Томас Мертон - Одинокие думы
Зачем сознавать свою немощь, если не умоляешь Бога, чтобы Он уделил тебе от Своей силы? Чего стоит наша нищета, если мы не ждем Его милости? Плохо, когда мы самодовольно полагаемся на собственную праведность, но еще хуже, когда мы цепенеем в бездействии, видя свои грехи и немощь. Немощь и нищета должны быть нам дороги. Они - почва, в которую Бог роняет семена желания. Как бы мы ни были греховны, жалки, нищи, наше твердое намерение любить Бога - это и знак Его присутствия, и залог нашего спасения.
XII
Если хотите быть духовными, соберите свою жизнь в единое целое - ведь она либо вся духовна, либо не духовна вообще. Никто не может служить двум господам**. Ваши цели лепят вашу жизнь. Ваши желания творят вас по своему образу и подобию.
Если хотите жить целостно, сделайте целостными свои желания. Если хотите быть духовными, одухотворите их. Для этого пожелайте ничего не желать.
Жить в духе - значит жить для Бога, в Которого веришь, но Которого не видишь. Поэтому не будем хотеть ничего видимого. Стремясь обладать Тем, Кто непостижим, откажемся от всего постижимого. Стремясь успокоиться в Том, Кто превыше всего тварного, не будем искать покоя ни в чём тварном.
Отрекаясь от мира, мы его покоряем, поднимаемся над его сложностью, собираем в одно целое в простоте любви, которая всё в этом мире обретает в Боге.
Не это ли имел в виду Христос, когда говорил: кто хочет сохранить свою жизнь, тот ее потеряет, кто же потеряет свою жизнь ради Него, тот найдет ее*.
В книгах Иова (гл. 28) и Варуха (гл. 3) говорится, что премудрость Божия утаена и найти ее невозможно, но ее тем не менее находят, потому что она есть страх Господень**.
Монаху ни к чему искать премудрость вне своего призвания. На стороне он ничего не найдет, потому что его премудрость - это само его призвание, сама его жизнь в монастыре. Живя ею, а не ища, что бы еще к ней прибавить, он находит Бога. Премудрость - это Сам Бог, обитающий в нас, являющий нам Себя. Жизнь открывается нам, если мы ею действительно живем.
Монашество пронизано милостью Божией. Монах всё делает по воле Божией и во славу Божию; и Бог милует его, потому что только по дару Его милости мы способны творить Его волю чисто, ничего не выгадывая для себя. Бог дарует нам эту чистоту, чтобы мы, возрастая в любви к Нему, стяжали еще больший дар, еще большую милость. И чем больше мы вмещаем Его милости, тем усерднее трудимся во славу Его - ведь Бог прославляется только тем, что Сам дарует. Совершенную же славу воздают Ему те, в ком Его милость взрастила совершенную любовь. «Кому мало прощается, тот мало любит» (Лк 7, 47).
XIII
Самый нищий среди братии - не всегда тот, у кого меньше всего «вещей». Мера нищеты не в имуществе, а в отношении к нему, в отказе от собственной выгоды. Порой, ничем не владея, мы держимся за удовлетворение, которое получаем от доступного всем - пения в хоре, храмовой проповеди, чтения в трапезной, от своего досуга или времени ближних...
Самым нищим нередко бывает тот, кто готов услужить каждому. Каждый может его чем-то занять, а на себя он времени почти и не тратит.
Нищета касается и собственного мнения, «своего стиля», словом, всего, что нас выделяет, превозносит над другими, чем мы себя тешим, что считаем своим. «Нищета» не делает нас особенными. Экстравагантный человек - совсем не то, что нищий духом.
Если мы помогаем кому-то, жертвуя своим временем или имуществом, но при этом навязываем себя, делаем других чем-то себе обязанными, то находимся в зависимости от своей готовности служить другим, как от «вещи». Мы пускаем ее в оборот, чтобы «купить» ближних, чтобы присвоить их себе, сделав им одолжение.
Господи, кто из нас может говорить о нищете, не сгорая от стыда? Разве мы, давшие обет бедности, в самом деле нищи? Любим ли мы нищету? Да и думаем ли мы, почему ее надо любить?
Ты, Господи, пришел в этот мир как нищий среди нищих, потому что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Небесное*. Мы же вполне довольны тем, что даем обет бедности и, формально ничем не владея, получаем всё необходимое с благословения.
Это ли нищета? Может ли человек, потеряв работу, увязнув в долгах, видя, как чахнут его жена и дети, мучаясь от страха и гнева, просто попросить и мгновенно получить то, в чем так отчаянно нуждается? Пусть попробует. Мы же, имея столько лишнего, даже предосудительного, зовемся нищими, потому что имеем всё это с благословения!
Нищета - это нужда. Мы даем обет бедности, но у нас всё есть. Не хулим ли мы Бога Живого?
XIV
Читая, мы должны поклоняться Богу истины. Мы открываем свое сердце словам, говорящим о сотворенном бытии и о Бытии высшем, о Боге. Кроме того, мы смиренно благоговеем перед теми, через кого Он возвестил нам истину.
Чем больше мы выносим из книги, чем полнее откликаемся на сказанное в ней, не только умом, но всей своей внутренней сутью, чем глубже благодаря ей мы погружаемся в живительное размышление, молитву или даже созерцание, тем больше мы воздаем славу Богу.
Иногда книги говорят с нами, как Бог, иногда - как человек, а иногда досаждают, как городской шум. Те, что говорят, как Бог, дают свет и мир, наполняют тишиной; с ними никогда не расстаются. Те, что говорят, как человек, хочется послушать еще раз. Те же, что досаждают, как городской шум, завораживают нас, держат в плену, утомляют и ничего не дают - ни мира, ни утешения, ни того, что хотелось бы помнить.
Книга от Бога не развлекает, потому что говорит с властью. Книга от доброго человека согревает своим теплом; мы растем, находя в ней себя. Она учит познавать себя, присматриваясь к другим.
Но иногда книга погружает в толпу, приводит в отчаяние тягостной пустотой, дразнит огнями ночных улиц, будоражит душу призрачными надеждами.
Как ни значительна книга, как ни близка нам по духу, она никогда не заменит живого человека. Книга - только средство. Она приобщает нас к тем, кто сам был велик; кто был не просто одним из нас; кто носил в себе весь мир, а не только самого себя.
Ум питает не идея, не слово, а истина, но не отвлеченная, не рассудочная. Истина, которую ищут духовные люди, - это и полнота, и реальность, и существование, и сущность. Ее принимают и любят. Она побуждает молиться и делать добро. Духовные люди ищут не «чего-то», а конкретную личность, Лик, Того, Чья сущность - существование. Они ищут Бога.
Христос, Воплощенное Слово, есть Книга Жизни. В Нем мы читаем Бога.
XV
Смирение - не невроз, а добродетель.
Оно дает свободу для праведности, служения Богу, богопознания. Поэтому истинное смирение никогда не будет помехой ни настоящей праведности, ни полному самовыражению тех, кто живет по Божьей воле.
Смирение дает свободу делать настоящее добро, разбивая наши иллюзии и уводя от того, что нам только казалось добром.
Если же мы вялы, если мы бездействуем, идя наперекор здравому смыслу, то наше смирение - лишь маска для живущей в нас гордыни. Такое смирение лишает духовную жизнь ее корней и мешает нам предать себя Богу.
Господи, Ты учил нас любить смирение, но мы не научились. Мы полюбили его оболочку - такое смирение, которое выставляет нас в лучшем свете. Иногда мы оглядываемся на себя, и нам кажется, что, «упражняясь в смирении», мы и впрямь очень милы.
Будь мы смиренны, мы бы поняли, что это ложь!
Господи, научи меня смирению, которое изобличило бы во мне ложь и притворство и непрестанно влекло бы к истине. Я вижу, что всё во мне отравлено фальшью. Научи же меня, Господи, стать настоящим. Потому и трудно смирение, что оно всегда несовершенно. О, если бы можно было смириться до конца! Но Ты ведь, Господи, был смиренным, а наше смирение - в том, что мы горды, и, зная всё о смирении, изнемогаем под его бременем и так мало в нем преуспеваем.
Господи, как строг Ты в Своей милости! Ты и не можешь иначе. Милость Твоя должна быть строгой, ибо Истина Твоя непреложна. Мы тщимся стать настоящими, но чем больше трудимся, тем больше открываем притворства. Это ли милость, если Твой свет неумолимо низводит до отчаяния?
Но нет, Ты рождаешь во мне не отчаяние, а смирение. Истинное смирение в чем-то сродни отчаянию: отчаявшись в себе самом, я надеюсь только на Тебя.
Чего не вынесешь ради того, чтобы попасть в этот мрак!
XVI
Колокола напоминают нам о том, что только Бог благ и мы принадлежим Ему, а не миру. Для того они и звонят.
Они врываются в жизнь, изобличая ее суетность и напоминая, что в этом мире всё преходяще.
Они говорят о свободе, забытой за делами и сиюминутными хлопотами.
Они возвещают наше родство с Богом, пребывающим на небесах.
Они свидетельствуют о том, что мы - воистину Его храм, и зовут примириться с Ним в своем сердце.