Романо Гуардини - Господь

Но его пророчества целиком включены непосредственно в данную ситуацию, а она ужасна, – это время царя Ахава, который так противопоставлял себя Богу, что, как гласило часто повторявшееся позже изречение, из-за него гнев Божий больше не покидал народа. В истории царей он словно прообраз бунта, вместе со своей женой Иезавелью, еще более ожесточенной во зле, чем он (3 Цар 16.29-33). Именно она воздвигла повсюду жертвенники Ваалу и приучала народ к идолослужению. Она приказывала истреблять священников Господних. От нее Илия вынужден был скрываться годами. В годы Ахава тьма царила в стране – тьма адская. Против нее был послан Илия. У него и времени не было благовествовать. Он должен был биться головой о стену ожесточившегося неверия, о стену кощунства, насилия, кровожадности, распространившихся по всей стране. Жизнь Илии была нечеловеческим усилием, направленным против всего этого. Дух Божий кипит в нем, поднимает его выше человеческого роста, дает ему сверхчеловеческие силы – но вот час пришел, и он падает, лежит в пустыне как изнемогшее животное и призывает смерть. И снова ангел прикасается к нему, и, укрепленный Божией силой, он идет «сорок дней и сорок ночей до горы Божией Хорива» (3 Цар 19.4-9). Так он до конца ведет страшную борьбу, рассеивает идолопоклонническое наваждение, пока в последний час огненная колесница не уносит его в неизвестность (4 Цар 2.11).

«И вот, два мужа беседовали с Ним: Моисей и Илия. Явившись во славе, они говорили об исходе Его, который Ему надлежало совершить в Иерусалиме» (Лк 9. 30-31). О Его смерти, которая должна наступить в Иерусалиме, и говорят с Ним – Моисей, познавший тщетность усилий вырвать народ из его духовного плена, и Илия, который должен был духом и мечом биться с сатанинской тьмой... Не было ли бремя полутора тысяч лет священной истории принесено сюда и возложено на Господа? То, что копилось долгие годы, то, что противилось Богу, наследие тысячелетнего ожесточения и ослепления возлагается на Него, и Он должен все нести до конца. Поистине трогательно звучат слова Петра, когда он, увидав сияние, говорит Христу: «Наставник! хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи: одну Тебе, одну Моисею и одну Илие» (Лк 9.33).

И воистину верно замечание Луки: он «не знал, что говорил». Это словно лепет ребенка, который, не понимая, смотрит на нечто страшное и думает, что зло прекрасно, потому что блестит.

Затем является облако, раздается глас Божий, и они падают навзничь. Петр теряет дар речи. После этого сказано: «Возведши же очи свои, они никого не увидели, кроме одного Иисуса». Небесное ушло. Земля темна. Иисус один продолжает идти Своим путем.

Два эпизода из того времени дают нам почувствовать, сколь чужд был Он окружающему.

Матфей повествует: «Когда же пришли они в Копернаум, то подошли к Петру собиратели дидрахм (подати) и сказали: Учитель ваш не даст ли дидрахмы?» Он говорит: да. И когда вошел он в дом, то Иисус, предупредив его, сказал: как тебе кажется, Симон, цари земные с кого берут пошлины или подати? С сынов ли своих, или с посторонних? Петр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак, сыны свободны. Но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми; и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его, и отдай им за Меня и за себя» (Мф 17.24-27). Он – Царский Сын. По праву Он свободен от всякого налога. По праву Он и Его ученики проходят как хозяева по стране Отца. Но все же: так и быть, заплатим храмовую пошлину, чтобы они не соблазнились о нас... Какое одиночество!

И у Луки: «В тот день пришли некоторые из фарисеев и говорили Ему: выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя. И сказал им: пойдите, скажите этой лисице: се, изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу. А впрочем Мне должно ходить сегодня, завтра и в последующий день, потому что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима» (Лк 13.31-33). Словно в древнейшие времена произнесены эти слова. Они могли бы стоять в Бытии, в одном из песнопений, дошедших до нас из эпохи померкшего древнего величия: «Се, изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу». От этой минуты – три дня нашего преходящего существования: сегодня, завтра и третий день! А за этим – ужасающее: «Не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима». Закон, родившийся из бездны человеческого сердца: никто из тех, кого любовь Бога посылает к Его народу, не должен умереть спокойной смертью. И кощунство не должно совершиться где-нибудь в ином месте, а лишь в святом городе – там, где стоит храм, престол славы небесного Царя!

Чувствуем ли мы страшную тайну, окружающую Господа? Быть пророком – значит знать смысл происходящего, истолковывать его по Богу. В Иисусе исполняются все пророчества. Он – Наследник, в котором живет история человечества. Он-Знающий, Который все несет в Своем сердце, приемлет в Свою волю и завершает. На Него возложена задача завершить судьбу человечества с его виной и бедствиями. И при этом знать о границах, диктуемых свободой слабого человека и преграждающих путь всемогущему Богу, потому что ему угодна свобода, знать о зле и ужасах, проистекающих из этой свободы, которых не должно было бы быть, которых могло бы не быть, но которые необходимо искупить, раз они уже содеяны.

Здесь предел пределов – бесконечно чистая готовность любви Иисуса в лоне той возможности и вместе с тем необходимости, которую древние с трепетом называли судьбой, тогда как мы знаем, что она – сама любовь Божия. Зная все до последних глубин, будучи преисполнено чистейшей решимости, сердце Господа движет самым проникновенным и излучает из себя то, что мы называем своим спасением: новое начало.

В шестнадцатой главе у Луки, между первым и вторым возвещением Страстей, находится притча о богаче: «Некоторый человек был богат; одевался в порфиру и виссон, и каждый день пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях; и желал напитаться крошками, падающими со стола богача; и псы, приходя, лизали струпья его. Умер нищий, и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его. И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама, и Лазаря на лоне его. И, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною, и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой; ибо я мучаюсь в пламени сем. Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь – злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь. И сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят. Тогда сказал он: так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего; ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтоб и они не пришли в это место мучения! Авраам сказал ему: у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их. Он же сказал: нет, отче Аврааме; но если кто из мертвых придет к ним, покаются. Тогда Авраам сказал ему: если Моисея и пророков не слушают, то, если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят» (Лк 16.19-31).

В этой притче содержится многое, что может заставить нас призадуматься. Прежде всего, нашу совесть смущает предупреждение, что вечность готовится во времени. Быстро проходящими днями нашей жизни мы определяем свою вечную судьбу. Мы вспоминаем увещание Господа: «Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать» (Ин 9.4). Как нищий, так и бессердечный живут вечно. И не путем простого продолжения своего существования, нет, – их существование таково, каким оно окончательно и навеки стало перед Богом. Определилось же это существование тогда, когда один жил в страданиях и лишениях, не отступая, однако, от Бога, тогда как другой благоденствовал, забыв Бога и милосердие.

Но есть здесь еще и нечто другое, заключенное в последних фразах. Осужденный на вечные муки просит Авраама послать Лазаря к его братьям. Пусть он придет в дом, у ворот которого лежал, засвидетельствует о вечной жизни и призовет живущих в этом доме подумать о своей собственной вечной судьбе. Авраам отвечает: для этого у них есть Моисей и пророки, т.е. Откровение, высказанное словом Писания и передаваемое от одного человека к другому каждодневным учением. Просящий возражает, что это не поможет нисколько: то, что написано в книге и проповедуется священником, не производит больше никакого впечатления. Но если бы сама вечность явилась к ним в лице умершего, они пришли бы в себя. Тогда Авраам говорит: если книги и учения не слушают, то не потрясет их даже, если оттуда придет кто-либо. И нам вспоминается то страшное обстоятельство, что другой Лазарь, настоящий, на самом деле воскресает из мертвых и живет среди людей, не верящих живому Слову и требующих знамения, – а они отворачиваются от него. И даже созывают Синедрион, который объявляет опасным подобное знамение, прельщающее народ, и обсуждают, как бы обезвредить Лазаря (Ин 12.10-11). Это подводит нас к вопросу: как вообще проявляется среди нас реальность Бога? Дается ли постижение Откровения одному легче, чем другому?