Архимандрит Софроний (Сахаров) - Старец Силуан Афонский
Что же делать, чтобы не допустить этой потери?
Подвиг бдения, поста и молитвы остается неизменно напряженным, и однако свет и любовь умаляются, а душа тоскует и скучает об удаляющемся Господе.
Началось внимательное искание ответа на растущее недоумение в советах духовника и в творениях Святых Отцов-аскетов. Молодой монах узнает о себе, что он удостоился дара редкого, исключительного, но не понимает, почему же ум его, исполнившийся света богопознания, несмотря на весь подвиг хранения заповедей, снова омрачается видением бесов, которые исчезли первое время после Явления Господа?
* * *Симеон, полный недоумения, пошел в Старый Русик за советом к старцу Отцу Анатолию. Последний, услышав о всем происходящем с молодым монахом, говорит ему:
— Ты, наверно, много молишься?
— Я молюсь непрестанно,— ответил Симеон.
— Думаю, что ты неправильно молишься, и потому так часто видишь бесов.
— Я не понимаю, что значит правильно или неправильно молиться, но я знаю, что надо всегда молиться, и потому постоянно молюсь.
— Во время молитвы ум храни чистым от всякого воображения и помысла и заключай его в слова молитвы,— сказал ему Старец Анатолий и объяснил при этом, что значит «чистый» ум и как его «заключать» в слова молитвы.
У старца Анатолия Симеон провел достаточно времени. Свою поучительную беседу отец Анатолий закончил словами нескрываемого удивления:
«Если ты теперь такой, то что же ты будешь под старость?»
Отец Анатолий был терпеливый и выдержанный подвижник, свою долгую жизнь, как говорил о нем Старец Силуан, он провел в подвиге поста и покаяния, но лишь под старость, на 45 году монашества испытал он великую милость Божию и познал, как действует благодать. Естественно, что он был удивлен жизнью молодого монаха, но, конечно, он не должен был выявлять своего удивления, и в этом была его ошибка, так как он дал молодому подвижнику сильный повод к тщеславию, с которым тот еще не умел бороться.
Ошибка старца Анатолия была не только педагогической, но и против благодати. Благодать Божия не допускает подлинного подвижника говорить своему собрату похвалу, которую даже совершенные нередко не могут понести без вреда. Похвалы говорятся только в том случае, когда кто-либо изнемогает от отчаяния, но открывать глаза «шуйцы» на то, что творит с нами десница Божия или совсем не должно, или с величайшим искусством и осторожностью.
Так или иначе, у молодого и еще неопытного монаха Симеона началась самая трудная, самая сложная, самая тонкая брань с тщеславием. Гордость и тщеславие влекут за собой все беды и падения: благодать оставляет, сердце остывает, ослабевает молитва, ум рассеивается и начинаются приражения страстных помыслов. Душа, созерцавшая иную жизнь, сердце, испытавшее сладость Духа Святого, ум, познавший чистоту — не хотят согласиться на принятие осаждающих дурных мыслей, но как достигнуть этого?
До Явления душа Симеона не умела бороться с помыслами и дошла до отчаяния, несмотря на непрестанно действующую молитву; после Явления — душа его познала мир благодати Святого Духа и жизнь была сплошною молитвою и славословием. Но все это снова стало удаляться и опять началась брань помыслов. Душа тоскует. Просит, молится, плачет, пребывает в борьбе, чтобы удержать Неудержимого, но свет, если и возвращается, то ненадолго и не как прежде, и затем снова оставляет. Начались долгие годы смены благодати и оставлений.
* * *Ни испытанные адские муки, ни дар непрестанной внутренней молитвы, ни даже Явление Господа — не дало молодому монаху полного освобождения от бесовских нападений и брани помыслов. При всем напряжении молитвы — ум его по временам омрачался видением бесов и потерей мира. Весь его исключительный опыт не дал ему знания, как пребыть в том состоянии, которое познала душа во время видения, а принять спокойно удаление света — было уже невозможно.
Совет старца Анатолия, — заключать ум в слова молитвы, несколько помог Симеону очиститься умом, но недостаточно, и тогда пред ним во всей своей силе стала задача аскетической «борьбы с помыслом».
У вступившего на путь духовной жизни борьба помыслов не есть простое внутреннее размышление по тому или иному поводу. Внешняя форма, в которую облекается помысл, очень часто не дает возможности понять ОТКУДА он. Часто помысл приходит тихо и осторожно, и первая словесная форма его может показаться не только вполне естественной, но и мудрою, и даже святою; и однако иногда достаточно легчайшего прикосновения такого помысла, чтобы произвести глубокие изменения в душе. Суждение о природе помысла, можно сказать, никогда не должно исходить из его внешней формы, и только опыт приводит к познанию того, какой силы и вместе тонкости могут достигать демонические внушения. Возможны самые разнообразные виды последних. Даже когда помысл по природе своей добр, в него может быть привнесено нечто чуждое и тем существенно изменено его духовное содержание и действие.
Помысл — первичная стадия греха. Появление его в сфере сознания человека не вменяется в грех: это только предложение греха. Отвержением помысла исключается дальнейшее развитие греха.
Православный монах своим главным делом считает внутреннее умное внимание с молитвою в сердце, что дает ему возможность видеть помысл прежде, чем он войдет в сердце. Ум, безмолвным вниманием стоящий в сердце, видит, как помысл приближается извне, пытаясь проникнуть в сердце, и молитвою отгоняет его. Этому деланию, называемому «умным трезвением» или «умным безмолвием», стал учиться Симеон. С того дня, когда по дару Божией Матери в сердце его начала действовать Иисусова молитва, до конца жизни молитва его никогда не прекращалась, но при всем том она не была еще совершенною и не могла тогда быть таковою, потому что страсти оставались еще непреодоленными. Дар, полученный Симеоном, был велик и явился крепкою основою его духовной жизни, но он не приводил непосредственно к совершенству. С ним произошло нечто большее, но все же подобное тому, что случается со многими другими: своим горячим устремлением они достигают постоянной молитвы, но неочищенные от страстей долгим подвигом, несмотря на действие молитвы, они впадают в грехи по страсти. Подвижник таким состоянием не может удовлетвориться 8.
Брат Симеон не умел еще «хранить ума»: молясь, он не останавливал воображения, чрез которое действуют демоны. Воображение, неизбежное у всякого начинающего духовную жизнь, вносит искажение в эту жизнь. Поскольку оно неизбежно в начальный период, оно не считается тогда «прелестью», но все же начинающий постепенно отводится от этого образа молитвы к другому, который состоит в том, чтобы «заключать ум в слова молитвы». Это более трудный и сухой образ молитвы, но зато более правильный и менее опасный.
У горячо устремленного к Богу, но совершенно простого и наивного брата Симеона молитва, сопровождавшаяся воображением, очень скоро приняла опасную форму и дала возможность бесам искушать молодого подвижника. И тот странный свет, который однажды ночью наполнил его келлию и даже осветил его внутренности, и те уродливые фигуры, которые по ночам наполняли его келлию и даже днем являлись ему и беседовали с ним, — все это было чревато большими опасностями.
Правда, почти все святые подвижники прошли чрез борьбу с демонами 9 и в этом смысле встреча с ними нормальное явление на путях к духовному совершенству, но сколько было таких, которые пострадали от них: сколь многие до конца жизни пребывали душевнобольными, сошли с ума: сколько людей дошло до страшного отчаяния и гибели; сколько самоубийств и всяких преступлений совершается в мире вследствие демонической духовности 10.
Кто вел с ними борьбу, тот знает, как они бывают умны и часто льстивы с теми, кто принимает их, и как яростны — когда их отвергают. Всякий раз, когда с подвижником происходит то, что было с братом Симеоном, духовный отец напрягает внимание свое. Борьба с демонами не должна приводить в страх: страх — наполовину поражение: появление его ослабляет душу и делает ее более доступною демоническому насилию.
Брат Симеон был наивный, но мужественный; однако, пребыть спокойным в подобных случаях невозможно.
* * *Из Житий Святых, из творений Святых Отцов-аскетов, из бесед с духовниками и другими подвижниками Святой Горы молодой монах Силуан постепенно научается более совершенным аскетическим деланиям, пребывая неизменно в подвиге, который большинству покажется вообще невозможным. Сон его по-прежнему прерывчатый — несколько раз в сутки по 15—20 минут, в обшей сложности от полутора до двух часов в сутки. В постель по-прежнему он не ложится, но спит сидя на табурете; пребывает в трудах днем, как рабочий; несет подвиг внутреннего послушания — отсечения своей воли; учится возможно полному преданию себя на волю Божию; воздерживается в пище, в беседах, в движениях; подолгу молится умною Иисусовою молитвою — делание наитруднейшее, сокрушающее положительно все человеческие силы, и, несмотря на весь его подвиг, свет благодати часто оставляет его, а бесы толпою окружают 11 по ночам.
