Леонтий Неапольский - Житие Симеона Юродивого
Когда они встали с молитвы, брат Иоанн начал утешать Симеона, говоря: “Вот, брат Симеон, Бог внял тебе, и услышал молитву твою, и призвал к Себе твою мать. Теперь раздели со мной мою заботу и помолимся с Божией помощью вдвоем, чтобы Господь смилостивился и над той, которая по его воле зовется моей супругой, и внушил ей стремление к монашеской жизни или, по милосердию Своему, призвал ее к Себе”. И вскоре после того, как они стали молиться, в одну из ночей авва Иоанн видит, что пришла мать Симеона и, взяв за руку жену его, говорит ей: “Встань, сестра, и иди ко мне, ибо царь, который принял на службу к себе моего сына, даровал мне дом дивный. Но смени одежды свои и одень чистые”. И тотчас Иоанн увидел, как она встала и последовала за матерью Симеона, и понял, что жена его тоже умерла и что обе они в местах блаженных, и возликовал великим ликованием.
[150]
Когда 29 лет провели они в пустыне, упражняясь во всяком подвиге и терпя лишения, холод, зной и несказанные искушения диавола, и обороли его, и достигли великого совершенства, особенно Симеон из‑за присущей ему простоты и чистоты (ведь по пребывающей в нем благодати Святого Духа он не чувствовал страданий, холода, голода, зноя и как бы преступил пределы природы человеческой), Симеон говорит Иоанну: “Брат, что за польза нам долее оставаться в этой пустыне? Послушай меня: встань и уйдем, чтобы спасти также и других. Ибо здесь мы никому, кроме себя, не приносим блага и ни от кого не получаем мзды”. И стал говорить ему такими словами Священного писания: “Никто не ищи своего, но каждый пользы другого”, [48] и “Для всех Я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых”. [49] Говорил и слова Евангелия: “Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела, и прославляли Отца вашего Небесного”, [50] и другое подобное. В ответ почтенный Иоанн говорит ему: “Я думаю, брат мой, что сатана, разъярившись на то, что мы так подвизаемся, вселил в тебя мысль эту. Напротив, оставайся, и да свершим мы в пустыне этой житие, какое начали проводить и к какому были призваны Господом”. Симеон говорит ему: “Истинно, я не останусь, но, одетый силой Христовой, пойду, чтобы смеяться над миром”. Снова говорит ему брат его: “Любезный брат, молю тебя Богом, не оставляй меня, смиренного. Ибо я не достиг еще такого совершенства, чтобы мог смеяться над миром. Ради того, кто соединил нас, да не пожелаешь ты отъединиться от брата [151] своего. Ты ведь знаешь, что, кроме Бога, у меня есть только ты, брат мой, ибо ото всех я отрекся, чтобы пойти за тобой. А теперь ты хочешь, как в безбрежном море, бросить меня в этой пустыне? Вспомни, что в день, когда мы кинули жребий и пришли к владыке Никону, мы решили не расставаться. Вспомни страшный час, когда облачились в святую одежду и стали оба как единая душа, так что все дивились на любовь нашу. Не забывай слов великого старца, которыми он наставлял нас в ночь нашего ухода из монастыря. Пусть, молю, я не погибну, и Бог да не спросит с тебя душу мою”. Снова Симеон говорит ему: “Считай, что я умер. Разве, живя без меня, ты не должен заботиться о себе? Истинно, если ты пойдешь со мной, поступишь разумно и хорошо, так как я не останусь”. Когда брат Иоанн увидел, что Симеон неколебим в решении своем, ему открылось, что Бог вразумил его на это. Ведь ничто не могло разлучить их, кроме смерти, впрочем, вероятно, и она не могла. Ибо они часто просили Бога вместе призвать их к Себе и верили, что Господь услышит эту их мольбу, так же как услышал и все остальные.
И вот Иоанн говорит Симеону: “Смотри, Симеон, не хочет ли диавол насмеяться над тобой?”. Тот сказал ему: “Не забывай только меня в своих молитвах, как я не забуду тебя, и Бог и молитвы твои спасут меня”. И снова Иоанн стал наставлять его и говорить: “Смотри, будь осторожен, брат Симеон, чтобы жизнь в миру не расточила того, что ты накопил в пустыне, чтобы не сгубила того суета, что даровало тебе отшельничество, и сон не [152] стер того, что принесло бдение. Будь осторожен, брат, чтобы прельщение мирским не скончало твоей монашеской строгости, смотри, чтобы общение с женщинами, от чего тебя до сего дня спасал Господь, не погубило плодов телесного воздержания. Смотри, чтобы стяжание не прогнало от тебя нестяжания, чтобы сокрушенное постом тело не утучнилось от брашна. Смотри, брат мой, как бы не лишился ты из‑за насмешек своих сознания греховности своей и молитвы своей из‑за небережения своего. Смотри, прошу тебя, когда смеется лицо твое, да не веселится вместе и ум твой, когда осязают руки твои, да не осязает с ними вместе и душа, когда рот вкушает, да не наслаждается сердце, когда поднимаются ноги, да не нарушается в неподобной пляске покой внутри тебя, коротко сказать — что творит тело твое, да не творит душа. Но если, брат мой, Господь подлинно даровал тебе силу, чтобы при всяком телесном движении, будь то слова или поступки, ум твой и сердце твое пребывали бесстрастными и спокойными, не оскверняясь от этого и не получая ущерба, то я истинно радуюсь твоему спасению и единственно хочу, чтобы ты попросил у Бога не разлучать нас здесь”. Тогда авва Симеон говорит ему: “Не бойся, брат Иоанн, ибо я поступаю так не по своей, а по Божией воле. И ты узнаешь, что решение мое угодно Богу и свершено с Его помощью, ибо перед смертью я приду и позову тебя, и обниму, и спустя немного дней ты последуешь за мной. Встань же и сотворим молитву”. И когда они довольно времени помолились, и обнялись, и слезами своими омочили грудь свою, авва Иоанн отпустил [153] Симеона, далеко проводив его, ибо душа его не могла сносить разлуку с братом, но, когда авва Симеон говорил ему: “Вернись, брат”, эти слова были ему как меч острый, и снова он просил позволения еще немного проводить Симеона. Только когда авва Симеон приказал Иоанну, тот повернул назад восвояси, орошая землю слезами.
Симеон быстро дошел до Священного града Господа нашего Христа. “Ибо я весьма жаждал, — говорил он, — и был сжигаем желанием через столько лет вновь узреть святые места Христовы”. И, побывав у святого и животворящего Гроба Господня и на святой спасительной и победоносной Голгофе, [51] он исполнил свое желание. Три дня провел Симеон в Святом граде, поклоняясь пресвятым местам Господним и молясь. А молитва его была только о том, как бы подвиг его не открылся до самого дня отшествия его, чтобы избежать ему славы людской, порождающей в человеке гордыню и самонадеянность, погубившую даже ангелов небесных. [52] И внял ему рекший: “Взывают праведные, и Господь слышит”. [53] Ибо, хотя Симеон явил множество знамений и сотворил множество чудес, как это будет видно из дальнейшего, подвиг святого остался сокрытым от людей. Его молитва до самой кончины его как бы завесой легла на сердца свидетелей его деяний. Ведь если б не это (я разумею то, что Бог сокрыл от людей подвиг этого блаженного из‑за славы, которой они почтили бы его), разве не каждый знал бы того, кто исцелял бесноватых, держал в руках уголья, одним предсказывал будущее, другим повторял то, что они позаглазью о нем говорили, забавы ради [154] незримо переносил в пустыню всевозможные яства, обращал иногда к благочестию иудеев или заблуждающихся в вере, излечивал страждущих, а иных людей избавлял от опасности? Нередко он, будто шутя, выдавал замуж распутных и гулящих женщин или, прельщая деньгами, [54]наставлял их на правильный путь, некоторых же из них по присущей ему чистоте побуждал к отшельнической жизни. И не удивляюсь я, христолюбцы, что, свершая все это с Божией помощью, он остался неузнанным. Только Бог постоянно открывает людям сокровенные подвиги слуг своих, и по устроению его подвиги этого святого, ото всех утаенные, в конце концов обнаружились.
Пробыв, как уже было сказано, в святых местах три дня, Симеон приходит в город Эмес. А появление его в этом городе было таково: честной Симеон, увидев на гноище под стенами сдохшую собаку, снял с себя веревочный пояс и, привязав к ее лапе, побежал, волоча собаку за собой, и вошел в город через ворота, расположенные вблизи школы. Дети, заметив его, закричали: “Вот идет авва дурачок!” — и бросились за ним бежать, и били его. На следующий день — это было воскресенье — он запасся орехами и, войдя в церковь при начале службы, стал бросаться ими и гасить светильники. Когда подошли люди, чтобы его вывести, Симеон вскочил на амвон и начал оттуда кидать в женщин орехами. С большим трудом его вывели на улицу, и тут он опрокинул столы пирожников, которые до полусмерти избили его. Увидев, как сильно он побит, Симеон сказал себе: “Истинно, истинно, смиренный Симеон, в руках [155] людей этих тебе не прожить и одной седмицы”. По устроению Божию его видит один харчевник [55]и, не зная, что Симеон показывал себя юродивым, говорит ему (он считал, что авва в трезвом рассудке): “Хочешь, почтенный авва, вместо того чтобы бродить с места на место, продавать у меня бобы?”. И тот сказал ему: “Хочу”. В первый же день, когда харчевник приставил его к делу, Симеон стал всем раздавать бобы и сам поедал их в большом количестве, ибо всю седмицу ничего не ел. И вот жена харчевника говорит мужу своему: “Откуда ты взял этого авву? Право, если он будет так прожорлив, мы не много продадим — ведь я заметила, что он съел по крайней мере целый горшок бобов”. Они не знали, что содержимое остальных горшков — бобы, чечевицу, разные лакомства и все другое — он роздал своим собратьям и прочему люду, и думали, что это продано. Открыв денежную шкатулку и не найдя в ней ни единого фолия, [56] они отколотили Симеона и, оттаскав за бороду, выгнали вон. Когда настал вечер, святой захотел (а Симеон не ушел от харчевника на ночь глядя и лег спать за дверьми) воскурить фимиам и, не найдя черепка, сунул руку свою в очаг, набрал углей и воскурил фимиам. Так как Богу угодно было спасти харчевника (он был еретик из акефалов–севериан [57]), жена его увидела, что Симеон воскуряет фимиам в руке, и, удивившись, говорит: “Боже единый! Авва Симеон, в ладони своей ты воскуряешь фимиам?”. Когда старец услышал это, он притворился, будто ожегся, и, стряхнув угли в старый плащ, который был на нем, сказал женщине: “Когда не хочешь, чтобы я [156]воскурял в руке своей, гляди, я воскуряю в плаще”. Видит Бог, сохранивший от огня терновник и отроков, [58] старца и одежду его пощадил огонь. А каким образом спасены были харчевник и жена его, будет сказано в другой главе.
