Алексей Лебедев - Эпоха гонений на христиан и утверждение христианства в греко-римском мире при Константине Великом
______________________
* Третьим родом (лат.).
** См. о манихействе статью Kessler'a в Encykl. von Herzog. Bd. IX: Manichaer.
______________________
Лучшим комментарием к тому, чего хотел достигнуть Константин Миланским эдиктом, служит его религиозно–политическая деятельность, обнаружившаяся тотчас по издании этого эдикта и простиравшаяся до времени борьбы с императором Лицинием (323 г.), после которой та же деятельность Константина становится еще решительнее и смелее.
Мы сказали, что Миланским эдиктом христианству дано первенствующее значение в ряду других религий, причем права язычества in tacito в значительной мере являлись попранными. Это особенно ясно становится из отношений Константина к христианству в сейчас указанный период его деятельности. В это время Константин решительно ничего не делает в пользу язычества, он равнодушен к нему, напротив, для христианства он делает многое и очень многое. Уже самый тон и язык, какими он говорит о христианстве, показывают, что оно не пользуется только терпимостью со стороны государя, но что ему, христианству, отдается полное предпочтение перед какой бы то ни было религией. Константин говорит о христианстве в тоне почтительном, языком, исполненным чувства. В этом случае государю подражают и другие правители. Теперь в документах, в которых Константин выражает свою волю по религиозным вопросам времени, о христианстве говорится:"святое богослужение","святейшее кафолическое богослужение","святая религия, заслуживающая благоговения","достопочтеннейший закон"*. Как Константин выражает свое благоговение к"кафолической Церкви", так и проконсул Анулин, тот самый Анулин, который перед этим был гонителем христиан, говорит уже, когда обращает свою речь к карфагенскому епископу, о"благоговении, подобающем святому закону"(христианству)**. В письмах к епископам (Цецилиану и Мильтиаду в 313 г. и Хресту Сиракузскому в 314 г.) Константин никогда не забывает пожелать им покровительства"великого Бога"и"Бога Вседержителя"(Евсев. X, 5). Этот язык, эта благопочтительность, эти живые сношения с епископами ясно показывают, что Миланским эдиктом Константин даровал христианству не просто толерантность, а нечто гораздо большее. Та изумительная поспешность, с какой Константин требует исполнения своей воли о возвращении христианам отнятых у них в гонения имуществ, показывает, что христианство для него есть религия, о которой он больше всего заботится***. Он, Константин, публикует один указ за другим или с тем, чтобы материально обеспечить имеющие нужду церкви христианские, или возвысить служителей этой Церкви****. Константина теперь уже сильно интересует то, как отзывается общество о христианах, он желает охранять самую репутацию христиан; так, его очень беспокоило то, что некоторые неустройства в Церкви давали пищу язычникам для насмешек*****. Догадываются, что некоторые законы, изданные в рассматриваемое время Константином в пользу христианства, составлены под прямым влиянием Осии Кордубского,****** следовательно, государство уже полагает основания для заключения союза с Церковью. Константин иногда прямо объявляет себя покровителем и защитником христианства, усматривая в этом залог общественного благоденствия. Он писал проконсулу Африки:"Из множества фактов оказывается, что когда та религия, в которой сохраняется высокое уважение к небесной святыне, находится в презрении, то подвергаются великим опасностям дела государственные; а когда та же религия (из дальнейших слов письма видно, что Константин говорит именно о христианстве) принимается и содержится надлежащим образом, приносит и имени римскому великое счастье, и всем вообще людям особенное благополучие в делах"(Евсев. X, 7); вывод же, к которому приходит Константин после этих замечаний, понятен сам собой. Не следует упускать из внимания и того, что большая часть тех распоряжений касательно христианства, в которых император выражает свое благоволение к этому последнему, появилась в том же году, в котором издан Миланский эдикт, — это проливает новый свет на содержание сказанного эдикта, проясняя его смысл и значение.
______________________
* В разных письмах Константина. См.: Евсевий. X, 5–7.
** См.: Keim. Die rom. Toleranzedicte. S. 24–247.
*** Письмо Константина в Анулину. См.: Евсевий. X, 5.
**** Евсевий. X, 6–7.
***** Письмо Константина к епископу Сиракузскому Хресту. См.: Евсевий. X, 5.
****** Keim. Die rom. Toleranzedicte. S. 246 (Евсевий. Х, 6).
______________________
Так относился Константин к христианству после издания Миланского эдикта: не толерантность христианской религии доставлял император Миланским эдиктом, а даровал ей права, пролагавшие для нее путь к возвышению в качестве государственной религий. Что касается язычества, то Константин в это время не сделал ничего существенно важного для того, чтобы ускорить его падение, но зато он ясно давал знать, что языческий политеизм с этих пор должен отойти в область предания: будущее уже не принадлежит ему. Константин теперь относится к язычеству так, как незадолго перед тем относился к христианств Галерий; роли переменились. Галерий называл христиан бранными именами, приписывая им"неразумие"(stultitia άπονοία), а языческих богов чествовал названием"небесных богов"; Константин же напротив, христианского Бога, как мы видели, называет"Богом великим","Богом Вседержителем", между тем как язычество без всякой церемонии называется"суеверием". В 319 году в одном указе Константин уже так пишет о язычниках:"Желающие рабствовать своему суеверию могут отправлять свои обряды", и затем император говорит:"Можете идти к вашим общественным жертвам, ибо мы не запрещаем (только: не запрещаем — non prohibemus!), и явно совершать делаустаревшего злоупотребления"(praeterita usurpatio)*. Очевидно, Константин только не лишает государственной терпимости культ языческий, как не лишался этой терпимости при Галерий культ христианский. Произошло, значит, перемещение сил: сила христианская берет верх над языческой.
______________________
* Cod. Theod., lib. IX, tit. XVI, cap. 1 et 2.
______________________
Рассматривая религиозно–политическую деятельность Константина после издания Миланского эдикта до времени борьбы его с Лицинием как комментарий к этому эдикту, мы должны сказать несколько слов и об отношении Константина к сектам в христианском обществе. (Впоследствии мы разъясним, что определенное отношение Константина к христианским сектантам прямо входило в его планы борьбы с язычеством и торжества христианства над этим последним.) Мы заметили выше, что сам по себе текст Миланского эдикта не дает основания утверждать, что Константин, выражая свое благоволение к христианам, прямо исключил при этом сектантов и еретиков. В понятие corpus christianorum могли входить и эти члены христианского общества. Практика, однако, быстро заставила Константина определить его отношение к сектантам и, таким образом, и с этой стороны уяснить смысл Миланского эдикта. Случилось так, что тотчас же по издании Миланского эдикта Константину пришлось узнать, что в христианском обществе возникает раскол — раскол донатистов, — по поводу которого ему, Константину, нужно было выразить свое мнение: как он смотрит на это явление в качестве государя, объявившего себя благорасположенным к христианству? Константин целым рядом указов дал знать, что он не хочет и не думает оказывать своего покровительства сектам и что его покровительство обращено на Церковь кафолическую, на то, что составляло центр и средоточие христианства. В указе или письме к папе Мильтиаду император говорит:"От вашей внимательности, конечно, не укрывается то почтение мое к законной кафолической Церкви (τή), которое заставляет меня желать, чтобы решительно ни в одном месте вы не оставили ни малейшего раскола или разделения"(Евсев. X, 5). Это письмо написано в 313 году. В письме к епископу Сиракузскому Хресту (в 314 году) Константин выражает подобную же мысль, когда говорит, что он не потерпит тех споров и разделений и той вражды, какими заявляют себя"худо и превратно мыслящие о богопочитании, уклоняющиеся и отпадающие от кафолической Церкви"(Евсев. Ibid). В укрощении церковных раздоров, в действиях, направленных к единению Церкви, Константин видит уже свою прямую обязанность:"Признаюсь, — писал он по делу донатистов проконсулу Африки Аблявию, — я решительно не считаю возможным смотреть сквозь пальцы на споры и раздоры этого рода; они могут вызвать гнев верховного Божества не только против рода человеческого, но и против меня самого, правительственному попечению которого мановением небесным вверено все земное. Ибо я до тех пор не могу вполне оставаться спокойным, пока все подданные, соединенные в братском единомыслии, не будут воздавать Богу истинного поклонения, предписываемого кафолической верой"*.
______________________
* Optatus Melevitan. De schismate Donatist., supplementa. Par., 1702. P. 181.
______________________
Из всех главнейших фактов, в которых выразилась деятельность Константина в пользу христианства после Миланского эдикта, видно, что Константин не только лишил язычество прежнего государственного значения, но и дал основания, утверждаясь на которых христианство могло возвыситься до значения государственной религии; под христианством же он разумел Церковь кафолическую как твердейший центр христианского общества. К кафолической Церкви обращены все его милости, а секты уже возбуждают у него гнев и негодование.
