Вениамин Федченков - Всемирный светильник. Преподобный Серафим Саровский
Но все же он указал на главных попечителей обители. Духовное окормление батюшка завещал о.Василию Садовскому.
“Сама Матерь Божья, – записал он, – обителью правит; всему Она Сама научит, все устроит и укажет, кого нужно, изберет и призовет; кого нет, имиже весть судьбами изженет из обители своей; что полезное утвердит; неполезное – разорит; и все, все Сама совершит, как Ее токмо единой воле здесь то угодно. Вот на что я, батюшка, отцом им называюсь, гляди! Исповедую тебе и Богом свидетельствуюсь, что ни одного камешка по своей воле у них не поставил, ниже слова единого от себя не сказал им и ни единую из них не принимал я по желанию своему, против воли Царицы Небесной. А коли я, убогий, которому Сама Матерь Божья поручила их, не соизволил своего и своему, выполняя лишь только Святейшие приказания Ее, кольми паче другим надлежит то, батюшка! Вот ты им духовный отец. Царица Небесная Сама тебя избрала. Тебе жить с ними, то и должен ты все знать. Вот я тебе и сказываю...” А перед этим о.Серафим дал ему много наставлений о порядках в обители его. И после всего, сняв при этом с своих ручек надетые поручи, сам угодник Божий надел их на меня и сказал: “Вот, батюшка, теперь все я сказал тебе; и вот надеваю тебе свои поручи: возьми и блюди их! Блюди же обитель мою, тебе поручаю и молю: сотаинник, послужи ей всю жизнь твою, ради меня, убогого Серафима, и чем можешь не оставь!”
Второе лицо, коему доверил заботы о Дивееве, был известный нам сотаинник о.Серафима, свидетель его славного преображения, Николай Александрович Мотовилов. Если о.Василий был духовным руководителем обители, то Н.А.Мотовилову была поручена другая задача – материальная и юридическая помощь ей. Произошло это поручительство при такой обстановке. Пригласив в сентябре 1832 года двух сестер – Евдокию, бывшую свидетельницею славного явления Божией Матери, и сестру Ирину, бывшую после начальницею в Дивееве, о.Серафим вложил в руки Мотовилова правые руки сестер и, придерживая их своими руками, заповедал, чтобы Николай Александрович помогал им, потому что Божией Матери угодно, дабы он был назначен “питателем” обители или попечителем ее. А сестрам старец заповедал, чтобы они обо всем рассказывали Мотовилову и ничего от него не скрывали. Впоследствии, именно по хлопотам Мотовилова было рассмотрено дело Толстошеева. И вообще, он был опекуном обители до самой смерти своей.
А третьим лицом был преданный служка о.Серафима – “Мишенька”, Михаил Васильевич Мантуров. Он был по преимуществу практическим исполнителем заветов батюшки по постройке монастыря.
Вот этим трем людям и поручил свое детище о.Серафим. Все они, как видим, были мирскими семейными людьми, но искренно религиозными, а еще важнее в данном случае – преданными и совершенно послушными святому отцу обители. “Кроме М.В.Мантурова, Н.А.Мотовилова и священника о.Василия Садовского, – никого не слушать и самим править, никому не доверяя, никого не допуская постороннего вмешиваться в дела обители. Кроме меня, не будет вам отца”.
Но самою главною Попечительницею была Матерь Божия. “Вручаю вас Самой Божией Матери: Она Сама вам Игумения”. И предсказывая в последующем скорби для монастыря своего, Батюшка говорил о.Василию: “Убогий Серафим умолит за обитель, батюшка. А Царица Небесная Сама ей Игумения. Тут же только наместницы по Царице Небесной, все и управят, батюшка...”
Предсказал он своим сиротам, что у них и суды будут в обители. “Придут суды к нам, станут судить. А чего судить!.. Ха, ха, ха. Нет ничего”. “И опять повторил это батюшка, – рассказывает Акулина Ивановна, – а подожмет ручки и заливается”. Но предсказывал и великую славу Дивеевской обители, этого четвертого удела Божией Матери. Говорил и о создании великого собора, и о богатстве монастыря, и о том, что его посетят царские особы, и о преобразовании его в Лавру. А главное, предсказал о мощах. “Дивное Дивеево будет, матушка, – говорил он сестре Дарье, – одна обитель будет Лавра, а другая-то киновия. И есть там у меня церковь, матушка; а в церкви той четыре столба, и у каждого-то столба будут мощи. Четыре столба и четверо мощей! Во радость-то какая нам, матушка”.
Но предсказал и страшные беды: “Вы до антихриста не доживете, а времена антихристовы переживете”, – не раз предупреждал он сестер. Предсказывал даже совершенно необыкновенное про эти времена Божий прозорливец старице Евдокии. “И скажу тебе: всем хорош будет мой собор. Но все-таки еще не тот это дивный собор, что к концу-то века будет у вас. Тот, матушка, на диво будет собор. Подойдет антихрист-то, а он весь на воздух и поднимется, и не сможет он взять его. Достойные, которые взойдут в него, останутся в нем, а другие хотя и взойдут, но будут падать на землю. Так и не сможет взять вас антихрист. Все равно, как в Киеве приходили разбойники, а церковь-то поднялась на воздух”, – как повествуется в сказании о Киево-Печерской Лавре.
Когда же его однажды некто хотел спросить о конце мира и времени пришествия антихриста, то на это преподобный смиренно прозрел его и ответил так: “Радость моя! ты много думаешь об убогом Серафиме: мне ли знать, когда будет конец миру сему и тот великий день, в который Господь будет судить живых и мертвых и воздаст каждому по делом его? – Нет, сего мне знать невозможно!”
Послушник в страхе припал к ногам прозорливого старца; а св.Серафим, подняв его, продолжал: “Господь сказал Своими пречистыми устами: “О дни том и часе никтоже весть: ни ангелы небесные, токмо Отец Мой един. Яко же бо бысть во дни Ноевы, тако будет пришествие Сына Человеческого. Яко же бо беху во дни прежде потопа, ядуще и пьюще, женящеся и посягающе, донего же дне вниде Ной в ковчег, и не уведеша, дондеже прииде вода и взят вся: тако будет и пришествие Сына Человеческого” [21]. – Больше старец не сказал ничего.
Действительно, скоро же после кончины о.Серафима начались напасти, в связи с неким послушником Иоанном Толстошеевым, который возомнил себя заместителем батюшки и стал вторгаться в жизнь Дивеева. Из этого потом произошла великая смута, которая не только втянула в себя сестер, но и архиереев, а потом и Синод, и даже – Царский дом... Не будем, однако, останавливаться на этом несчастном периоде... Кончился он мудрым вмешательством Митрополита Московского Филарета, который, как и его духовник, архимандрит Антоний, наместник Троицкой Лавры, чтил о.Серафима и созданную им обитель.
К концу жития о.Серафима в его Девичьей киновии было уже 73 сестры. Во главе их стояла Прасковья Степановна Шаблыгина; а в Казанской общине продолжала управлять всем Ксения Михайловна Кочеулова. Сестры Девичьей обители прилепились душою к о.Садовскому. Он, собственно, и был духовным главой их. В 1842 году обе обители были соединены. Завет о.Серафима был забыт. От этого произошло потом много скорбей.
В 1848 году, 5 июня, после большой борьбы между защитниками воли батюшки и Иоанном Толстошеевым с почитателями его, совершилась все же закладка собора, предреченного о.Серафимом, и именно на указанном им месте. Это был первый радостный день Серафимовым сиротам за все 15 лет после кончины его. А в 1851 году была назначена Екатерина Васильевна Лодыженская, девица из дворян Пензенской губернии. Около же этого времени, 27 декабря 1844 года, в Дивеевский монастырь поступила молодая 25-летняя помещица Тульской губернии Елизавета Алексеевна Ушакова. Прежде это была веселая женщина; но потом, после чтения творений св.Тихона Задонского, изменилась и решила оставить мир. Она явится тем благословенным лицом, которое утихомирит обитель – согласно предсказанию батюшки...
При поступлении в должность настоятельницы матушки Екатерины в обители было уже 390 сестер. При ней на место казначеи и была назначена Ушакова.
В 1859 году настоятельница Лодыженская, измученная внутренними неурядицами, решила покинуть Дивеево и уехать обратно в Пензу. Елизавета Алексеевна Ушакова оказалась преемницею ее. При ней разразился самый грозный момент бури в Дивееве, дошедший даже до того, что епископа Нектария Нижегородского, несправедливо ставшего на сторону смутьяниц Иоанновых (теперь уже он назывался Иоасафом), ударили даже по лицу. Тут проявила себя и сестра схимонахини Марфы, Прасковья: била стекла, кричала против архиерея, обличала заводчицу бунта Лукерью Замятину. Но еп.Нектарий продолжал делать по-своему. Ушакова была отстранена от начальствования; на ее место, по жребию, была поставлена архиереем Лукерья. После этого еп.Нектарий от службы шел мимо другой юродивой, Пелагеи Ивановны Серебряковой. Вынув из кармана просфору, он подал ей. “Она молча отвернулась, – рассказывает Анна Герасимовна, ухаживавшая за ней. – Ему бы и уйти: видит – неладно, прямое дело. Кто им, блаженным, закон писал? На то они и блаженные. А он, знаешь, с другой стороны зашел, и опять подает. Как она встанет, выпрямится, да так грозно. И ударила по щеке, со словами: “Куда ты лезешь!” – Видно, правильно обличила, потому что Владыка не только не прогневался, а смиренно подставил другую щеку, и сказал: “Что же? По-евангельски бей и по другой”. “Будет с тебя и одной!” – ответила юродивая. Архиерей уехал. Через 9 дней скончалась Прасковья Семеновна. Узнав об этом, еп.Нектарий пришел в страх и три часа был в ужасном расстройстве. А когда пришел в себя, сказал: “Великая раба Божия она!” – Но воля архиерея – не воля еще Божия!
