Кирилл Королев - Буддизм. Энциклопедия
Другие направления школы Кагью-па были постепенно вытеснены школой Гелуг-па за пределы Тибета. Сегодня они сохранились в гималайском королевстве Бутан, в индийском штате Джамму и Кашмир, а также в некоторых частях Непала.
Четырехрукий Авалокитешвара.
Школа Сакья-па («Желтая» или «Серая земля», по названию местности, где был возведен первый монастырь этой школы) прославилась прежде всего политической ролью, которую она сыграла в средневековом Тибете, — представители этой школы стремились объединить страну и создать теократическое государство, в чем их поддерживала китайская монгольская династия Юань. Именно с этой школой связано происхождение титула Далай-лама («лама, [чья мудрость подобна] океану»). Этим титулом наградил пятого главу школы Пхагба-ламу китайский император монгольской династии Хубилай. Доктрина школы Сакья-па основана на учении махасиддхи Вирупы, который наставлял, что «путь есть плод», то есть что цель пути достигается в процессе его прохождения.
Йидам школы Сакья-па — Хеваджра, а дхармапала — четверорукий Махакала.
К школе Сакья-па примыкало направление Джонанг-па (по названию центрального монастыря), которое называют «школой буддийских онтологов». Это направление следовало философскому учению о Татхагатагарбхе — «зародыше» или «лоне» Будды — в его китайско-дальневосточном варианте (см. главу о буддизме Ваджраяны). Также представители школы практиковали следование идеям «Калачакра-тантры». Школа Гелуг-па объявила школу Джонанг-па «еретической» и добилась прекращения ее деятельности. К школе Джонанг-па принадлежал, среди прочих, Таранатха, знаток санскрита, автор книги «История буддизма в Индии» (1608); «перерождениями» Таранатхи считались ургинские хутухты — первоиерархи монгольской буддийской «церкви».
Наконец, четвертая важнейшая школа тибетского буддизма — Гелуг-па, основанная реформатором Цзонхкапой. Название этой школы часто переводят как «благая» или «добродетельная традиция», что не является правильным, поскольку свое наименование школа получила от монастыря Гендан, где проживал Цзонхкапа. В своем учении, как рассказывалось выше, Цзонхкапа следовал доктрине Атиши, почему Гелуг-па еще называют «Новой Кадам». Школа Гелуг-па опиралась на монахов, овладевших основами буддийского вероучения и тем самым подготовившихся к тантрическим практикам.
Влияние этой школы в Тибете неуклонно росло, постепенно появилась настоящая сеть монастырей-дацанов, где проживали до нескольких десятков тысяч монахов. Поскольку школа ориентировалась на «людей сведущих», дацаны являлись также университетами: наиболее крупные имели три факультета — общий (философский), медицинский и тантрический, в небольших дацанах был только общий факультет; «на тантрический факультет принимали лишь монахов, получивших общую философскую подготовку, а в группы по изучению „Калачакра-тантры“ — только самых способных из числа допущенных к изучению тантр» (Торчинов). На общих факультетах около пятнадцати лет последовательно изучали пять дисциплин — логику, классическую Махаяну, философию «срединного пути», монашеский устав и Абхидхарму.
Каладеви. Бронза, эмаль (XVIII в.). Это — единственная богиня среди дхармапал, защитников буддийского вероучения.
К началу XVII века школа Гелуг-па встала во главе религиозной, духовной и политической жизни Тибета, а также укрепилась в Монголии, где правители оказывали покровительство исключительно буддизму в интерпретации этой школы. При пятом Далай-ламе в Лхасе, столице Тибета, был возведен дворец-монастырь Потала (по названию «чистой земли» бодхисаттвы Авалокитешвары, «воплощением» или, точнее, проявлением которого считаются Далай-ламы). В этом дворце Далай-ламы жили вплоть до 1959 года; резиденцией нынешнего Далай-ламы является Дхарамсала в Северной Индии.
Глава школы как эманация будды или высшего бодхисаттвы — отличительная особенность тибетского буддизма, про истекающая из концепции Махаяны о способности будд и высших бодхисаттв магически порождать так называемые «превращенные» тела (нирманакая; тиб. тулку), в которых они могут одновременно являть себя в мириадах миров. Одним из «превращенных тел» Авалокитешвары считается Далай-лама (при этом в мире могут быть и другие эманации этого бодхисаттвы).[104] Что касается Панчэн-ламы (от санскритского «пандит», «ученый», и тибетского «чэн», «великий»), он считается эманацией Будды Амитабхи, который признается «духовным отцом» Авалокитешвары. В отличие от Далай-лам, Панчэн-ламы лишены светской власти, поэтому они, хотя формально в монашеской иерархии стоят выше, вынуждены подчиняться «мирским» распоряжениям Далай-лам.
Зеленая Тара.
Постепенно считать себя тулку начали и настоятели крупных монастырей, «превратившиеся» в магически созданные тела различных индийских и тибетских мудрецов и святых (утверждалось, что, выполняя обеты бодхисаттвы, они продолжают пребывать в сансаре, чтобы руководить монахами и направлять к достижению состояний Будды все новых и новых живых существ). «Таким образом, Тибет и Монголия оказались местом земного явления большинства наиболее почитаемых персонажей буддийского пантеона и выдающихся исторических деятелей буддизма. Надо отметить, что нигде в буддийском мире не наблюдалось более ничего подобного, хотя сама идея „воплощенцев“, несомненно, коренилась в общемахаянской доктрине» (Торчинов).
Поиски следующего «проявления» обычно начинаются с того, что иерарх перед кончиной сам называет место своего будущего рождения, либо его позволяют определить сны учеников или прорицания оракула. Комиссия из старших лам по особым приметам ищет мальчика и привозит его в монастырь. Сегодня выбор превратился в политический инструмент вследствие противостояния тибетцев во главе с Далай-ламой Китаю. В одном из интервью Далай-лама XIV так описал этот выбор и свои ощущения:
«Я всегда говорю о себе, что я — простой буддийский монах. И, по-моему, тибетцы знают, что здесь не все так просто. Они называют меня „Всеведущим“, но при этом у них есть от меня секреты. Противоречивая ситуация.
Они признают человека перевоплощенцем, но в то же время назначают ему хороших учителей. Мой учитель считал меня перевоплощением Далай-ламы, но при этом всегда держал при себе кнут для непослушного ученика. Когда я был маленьким, то очень боялся своего учителя, потому что этот кнут всегда был при нем. Желтого цвета — для Далай-ламы. Далай-лама — святой, значит, кнут нужен соответствующий. Священного желтого цвета.
Порой я думаю, что имя Далай-лама дает мне прекрасную возможность служить большому количеству людей, и в этом — источник радости».
Практики тибетского буддизма чрезвычайно разнообразны. Наиболее простые из них — повторение мантры «Ом мани падме хум» (тиб. «Ом мани пеме зхунг»), каждый слог которой освобождает живые существа одного из миров сансары; перебирание четок и вращение молитвенного колеса — металлического цилиндра на деревянной палочке, внутри которого спрятаны листы бумаги с мантрами. Также к числу наиболее доступных практик относится посещение монастырей и пожертвование храму. Можно упомянуть и ритуал лунгта («конь ветра») — развешивание на возвышенных местах разноцветных флажков, на которых написаны мантры и нанесены изображения животных, в том числе коня с драгоценностью, исполняющей желания, на спине. Все более сложные практики используются только монахами или мирянами-йогинами (накпа), поскольку, как повелось с Цзонхкапы, любая сколько-нибудь комплексная психопрактика предусматривает овладение основами доктрины Тхеравады и Махаяны, то есть означает, что человек, желающий ею воспользоваться, должен пройти предварительное обучение, иначе он не постигнет сути того, что творит.
Сегодня тибетский буддизм распространен в самом Тибете и соседних областях и государствах, в России — Туве, Бурятии, Калмыкии, в Монголии. Что касается нынешнего положения в Тибете, процитируем горькое, но справедливое замечание Е. А. Торчинова: «Можно по-разному отнестись к тому, что произошло с Тибетом в середине XX века. Вполне уместна элегическая грусть по поводу вторжения в тибетскую легенду суровой реальности, положившей конец реализации „буддийского проекта“ тибетской цивилизации. Безусловно, заслуживает глубокого сочувствия трагедия тибетского народа, насильственно вырванного из привычной жизни и вынужденного быть пассивным свидетелем осквернения своих святынь во время „культурной революции“. Но тем не менее нельзя не признать, что тибетский проект был обречен: в XX веке с его глобализацией всех социально-экономических, социокультурных и цивилизационных процессов просто не оставалось места для тибетского заповедника духовности без коммерции и схоластической учености, не озабоченной утилитарным применением своих достижений. И если бы история не вторглась в него на танке Народно-освободительной армии Китая, она вполне могла бы мягче, но не менее безжалостно явить себя в бутылке кока-колы и макдональдсовском бигмаке».
