григория являются т. н. «Пять слов о богословии» (Слова 27—31[867]), произнесенные в 380 г. Эти слова направлены против неоариан (в первую очередь Евномия) и македониан. В них рассматриваются вопросы, связанные с пониманием того, каким должен быть богослов, как необходимо мыслить о сущности и свойствах Бога, а также вопросы, связанные с Божественной и человеческой природами Сына, развивается богословие Божественных имен и имен Сына. Особенный акцент свт. Григорий делает на учении о Божестве Святого Духа (Слово 31). Все эти темы обсуждаются свт. Григорием и в других Словах. Например, в Слове 20 свт. Григорий ведет речь о триадологии, опровергая арианство и савеллианство; в том же Слове 20, а также в Слове 32 говорится об условиях, необходимых для богословствования; в Словах 22, 23 также излагается учение о Троице. Другой цикл составляют похвальные и надгробные Слова свт. Григория. К числу таких слов принадлежат, в частности: Слово 7, надгробное брату Кесарию; Слово 11, приветственное к свт. Григорию Нисскому; Слово 18, надгробное отцу; Слово 13, Евлалию, произнесенное по случаю его хиротонии; Слово 25, похвальное к Ирону (Максиму–кинику); особенно важно Слово 43, надгробное, свт. Василию Великому. Также имеется множество Слов, сказанных на разные случаи, в частности автобиографические и защитительные Слова. Особенную важность представляют праздничные слова свт. Григория: Слово 1 и 45, на Пасху; Слово 38 на Богоявление; Слово 39 на Святые Светы; Слово 40 на Крещение; Слово 41 на Пятидесятницу; Слово 44 на Фомину неделю. Эти слова характеризует исключительное богатство богословского и литургического содержания. Также сохранилось множество стихотворных произведений свт. Григория и его письма.
Полемизируя с Евномием, настаивавшим на возможности знать сущность Бога, свт. Григорий делает акцент на непознаваемости Бога и особенно Его сущности. Тем не менее свт. Григорий считает, что в речи о Боге должен иметь место синтез апофатического и катафатического богословского языка, т. е. необходимо показывать не только, что Бог не есть, но и что Он есть[868]. Таким образом, у свт. Григория присутствует и тема познания Бога через имена Его сил, когда речь идет о Домостроительстве Бога[869], но также и недоверие к именованию и языку, когда язык пытается описать нетварную реальность[870].
Перефразируя знаменитое место из платоновского «Тимея»[871], свг. Григорий говорит, что постичь и изречь Бога — невозможно[872].
Хотя Бог все в этом мире пронизывает, не смешиваясь[873], нельзя сказать, что Он — где‑либо или даже что Он всюду, поскольку тогда Он был бы ограничен[874]. Собственно, Бог потому и непостижим человеческим разумом, что в случае постижимости Он был бы ограниченным[875]. Опять‑таки, следуя платоническому философскому языку[876], свт. Григорий ведет речь о том, что сущность Божия превыше всего сущего[877].
