Фома Аквинский - Сумма теологии. Том II
Возражение 3. Далее, все, соделанное в течение тех шести дней, было сформировано из материи, созданной прежде, чем начались дни. Но небесная твердь не могла быть сформированной из предшествующей ей материи, поскольку в противном случае она была бы подверженной возникновению и уничтожению. Следовательно, небесная твердь не была создана во второй день.
Этому противоречат слова [Писания]: «И сказал Бог: да будет твердь», и далее: «И был вечер, и было утро – день второй» (Быт. 1:6,8).
Отвечаю: как учил Августин, при обсуждении такого рода вопросов надлежит соблюдать два правила. Первое заключается в том, чтобы неукоснительно держаться истины Священного Писания. Второе же связано с тем, что коль скоро Священное Писание может быть истолковано в различных смыслах, не должно излишне твердо прилепляться к какому-нибудь одному из них; по крайней мере, нужно быть готовым к тому, чтобы отказаться от него в том случае, если более тщательное исследование истины его ниспровергнет, иначе Писание может быть осмеяно неверующими, что [в свою очередь] может закрыть перед ними путь веры[357].
Поэтому мы говорим, что сказанное о сотворении во второй день небесной тверди можно понимать двояко. Во-первых, это может быть понято [как сказанное] о небесной тверди звезд, в связи с чем тут следует упомянуть суждения различных философов. Ведь некоторые из них полагали, что она состоит из [четырех] элементов; таким, например, было мнение Эмпедокла, который, впрочем, далее добавлял, что тело небесной тверди не восприимчиво к разрушению, поскольку его части находятся, так сказать, в дружбе, а не в раздоре. Другие также считали, что природа небесной тверди суть природа элементов, но не в том смысле, что она состоит из всех их, а в том, что она состоит из одного элемента. Таково было мнение Платона, утверждавшего, что этим элементом является огонь. Третьи, со своей стороны, говорили, что природа неба иная, нежели природа этих четырех элементов, называя его пятым телом, превосходящим четыре первых. Этого мнения придерживался Аристотель[358].
Согласно первому мнению, можно, строго говоря, допустить, что небесная твердь была создана во второй день, причем даже и в смысле субстанции. В самом деле, создание субстанции элементов – это одно из дел сотворения, а вот придание формы уже существующим элементам – дело различения и украшения.
Однако же вера в то, что небесная твердь была создана в смысле субстанции во второй день, несовместима с мнением Платона, согласно которому создание небесной тверди подразумевает сотворение элемента огня. Ведь такое создание относится к делам сотворения, по крайней мере, по мнению тех, которые утверждают, что бесформенность материи предшествовала по времени ее оформленности, поскольку первая обретаемая материей форма является формой элементов.
Наименее же совместимым с верою в то, что субстанция небесной тверди была создана во второй день, является мнение Аристотеля, поскольку само упоминание о днях обозначает последовательность времени, тогда как небесная твердь [Аристотеля], будучи по природе неразрушимой, обладает материей, не восприимчивой к изменению формы, и, следовательно, она не могла быть сделанной из материи, существовавшей раньше по времени.
Таким образом, производство субстанции небесной тверди надлежит относить к делам сотворения, а ее оформление в определенном смысле приписывать дню второму, причем это не будет противоречить ни одному из двух [последних] мнений; в самом деле, сказал же Дионисий, что свет солнца был бесформенным в течение «первой триады наших дней», и только затем, в день четвертый, обрел свою форму[359].
Если, однако, мы согласимся с Августином, утверждавшим, что этими днями просто обозначалась последовательность в порядке природы, а отнюдь не последовательность в порядке времени[360], то, независимо оттого, какое из вышеприведенных мнений мы разделяем, ничто не воспрепятствует нам признать, что субстанциальное оформление небесной тверди состоялось во второй день.
Другим возможным объяснением того, что должно понимать под небесной твердью, созданной во второй день, является следующее: речь идет не о небе звезд, а об облачной части атмосферы, которая получила название тверди из-за своей плотности и густоты воздуха. В самом деле, как заметил Василий, «о теле говорят как о плотном», т. е. твердом, «прежде всего для того, чтобы отличить его от математического тела»[361]. Если, таким образом, принять это истолкование, то оно не будет противоречить ни одному из вышеприведенных мнений. Такой подход, между прочим, рекомендовал в свое время и Августин, давая этому следующее пояснение: «Со своей стороны не могу не похвалить такого рода старания, ибо высказанное и вере не противно, и легко может быть доказано с помощью наглядных примеров»[362].
Ответ на возражение 1. Согласно Златоусту, словами «в начале сотворил Бог небо и землю» Моисей как бы предваряет свое повествование сообщением о делах Бога в целом, а уже затем начинает разъяснять их последовательно, по частям; это все равно, как если сперва сказать: «Этот вот дом был построен вот тем строителем», а после добавить: «Вначале он заложил фундамент, далее возвел стены, и, наконец, надстроил крышу»[363]. Приняв такое толкование, мы, тем самым, избавимся от необходимости думать, что когда говорится: «В начале сотворил Бог небо и землю», и когда читаем, что небесная твердь была создана во второй день, речь идет о разных небесах.
Мы можем также думать, что небо, о котором говорится как о сотворенном в начале, – это совсем не то небо, которое было создано во второй день, причем в данном случае имеются различные объяснения. Так, Августин говорит, что сотворенное в первый день небо – это неоформленная духовная природа, а небо второго дня суть небо телесное[364]. Согласно Беде и Страбону небо первого дня – это эмпирей, а небесная твердь, созданная во второй день, суть небо звезд. Согласно же Дамаскину небо первого дня было беззвездной сферой, той, о которой говорят философы, называя ее «девятой сферой» и первым движущимся телом, которое движется суточным движением, в то время как под небесной твердью, созданной во второй день, он понимает звездное небо[365]. Августин упоминает еще об одной теории, а именно: что небо первого дня суть небо звезд, а небесная твердь второго дня – облачная часть атмосферы, которая названа небом со-именно. То же, что это слово в данном случае используется со-именно, явствует из сказанного о том, что «назвал Бог твердь «небом», что подобно тому, как в предшествующем стихе говорится о том, что «назвал Бог свет «днем» (поскольку словом «день» также обозначается 24-часовой интервал). О других примерах подобных толкований можно прочесть у раввина Моисея.
Что касается второго и третьего возражений, то ответом на них является все вышесказанное.
Раздел 2. Есть ли воды над небеснойтвердью?
Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что над небесной твердью нет никаких вод. В самом деле, вода по природе тяжела, а тяжелые вещи естественным образом устремляются вниз, а не вверх. Следовательно, над небесной твердью нет никаких вод.
Возражение 2. Далее, вода является жидкой, а жидкости, как показывает опыт, не могут опираться на сферу. Поэтому, коль скоро небесная твердь – это сфера, над нею не может быть никаких вод.
Возражение 3. Далее, вода – это элемент, предназначенный для производства составных тел на их пути от несовершенства к совершенству. Но тела составной природы находятся на земле, а не над небесной твердью, поэтому находящаяся там вода была бы бесполезной. Но ни одно из дел Божиих не может быть бесполезным. Следовательно, над небесной твердью нет никаких вод.
Этому противоречит сказанное [в Писании] о том, что Бог «отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью» (Быт. 1:7).
Отвечу словами Августина: «Авторитет Писания неизмеримо выше всяких человеческих измышлений. Следовательно, какими бы эти воды ни были и каков бы ни был их модус существования, несомненно одно: они там есть»[366]. Что же касается природы этих вод, то тут мнения расходятся. Так, Ориген полагал, что те воды, которые находятся над твердью, суть духовные субстанции[367], поскольку сказано [в Писании]: «Хвалите Его… воды, которые превыше небес!» (Пс. 148:4); и еще: «Благословите Господа, все воды, которые превыше небес» (Дан. 3:60). На что ему возражал Василий, говоря, что эти слова означают не то, что эти воды суть разумные твари, а то, что «через умное видение их созерцателями исполняется слава Творца»[368]. Следовательно, при таком понимании и огонь, и град, и прочее им подобное может быть использовано в тех же целях, хотя никто не приписывает им ничего подобного[369].
