Валад Бахауддин - Утопленная книга. Размышления Бахауддина, отца Руми, о небесном и земном
Ты ведешь кропотливый учет груза, который никуда не отправится. Ты говоришь: «Да, я делаю это для своих дорогих деток их детей, для культуры лавочек и селений, для просвещения». Серьезные цели. Они словно пейзажи, вышитые на ширмах, которые ставят, чтобы заслонить подлинный пейзаж. Убери их, ведь когда-нибудь их все равно уберут. Смотри сквозь свое влиятельное положение и потомство. Итак, мы залегли здесь, похоронив себя в деталях, заботясь о том, чтобы что-то там выиграть, страшась смерти. Все это напоминает банальный и дешевый фарс, фокусы на ярмарке. Помнишь историю о Соломоне, когда он погрузил на судно припасы, намериваясь отправиться в открытое море и накормить кита? Так Соломон поспособствовал тому, чтобы мы могли увидеть, насколько тщетны наши проекты, громоздьё наших планов, значимость которых мы рьяно пытаемся себе доказать.
1:264-265
Место хвалы
Господь приводит притчу, историю, подобную прекрасному дереву (14:24). Есть ядовитые слова, которые прожигают кожу, и есть добрые — они как сень и плод древа притчи, что наполняют сердце радостью.
О вы, ученики и апостолы, все вы исполняете одну и ту же работу, но продолжаете спорить, стараясь установить, кто из вас ыше и кто ниже. Каждый из вас думает, что он особенный, и каждый в своем тщеславии гневается на всех прочих. Каждый думает, что ему чего-то не достанется, и вы деретесь за свою долю, как псы на улице.
Гармония — вот истинный путь, а не зуд жадности в толчее стойла, где тебя и других ослов лупят палкой. Вместо этого войди в место хвалы, во внутреннюю обитель тайны, где нескончаема молитва и беспредельно блаженство от вознесения хвалы. Кто-то спрашивает, почему Господь наделяет мудростью, а затем отнимает ее. Я отвечаю, что точно так же мы поступаем с детьми, сообщая им больше, чем они способны вместить, после чего берем свои слова назад. Это как разливы рек и песчаные бури, они несут благо, невзирая на затопление и промоины. А когда стихия утихает, мы остаемся с ущербом.
1:267
Возможно, мы лжем
Есть те, кто разделяет себя и других на противоборствующие группы и отдаются спорам и дискуссиям (6:159). Ты — не с ними. И это будет тебе ясно явлено воочию. Желание, питающее твой интерес к вещам, — это ветер или летающий конь, который возносит тебя, а потом сбрасывает. Не в твоей власти влиять на исход происходящего и выбирать место падения. Твоя религия, вера, покорность [Божьей воле] — все это разные формы псевдоуверенности в том, что ты наконец-то стоишь на твердой почве, недосягаемый для ураганов и волн, вздымающих судно и бросающих его об рифы.
Каждый, кто произносит «Я верую», может оказаться лжецом в одном из двух или в обоих случаях — либо он на самом деле зависит от тех или иных способов наслаждения, либо лелеет горечь страданий. Помни и прими предостережение стиха:
Твои глаза — моя религия,
Эти черные волосы — вера моя.
Воззови к Аллаху, милостивому присутствию (17:110). В глубине этого призыва сокрыто величие твоей жизни, какими бы превратностями не была она окрашена. Искусство, что воздвигает города с их стройными минаретами, приходит как дар из того присутствия и оттуда же исходит сила, воздвигающая горы и небеса, распахнутые вширь (51:47).
1:271
Почему мы не плачем
Кто-то заметил: Стоило Аббасу, властителю Эфиопии, и Омару услышать только один богоявленный стих Корана, как их тут же схватывало рыдание, а мы можем прочесть целую главу или даже всю книгу от начала до конца, не испытывая никакого волнения. Почему мы не плачем? Даже каменные изображения животных в святилище женщин-ясновидящих заплакали, когда к ним приблизилось огненное присутствие молодого Мухаммада. Нет ли какого-то уродства в том, что, не видя Друга, мы теряем с ним связь, не испытывая страстного томления? Может, жизненные невзгоды иссушили наши сердца настолько, что, когда пламя Божественной любви касается ас, мы не в состоянии залиться слезами, как сырые поленья, что выделяют свою влагу в огне? Вместо этого мы высыхаем и потому мгновенно обращаемся в серый пепел. Разве не мирские амбиции, именуемые жадностью, умерщвляют нашу чувствительность? Любящие идут путем любви, даже когда их семьи разорены, и львы и тигры пожирают их. Все, что появляется, должно уйти, остается лишь присутствие Господа, — жизнь и процветание в Нем одном.
1:272
За пределами поиска наслаждения
В каком бы состоянии ты ни был, — помни, что ты в присутствии. В предвкушении наслаждения — особенно в этом состоянии — я обнаружил, что нет большего блаженства, чем соединение любовного пыла с легким прикосновением. Что может быть слаще этого? Когда ты охвачен экстазом, вспоминай того, кто дал тебе эти услаждающие формы и влечения. Даже в припадке безумия помни, вспоминая о том, как сила землетрясения низвергает горы и раскалывает каменные стены. Позволь этой глубинной энергии превозмочь твой припадок.
Когда тебя пугает некто, имеющий власть и ущемляющий тебя, — в этих страхах, точно так же, как при полном простирании во время молитвы, — вкушай присутствие.
Любезная нам детская непосредственность исходит из суматошной путаницы в желаниях ребенка, так и беспорядочно развешанная на стенах чеканка и каллиграфия украшают наше жилище. В нашей любви и вожделении плоти — в их качественном оттенке — мы прославляем источение света в образы.
1:275-276
Открой мне меня
Я утратил путеводную нить своей осознанности. Увяз в неопределенности и молю Бога: свершай то, что свершаешь. Но какое из моих «Я» молит об этом? Их много, одни колеблются, другие тверды. И я молюсь: прошу, открой мне того меня, который жаждет Твоего присутствия. Но тут снова возникает извечный вопрос о делении неделимого, того, что за пределами этого бытия. Бесконечное множество частиц разбиваются друг о друга, и каждая пронзает другую, — это вздымающее ввысь дробление и есть я.
Помоги мне ощущать каждый вдох как последнюю молитву. Мои дети — сироты, мое тело обращается в прах, записи акаши* заполнены моими грехами. Моя жизнь исчерпала себя. Верши свой произвол над тем, что есть «Я». Ты — и розовый сад, и огонь пожирающий тернии, и тот, кто открыл нам, что в Тебе таинство прощения превышает истину наказания.
* Записи, или хроники, акаши — индуистский философский термин, эквивалентный каламу, «изначальной скрижали», — в исламе. — Прим. рус. перев.
1:278-279
Серьезная куртуазность
Ученая коллегия решила заняться делом, более волнующим, чем научные штудии. Пусть приведут незамужних женщин, побеседуем с ними. Был среди них один особенно уродливый старик, которого очаровала дочь властителя. Подайте-ка ему принцессу, — никакая другая его уже не устраивает! И сказал он благородному собранию: «Вы здесь веселитесь, сколько влезет, а у меня другие планы».
И вот он пошел и, встав под окном принцессы, забормотал о своих чувствах. Наконец девушка его заметила и воскликнула: Не могу разобрать ни единого слова!» И приказала она своему слуге: «Выйди спроси, нет ли у него для меня послания. Выведай, чего он боится. И, разумеется, скажи ему, что если его слова оскорбят меня, то он может лишиться головы, так уж у нас заведено». Старик выслушал слугу, громко вскрикнул и упал замертво.
Стих из Корана «Веди нас прямым путем» (1:6) означает: проси Меня указать путь ко Мне. А я говорю: укажи мне какой угодно путь — от Тебя я приму любое направление.
Некий человек полюбил женщину. Он попросил ее о встрече ночью. Омывшись и нарядившись, она пришла — а он спит. тогда она положила ему в карман три грецких ореха и ушла. Проснувшись, он понял ее намек. Ты пока еще дитя, а не любящий. Играй же в орешки. Катай их по земле. Любящий охотно жертвует всем: жизнью, бодрствованием, сном, чувством собственного достоинства. Истинно любящие легко расстаются со всем этим ради возможности побыть с Другом.
1:293-294
Почему суфии носят одеяния смерти
Как созвездия благословляют ночное небо (25:61) своим сиянием, так и мы живем в доме, освещенном изнутри. Сияние во мраке — это истина, и потому суфии носят одеяния смерти, не желая казаться самовлюбленными. Мы мертвы, — таково их послание обитателям улицы — мы не имеем части ни в чем, что происходит здёсь, и все же любая скорбь — наша.
1:295
Если нет Иосифа
Но терпение — благо (12:83). Яркое пламя внутри источает мягкий свет наружу. Просветленность знает, как в скорби прячется смех. Только любящий способен ощутить лишенность.
Если в твоей жизни нет Иосифа, — ты не живешь. Иаков был счастлив со своим сыном Иосифом, так что когда старшие сыновья измазали одежду его любимца кровью козла, он разрыдался, и этот плач до сих пор разрывает на части сердца людей.
