Андрей Десницкий - Андрей Десницкий Статьи о Библии

Кто учил?

Толковать Писание можно и нужно было не только за богослужением. Существовала целая группа людей, называвшихся «равви» (в другом произношении — «рабби»), и это название стали прилагать и к Иисусу, когда Он вышел на проповедь. Буквальное значение этого слова — «великий», но мы привычно переводим его как «учитель». Позднее родственное слово «раввин» стало в иудаизме означать человека, получившего религиозное образование и возглавляющего определенную общину, но тогда слово «равви» еще не имело строго формального значения. Так называли вообще всех, кто проповедовал людям Писание, собирая при этом круг учеников.

Именно это, кстати, и делал Иисус. Его учениками становились уже, конечно, взрослые люди, а такой свободный подход к образованию, какой был принят в Иудее, позволял сделать это людям самого разного положения и возраста, безо всяких экзаменов и аттестатов.

Учитель— об учителях

В Евангелии есть слова, которые могут вызвать недоумение: Христос предупреждает Своих учеников: это книжники и фарисеи любят называться учителями, а вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель— Христос (Мф 23:8). Разумеется, здесь не идет речь о том, что вообще никто никого не должен ничему учить: например, книга Деяний (см. Деян 13:1) ясно говорит, что в ранней Церкви было даже особое учительское служение, наряду с пророческим. Христос предостерегает учеников от сектантского подхода, при котором единая Церковь распадается на множество сект, каждая из которых следует за своим учителем, разрушая общее для всех учение.

И в заключение— еще один, совсем небольшой, но очень важный евангельский эпизод. Иоанн повествует, как однажды Иисус сказал Своим ученикам: Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то (Ин 13:13). Этими словами Христос показывает, насколько высоко служение учителя, ставя само это слово наравне со словом «Господь». Но, произнося такие слова, Он перед праздничной трапезой моет ноги ученикам, исполняя работу раба. В этом сочетании высоты и глубочайшего смирения— вся суть учительства, каким видит его Евангелие.

Христос в Ветхом Завете

Новый Завет, как известно, говорит прежде всего об Иисусе Христе.

При этом новозаветные авторы постоянно утверждают, что во Христе исполнились ветхозаветные пророчества.

Но где именно в Ветхом Завете говорится о Христе, и откуда мы знаем, что это о Нем— ведь имя напрямую не названо?

Прежде всего, надо признать: в Ветхом Завете мы не находим таких строк, которые выглядели бы математически точными доказательствами правоты Нового Завета. Пророк Исайя или царь Давид никогда не говорили: «В таком–то году в городе Вифлееме у Девы Марии родится сын Иисус, Он сотворит много чудес, а потом будет распят у стен Иерусалима и на третий день воскреснет».

Но разве было бы хорошо, если бы они так сказали? Вряд ли, ведь тогда у людей не осталось бы свободы, а вера предполагает свободный выбор: ты можешь принять слова пророка, а можешь их отвергнуть.

Именно поэтому далеко не все видят в Ветхом Завете пророчества о Христе. Во времена евангелистов именно этот вопрос разделил еврейский народ: одни увидели в Писании, которое они знали (Новый Завет ведь еще не был написан) подтверждение всему, чему учили последователи Иисуса из Назарета, и стали христианами. Другие решили, что Он тут ни при чем— именно такое восприятие до сих пор отделяет иудаизм от христианства.

Что же это за пророчества, в которых можно увидеть, а можно и не увидеть Христа? В книге К. С. Льюиса «Серебряное кресло» (из цикла о Нарнии) есть точный образ: лев Аслан, отправляя двоих ребят в опасное путешествие, сообщает им о знаках, которые помогут им в пути. Но не дает им точной карты. Он говорит примерно так: «На одном из камней в этом разрушенном городе вы увидите надпись. Поступите согласно ее повелениям». И добавляет: «Знаки, которые ты увидишь в Нарнии, будут не совсем такими, как ты представляешь. Вот почему так важно помнить знаки наизусть, не обращать внимания на их внешнюю оболочку». Действительно, надпись в разрушенном городе оказывается такой огромной, что прочесть ее можно только с высоты, а ребята, утомленные дорогой, рассеиваются, забывают о знаках, не пытаются соотнести их с тем, что видят вокруг себя, поэтому не могут их распознать— и путь их оказывается куда более длинным и опасным.

И еще одна интересная деталь. Та надпись, которую они должны были прочесть, содержала всего два слова: «…подо мной», — это был остаток эпитафии древнего царя. Казалось бы, для путешественников эти слова не имели никакого смысла— но на самом деле под надписью был вход в подземелье, где и находился принц, которого они искали. Тот, кто составлял текст надписи, наверняка не догадывался, что она будет иметь второй, сокровенный смысл— но для Бога нет ничего случайного, и новый смысл, знак для путешественников Аслана, оставался сокрытым до тех пор, пока они сами его не раскрыли.

Итак, находим ли мы в Ветхом Завете подобные знаки?

Прежде всего, нужно понять, что пророчества о Христе в Ветхом Завете— это не отдельные стихи или главы, а скорее, идеи, которыми пропитано Писание. Например, представление об искупительной жертве, кровь которой смывает грех с человека. Другая центральная идея Ветхого Завета— понимание Бога как единственного истинного Царя Израиля, Который однажды станет править Своим народом зримым образом и подчинит Себе при этом весь мир. Торжественный возглас «Господь воцарился!» звучит и в псалмах, и в пророческих книгах, и относится он именно к этому времени.

Однако Господь в Ветхом Завете невидим и недоступен для человека— как же Он может взойти на царский престол, поместиться во дворце? Разумеется, израильтяне понимали Его царствование не так материалистически. На физическом престоле, как ожидали они, воссядет избранный Господом царь. Поскольку символически это избрание изображалась как помазание оливковым маслом, то и своего идеального царя израильтяне называли Помазанником; на еврейском это слово звучит как «Машиах» (отсюда русское «Мессия»), а на греческом как «Христос».

Ты ли Христос? — спрашивали Иисуса на суде те, кто меньше всего был склонен видеть в нем Христа (Лк 22:67). Примерно так же спрашивал Христа через своих учеников Иоанн Креститель: Ты ли Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого? (Лк 7:19). Такое ощущение, что Мессию жители Палестины в I веке от Р.Х. ожидали почти с тем же напряжением, с каким мы ждем незнакомого нам лично человека, с которым условились о встрече. Ну что же он запаздывает? Может быть, вот тот? Или этот? Подойти, спросить, что ли…

Откуда же они знали о приходе Мессии? Из Писания, которое сегодня мы называем Ветхим Заветом. Господь говорил Давиду о его потомке: Я буду ему отцом, и он будет Мне сыном (2 Цар 7:14). Конечно, в историческом плане это пророчество относится к Соломону, любимому сыну Давида, который и построил храм в Иерусалиме. Но земной царь есть лишь наместник Царя Небесного, и в идеале отношения между ними должны стать отношениями отца и сына.

Кстати, именно из–за этих слов Господа израильтяне верили, что Мессия, как и вообще любой законный израильский царь, будет прямым потомком царя Давида. Поэтому и Матфей начинает свое Евангелие с родословия Иисуса, поэтому и те, кто Его принимал, именовали Его «сыном Давидовым».

А Псалтирь, носящая имя царя Давида, говорит о Боге и царе такими словами: Сказал Господь Господу моему: сиди одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих (Пс 109:1). Уже в евангельские времена этот стих понимался как описание отношений царя–Мессии (Христа) и Бога. Эту цитату приводил Сам Иисус, спрашивая фарисеев: как может Давид называть Мессию Господом, если Мессия— потомок Давида, то есть его сын, как говорили в ту пору? Вопрос смутил их до такой степени, что они не просто не смогли на него ответить, но и впредь не задавали Иисусу каверзных вопросов (Мф 22:4–46).

В самом деле, здесь нам приоткрывается тайна, которая не до конца была ясна даже самым ближайшим ученикам Иисуса: Мессия, с одной стороны, происходит по плоти от Давида, а с другой— неизмеримо больше его. То есть Он— Человек, но вместе с тем Он и Бог. Наверное, конкретно–исторический смысл этого псалма, связанный с земными царями, не включал в себя столь сложного богословского элемента, но если бы речь шла только об историческом царе, к чему было бы включать этот гимн в состав Священного Писания? Наверняка он имеет и более глубокое значение.

Многие подобные места в Писании уже ко временам Нового Завета воспринимались евреями как мессианские пророчества, указывающие на грядущего праведного царя. Но каким будет этот царь?