Эдвард Конзе - Буддийская медитация: благочестивые упражнения, внимательность, транс, мудрость
[1] Нагарджуна — крупнейший философ махаяны; годы его жизни датируются приблизительно 2-4 вв. Основоположник школы мадхьямиков. «Нагарджуна отрицал реальность данного мира, дхарм, его составляющих, считая их относительными и условными. Любое явление он рассматривал с точки зрения пустоты, т.е. не признавал реальными как внешние объекты мира, так внутренние - психические явления» (Буддизм: Словарь. М., 1992 г.).
[2] Праджняпарамита (букв, «запредельная мудрость»). «Литература, известная под названием праджняпарамитской (т.е. та, в которой речь идет о «высшей мудрости»), собиралась в Индии в течение многих веков, начиная с 1 в. до н.э. Наиболее известными сочинениями этого комплекса являются «Бриллиантовая сутра» и «Сутра сердца» (Буддизм: Словарь. М., 1992 г.).
Раздел гл.III, п.2, посвященный нашему отношению к другим существам, излагаемый с полной определенностью, по своей теме являет контраст к предыдущему. В гл.III,п.3 мы переходим к одной из тантрических практик, для реализации которой и достижению определенного эффекта требуется посвящение гуру. Старые школы буддизма рассматривали психические силы в качестве побочных продуктов транса и придавали им мало значения. Медитация транса, прорывая интеллектуальную «корку», открывает разум для оккультных космических сил, наплыв которых приводит к появлению сверхъестественных способностей. В тантре эти силы персонифицированы в виде большого количества божеств. Садхана на богиню Тару1 была выбрана в качестве наиболее подробно описанной.
[1] Тара — богиня, в буквальном переводе «спасительница». Известна 21 форма Тары. Наиболее почитаемые — белая и зеленая.
Следующая тема — мудрость. Материал, посвященный мудрости, ввиду его сложности, был традиционно распределен в сответствии со следующей классификацией: 5 скандх, 12 звеньев взаимозависимого происхождения и четыре священные истины. Многочисленные медитации прежде всего предназначены для реализации хорошей осведомленности о скандхах. Ученик должен научиться узнавать их всюду. В приведенном примере описывается ситуация, как Сангха-ракша иллюстрирует одновременное функционирование пяти скандх в связи с одним единственным объектом: когда человек находит ожерелье на улице, то его зрение — это «форма», его удовольствие от находки — это «чувство», операция, посредством которой он узнает найденное, ожерелье — это «восприятие», желание взять его — «импульс», и умеющее различить знание — это «сознание». В обширном материале, касающемся мудрости, рассматривались свойства скандх, их подразделения, взаимоотношения и всегда в аспекте отсутствия личности, самости и т.п. Обсуждение вопроса о пяти скандхах тесно смыкается с рассмотрением звеньев и истин. «Если он задумается, что же является причиной этих скандх, он обнаружит, что они следствие невежественности». Менее очевидно, что внимательное осознание чувства тождественно истине о страдании, и т.п.
В этой книге приведены различные классификации. Без одухотворяющего воздействия живого учителя медитации на скандхи выглядят, пожалуй, сухими и неинтересными. В начале гл.IV, п.1 дается изложение четырех священных истин, о которых Будда впервые возвестил в своей проповеди в Бенаресе, провозгласив, что он открыл подлинную сущность действительности. Традиционная формула легко преобразуется в серию медитаций. Мы в данном случае передали суть того, что говорит Буддхагхоша о первой истине о страдании. Что касается трех других, то мы отсылаем читателя к «Висуддхимагге».
Глава IV, п.1b.
Шестнадцать аспектов четырех истин, очень высоко оцениваемых в более поздней традиции, включены в качестве примера довольно продвинутой формы медитации, предназначенной только для святых. Четыре истины никоим образом не являются простейшей формулой буддизма, непосредственно усваиваемой средним образованным человеком, как это пытаются внушить некоторые из европейских книг. Первоначально они трактовались как тезисы, излагающие представления о сущности мира и о возможности освобождения от него. Со временем они стали истолковываться как факты жизни, а именно: факт того, что есть страдание, что оно порождается, что оно прекращается и что есть путь, ведущий к прекращению его. Каждый из этих четырех факторов далее рассматривается с четырех различных точек зрения. Результирующий перечень из 16 пунктов неодинаково разрабатывался внутри отдельных школ (приблизительно 2 век до н.э.), вызывая разногласия между ними, перечни тхеравадинов и сарвастивадинов2 не были тождественны.
[2] Сарвастивадины — представители одной из буддийских школ, имевшей в 1-2 вв. большое влияние на Северо-Западе Индии.
В данном случае я привожу трактовку школы сарвастивадинов не потому, что я считаю ее более древней или более авторитетной, а в связи с тем, что разработки сарвастивадинов более подробны. Фундаментальным принципом всех медитаций, реализующих мудрость, является противоположность между обусловленными и необусловленными дхармами. Первая ступень создает условия для детального обзора дхарм (гл.IV, п.2-3), следующая предполагает уход из мира обусловленных вещей (гл.IV, п.4), а последняя позволяет совершить поворот к необусловленному, пустоте или Нирване. Что касается первой ступени, то я привожу описание некоторых наиболее простых упражнений, за которыми следует краткое изложение представления о 12 звеньях цепи причинности (гл.IV, п.3с). Формула взаимозависимого происхождения, глубокая и нелегкая для понимания, предлагает объяснение того факта, что мы являемся «невольниками» кармы1, страдающими и пребывающими в миру.
[1] Карма — те действия, результатом которых является либо награда, либо наказание.
Это, вероятно, не вызовет интереса ни у тех, кто не знает о власти кармы, ни у тех, кто воспринимает ее в качестве обычного факта существования, а не как повод для размышления. Буддисты считали эту формулу высшей интуицией Будды. Она была постоянным объектом медитации, и, кроме того, о ее непреходящем значении постоянно напоминало находящееся в монастырях «колесо жизни» (сансарамандала). Хотя, по мнению Буддхагхоши, «этот закон глубок и направляет вглубь», тем не менее, он вполне последователен и не представляется непреодолимым препятствием (гл.IV, п.4). Описание восьми ступеней, ведущих ученика к отказу от всех обусловленных вещей в пользу необусловленного, всегда поражало меня тем, с каким выверенным мастерством и силой на каждом его слове поставлена печать истины. Эти медитации непосредственно ведут к духовному, новому рождению святости, и за ними следуют две ступени, которые я не включил (т.е. «Адаптация», «Усвоение» и «Путь знания»).
Глава IV, п.5.
После отказа от всех обусловленных вещей «присущим святому человеку состоянием» становится «пустота». Светски образованных людей может удивлять, что кроется за неисчерпаемой многосторонностью интереса к этому субъекту пустоты. В данном случае это неправомерно. В «Mahabodhi Journal» я привел описание 33 различных видов «пустоты». Выдержка, которую я счел нужным привести здесь, я надеюсь, Побудит читателя к дальнейшим изысканиям в этом загадочно привлекательном море проблем.
Несколько замечаний относительно моего перевода я не мог не поместить здесь. Я имел намерение передать суть как можно более точно, избегая двух пороков: оказаться или решительно непонятным, или отвратительно неуклюжим. Результат не всегда соответствует идиоматике английского языка. Фактически сам текст читается как перевод. Это на самом деле не должно удивлять, потому что так оно и есть. Работы по медитации — это технические трактаты, Их читают не ради удовольствия, а в качестве инструкции. Основной задачей переводчика является скрупулезная передача их содержания. Часто он не волен выбирать, а точно следует их синтаксису. Буддийские переводчики прошлого в Китае, Тибете и Японии разрабатывали свой собственный стиль, часто не соответствующий нормам языка светских работ. Если в те времена священные тексты переводились в свете нового отношения к языку, я не вижу причины отступать от обычаев моих предшественников. «Неуклюжая серьезность», которой были обременены буддийские переводчики, в меньшей степени обязана недостатку литературного мастерства, чем невзирающему ни на что требованию точности.
В интересах большей читабельности я все же часто сокращал Буддхагхошу, исключил тяжеловесные этимологии, словесные повторы, не относящиеся к делу вопросы и многословие. Некоторые фрагменты, пожалуй, слишком пространные на современный вкус, были изложены более кратко. Пришлось сделать много незначительных стилистических корректировок, конечно, не затрагивая смысла оригинала. И строфа переводилась прозой там, где пали явно плох. Некоторые темы, ввиду их незначительности, были опущены. И все же остался осадок в виде трудных терминов и фраз. Особенно запутанными являются некоторые из идей, касающихся таких предметов, как медицина и естественные науки. В подлиннике они предстают как нечто само собой разумеющееся, не требующее пояснений. Приведу один пример. Слово «черви» на стр. 00 невозможно истолковать в терминах общераспространенных сведений о субчеловеческих обитателях нашего тела. Вирусы ли это, или микробы, или какие-то другие, мифологические паразиты? Я не склонен прибегать к разъяснению по поводу каждого затруднения такого рода, иначе книга обрастет слоем пустой породы из пространных примечаний. Основные контуры содержания книги обрисованы достаточно ясно, а детали выяснятся из дальнейшего.
