Иоанн Мосх - Луг духовный: Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов
Спустя немного времени я снова пришел к нему, чтобы купить сосуды для вина.
– Ну, что, старче, как твой лев?
– Плохо! – отвечал он.
– Что ж такое случилось?
– Вчера приходит ко мне за пищей, и я вижу подбородок его в крови. «Что это значит? – спрашиваю. – Ты ослушался меня и ел мясо? Благословен Господь! Не стану больше кормить тебя пищей отцов, кровожадный! Ступай прочь!» Но он не хотел уходить. Тогда, взяв веревку и свив ее втрое, три раза ударил его и прогнал».
О лавре Каламон см. во введении. Из Еллады, т. е. из Греции.
Бобы. В уставе св. Иосифа песнописца, в правилах о преждеосвященной литургии: «Вкушаем хлеб и размоченный
боб» – «Εσθíομεν άρτον καì φάβα βρεκτóν». Алляций переводит: comedimus panem et fabam aqua maceratam. Блж. Феодорит часто упоминает о бобах, смоченных водою, как об обычной пище отшельников.
О власти святых над зверями см. прим. к гл. 2.
Глава 164. Ответы аввы Виктора малодушному иноку
То – болезнь души!
Однажды в Елусскую лавру зашел брат к авве Виктору затворнику и сказал ему:
– Что мне делать, отче: одолевает меня нерадение…
– То – болезнь души, – отвечает старец. – Подобно тому, как больные глазами при усиливающейся болезни не могут смотреть на свет, находя его слишком ярким для себя, между тем как здоровым он вовсе не кажется ярким, так и нерадивые от незначительного нерадения уже приходят в беспокойство, между тем как бодрые духом скорее радуются при испытаниях.
Лавра Елусская процветала в VI веке, но о ней почти никаких сведений не сохранилось. Город Елуза на юге Палестины близ аравийской границы, на юго-запад от Мертвого моря.
Глава 165. О разбойнике Кириаке
Один христолюбец рассказывал нам о разбойнике по имени Кириак. Кириак разбойничал в окрестностях Эммауса, что теперь Никополь. Он отличался такой жестокостью и бесчеловечием, что его прозвали Волком. В его шайке были не только христиане, но иудеи и самаряне. Однажды некоторые из окрестностей Никополя отправились в Великую Субботу во св. град для крещения детей своих. После крещения они возвращались в свое место, чтобы дома отпраздновать день Светлого Христова Воскресения. Навстречу им попались разбойники, но без атамана. Мужчины спаслись бегством. Разбойники, евреи и самаряне, побросав новокрещенных детей, захватили женщин и совершили над ними насилие. Бежавших мужей встретил атаман и, остановив, спросил: «Что вы бежите?» Те рассказали ему обо всем. Вернув их, он отправился к своей шайке и нашел детей, брошенных на земле. Узнав, кто совершил гнусное злодеяние, он отрубил негодяям головы и велел мужьям взять детей, чтобы женщины не смели касаться их, так как были осквернены. Атаман охранял их на пути до самого их местожительства. Спустя немного времени Кириак был схвачен и просидел в тюрьме десять лет, и ни один из начальников не казнил его. Впоследствии он и совсем был освобожден. «Ради спасенных детей я избежал злой смерти, – говорил он. – Они явились мне во сне и говорили: не бойся! Мы молим за тебя!»
Я и авва Иоанн, пресвитер монастыря Евнухов, разговаривали с ним, и он нам рассказал то же самое, и мы воздали славу Богу.
Даже разбойники имели великое уважение к св. и великим дням. На гнусное злодеяние отважились иудеи и самаряне.
«Торжественный день для крещения представляет Пасха», – пишет Тертуллиан (De Baptism, с. 19). В древние времена имели обыкновение совершать крещение в великие праздники.
Об Иоанне пресвитере см. прим. к гл. 136.
О монастыре Евнухов см. во введении.
Глава 166. Жизнь разбойника, ставшего иноком и потом добровольно отдавшего себя на казнь
Зачем ты убил меня?
Авва Савватий говорил нам: «Когда я жил в лавре аввы Фирмина, пришел разбойник к авве Зосиме киликиянину и стал просить старца: «Окажи мне милость ради Бога! Я совершил много убийств… Сделай меня иноком, чтобы я мог отстать от злых дел». Старец, наставив его, сделал иноком и облек в ангельский чин. Спустя немного времени старец сказал ему: «Поверь мне, чадо, тебе нельзя оставаться здесь. Если начальник узнает о тебе, возьмет тебя; точно так же и враги твои постараются умертвить тебя. Послушайся меня, и я отведу тебя в другую киновию, подальше отсюда». И отвел его в киновию аввы Дорофея, что близ Газы и Маиума. Девять лет прожил он там, изучил псалтирь и весь монашеский устав. Но вот он снова идет в монастырь аввы Фирмина к принявшему его старцу и говорит ему:
– Честный отче, сделай милость – возврати мне мирские одежды и возьми обратно иноческие.
– Зачем же, чадо? – спросил опечаленный старец.
– Вот уже девять лет, как тебе хорошо известно, я провел в монастыре, постился, сколько было силы у меня, воздерживался и жил в послушании, в безмолвии и страхе Божием, и я хорошо знаю, что благость Божия простила мне много злодеяний… Но вот я ежедневно вижу пред очами мальчика, говорящего мне: «Зачем ты убил меня?» Я вижу его и во сне, и в церкви, и в трапезе, слышу его голос, и нет у меня ни одного часа спокойствия… Вот почему, отче, я хочу идти, чтобы умереть за мальчика… Совсем напрасно я убил его…»
Взяв свою одежду и надев ее, он ушел из лавры и прибыл в Диосполис, где был схвачен и на другой день обезглавлен.
Блаженный Фирмин, ученик св. Саввы Освященного, основал лавру в стране Махмаса – теперь Михмас. Житие прп. отца нашего Саввы Освящ. Изд. Пр. П. Об. Спб. 1885. § 16. Развалины обители виднеются на пути из Эльбира в Назарет.
О прп. Зосиме киликиянине см. прим. к гл. 123. О нем также см. главы 124 и 127 «Луга Духовного».
О киновии Дорофея известно, что она основана прп. Дорофеем. Он был учеником Иоанна Прозорливого, в монастыре аввы Серида. Прп. Дорофей в молодости усердно занимался науками. «Когда я обучался внешнему учению, – говорит он, – мне казалось это сначала тягостным, и когда я приходил взять книгу, я был в таком же положении, как человек, идущий прикоснуться к зверю; когда же я продолжал принуждать себя, то Бог помог мне, и я так привык, что не знал, что ел, что пил, как спал, от теплоты, ощущаемой при чтении. Никогда не могли завлечь меня за трапезу к кому-либо из друзей моих, даже не ходил к ним и для беседы во время чтения, хотя любил я общество и любил товарищей моих». Столь же великую ревность показал потом прп. Дорофей и в достижении высшей мудрости – совершенства духовного. «Когда я пришел в монастырь, то говорил себе: если столько любви, столько теплоты было для внешней мудрости, тем более должно быть для добродетели – и тем укреплялся». В монастыре Серида ему дано было послушание – ходить за больными и странниками. «В то время я только что встал от болезни тяжкой. И вот, приходят странники вечером, я проводил с ними вечер, а там погонщики верблюдов, и им приготовлял я нужное; много раз случалось, что, когда отходил я спать, встречалась другая нужда, и меня будили, а затем приближался час бдения». Затем ему было дано другое послушание – служить авве Иоанну Прозорливому. Десять лет служил прп. Дорофей своему авве и считал это за великое утешение для себя. По кончине аввы прп. Дорофей оставил монастырь Серида и основал свой собственный. Скончался он в 620 году. Прп. Дорофей оставил после себя несколько сочинений, обнаруживающих в нем многосторонние познания и высокую духовную мудрость. «Отличительное свойство наставлений аввы – простота, но простота чистой души…» О сочинениях аввы Дорофея см. подробнее в соч. «Истор. учение об отцах Церкви» прп. Филарета Черниговского, т. III, § 275. Поучения его в русск. переводе Оптиной пустыни имели много изданий.
Диосполис, древняя Лидда, – на пути из Иерусалима в Иоппию. Теперь Лидда – богатое селение. См. Библ. Энциклопед. Архимандр. Никифор, стр. 180, вып. II.
Глава 167. Жизнь и кончина аввы Пимена пустынника
Я мог бы его спасти, но не сделал этого.
Авва Агафоник, настоятель Кастеллийской Киновии св. отца нашего Саввы, рассказывал нам: «Однажды я пришел в Руву к отшельнику авве Пимену. Найдя его, я поведал ему свои помыслы. Настал вечер, и он пустил меня в пещеру. Тогда стояла зима, и в ту ночь было особенно холодно, так что я иззяб страшно. Утром приходит ко мне старец и говорит:
– Что с тобой, чадо?
– Прости, отче! Я очень плохо провел ночь от холода.
– Правда? Но я, чадо, не озяб.
Я удивился этому, потому что он был наг.
– Сделай милость, скажи мне, почему ты не озяб? – спросил я.
– Пришел лев, лег подле меня и согревал собою. Впрочем, я скажу тебе, брат, что я буду съеден зверями.
