Сельма Лагерлеф - Чудесная сказка
Но вместе с тем он почувствовал какую-то тоскливую пустоту. Никогда ещё он так страстно не желал исполнить задуманное, как теперь.
Раньеро вывел лошадь, вычистил её и оседлал. Когда он был совсем готов выехать со двора, хозяин караван-сарая подошёл к нему с зажжённой свечой и сказал на языке франков:
– Мне пришлось взять у тебя вчера твою свечу, так как ты заснул. Но вот – я тебе её возвращаю.
Раньеро, притворяясь равнодушным, проговорил:
– Ты хорошо сделал, что погасил её.
– Я не гасил её, – возразил хозяин. – Когда ты приехал, я заметил, что свеча у тебя зажжена. Ну я и подумал: для тебя важно, чтоб она продолжала гореть. Если ты посмотришь, насколько она уменьшилась, то поймёшь, что она горела всю ночь.
Раньеро просиял от радости. Он горячо поблагодарил хозяина и в самом прекрасном расположении духа поехал дальше.
Покидая Иерусалим, Раньеро предполагал добираться из Яффы до Италии морем. Но когда разбойники отняли у него деньги, он решил ехать по суше.
Долгое это было странствование. Из Яффы он направился к северу, держась берегов Сирии. Далее путь его шёл на запад, вдоль Малоазиатского полуострова. Затем опять к северу – до самого Константинополя. Отсюда ему предстоял продолжительный путь до Флоренции.
Всё это время Раньеро жил благочестивыми подаяниями. Чаще всего с ним делились своим хлебом пилигримы, во множестве устремившиеся теперь в Иерусалим.
Хотя Раньеро ехал почти всегда один, дни не казались ему долгими и однообразными. Ему всё время приходилось охранять пламя свечи, за которое он никогда не мог быть спокойным. Стоило подуть ветру, упасть дождевой капле – и оно могло невозвратно погибнуть.
Раньеро ехал пустынными дорогами и думал только о том, как бы сберечь священное пламя. И однажды ему вдруг пришло в голову, что когда-то он уже наблюдал нечто подобное. Когда-то он видел человека, который оберегал что-то столь же непрочное, как пламя свечи.
Вначале это воспоминание было таким смутным, что он спросил себя: не во сне ли ему это привиделось.
Но по мере того как Раньеро продвигался всё дальше и дальше на своём одиноком пути, он всё больше утверждался в мысли: нечто подобное уже случалось с ним когда-то в минувшие дни.
«Как будто всю свою жизнь я не думал ни о чём другом», – мелькало у него в голове.
Однажды Раньеро въехал в какой-то город. Был вечер, и женщины стояли в дверях, поджидая своих мужей. Среди них Раньеро увидел одну – высокую, стройную, с печальными глазами. Она напомнила ему Франческу дель Уберти.
И в ту же минуту Раньеро понял, о чём ему вспоминалось всё это время. Он подумал: для Франчески её любовь была, наверное, тем же, чем для него пламя свечи. Эту любовь она хотела навсегда сохранить неугасимой, постоянно опасаясь, что он, Раньеро, потушит её пламя. Эта мысль сначала удивила его, но, размышляя, он всё более и более убеждался – именно так и было. Впервые начал он понимать, почему Франческа ушла от него. Впервые осознал он, что не воинскими подвигами может он её вернуть.
Раньеро приближался к цели своего путешествия очень медленно. И одной из причин этого было то, что в плохую погоду он просто сидел в каком-нибудь караван-сарае и оберегал священное пламя. Это были очень тяжёлые дни.
Однажды, когда Раньеро ехал по горе Ливан, он заметил, что приближается буря. Его окружали тогда лишь горные ущелья и обрывы и не было поблизости никакого человеческого жилья. Но ему повезло: на гребне одного утёса он заметил могилу сарацинского святого. Это было небольшое четырёхугольное каменное строение со сводчатой крышей. Раньеро подумал, ему всего лучше будет укрыться здесь.
Едва он успел ступить под своды, как разразилась снежная буря. Она бушевала целых два дня и принесла с собой такой страшный холод, что Раньеро чуть не замёрз.
Он знал, что на горе можно найти много сучьев и хвороста, их было бы нетрудно собрать и развести огонь. Но пламя свечи, которое он нёс, он считал настолько священным, что хотел зажечь им только свечу пред алтарём Пресвятой Девы, и ничего более.
Непогода всё усиливалась, и наконец он услышал гром и увидел молнии, бороздившие небо.
И вот одна молния ударила в гору, совсем рядом с могилой сарацинского святого, и зажгла дерево. Так Раньеро смог развести костёр, не прикасаясь к священному огню.
Когда Раньеро проезжал по пустынной гористой местности в Киликии, свеча его почти догорела. Свечи, взятые им из Иерусалима, давным-давно были сожжены, но до сих пор он кое-как выходил из затруднения: время от времени ему встречались паломники, у которых он выпрашивал новые свечи.
Но теперь его запас истощился, и он думал, что настаёт конец его странствованию.
Когда свеча почти совсем догорела, так что пламя жгло ему руку, он соскочил с лошади, набрал сучьев и сухой травы и зажёг их последним остатком пламени. Но на этой безлесной горе было нечем поддерживать огонь, и он должен был скоро потухнуть.
Раньеро сидел и сокрушался о том, что святое пламя вот-вот погаснет, как вдруг он услышал на дороге пение и увидел процессию паломников, которая взбиралась на гору со свечами в руках.
Процессия направлялась в пещеру, где жил когда-то святой угодник, и Раньеро последовал за ней. Между паломниками была одна старая женщина, которой трудно было идти, и Раньеро помог ей подняться на гору.
Когда она стала потом благодарить его, он знаком попросил у неё свечу. Женщина с радостью выполнила его просьбу, и многие другие паломники тоже подарили ему свои свечи.
Он потушил их, поспешно сбежал вниз по тропинке и зажёг одну из свечей уже потухавшим было огнём, зажжённым священным пламенем.
Как-то раз в очень знойный полдень Раньеро лёг вздремнуть в кустах. Он заснул крепким сном, а свеча стояла возле него между двух камней. Спустя некоторое время пошёл дождь и шёл довольно долго, но Раньеро не просыпался. Когда же он наконец проснулся, земля вокруг него была мокрая, и он не сразу решился взглянуть на свечу, боясь, что она погасла.
Но свеча горела под дождём тихим и ровным светом, и Раньеро увидел: над пламенем летали и трепетали крылышками две маленькие птички. Держась клювами, они распростёрли крылья, чтобы защитить пламя свечи от дождя.
Раньеро тотчас же снял с себя капюшон и повесил его над свечой. Затем он протянул руку к птичкам: ему захотелось их приласкать. И ни та, ни другая не улетели от него.
Поражённый тем, что птицы не испугались его, Раньеро подумал: «Они знают, что нет у меня иной мысли, как охранять самую хрупкую на свете вещь. Оттого-то они меня и не боятся».
Недалеко от Никеи ему повстречались рыцари из западных стран, шедшие с вспомогательными отрядами в Святую Землю. Среди них был и Роберт Тайльфер, странствующий рыцарь и трубадур.
Завидев Раньеро, в рваном плаще и со свечой в руке, воины начали кричать:
– Сумасшедший, сумасшедший!
Но Роберт заставил их замолчать и обратился к страннику:
– Давно ли ты путешествуешь таким образом?
– Я еду так от самого Иерусалима! – отвечал Раньеро.
– Много ли раз гасла дорогой твоя свеча?
– Моя свеча горит всё тем же пламенем, которое я вывез из Иерусалима, – проговорил Раньеро.
Тогда Роберт Тайльфер сказал ему:
– Я тоже один из тех, что несут с собой пламя, и я хотел бы, чтоб оно горело вечно. Может быть, ты, несущий горящую свечу из самого Иерусалима, скажешь мне, что надо делать, чтобы моё пламя не погасло?
И Раньеро ответил:
– Рыцарь, это тяжёлый труд, хотя он и кажется очень простым. Я не посоветовал бы вам браться за него, ибо этот слабый огонёк потребует от вас, чтоб вы забыли обо всём, кроме него. Он не позволит вам иметь возлюбленную, если у вас явится желание любить, и ради этого пламени вы не решитесь сесть за стакан вина. Ни о чём другом вы не должны думать, кроме этого пламени, и никакой иной радости не должно быть для вас. Но главное, что заставляет меня отговаривать вас от такого странствия, это то, что ни на одно мгновение вы не будете чувствовать себя спокойным: через сколько бы опасностей вы ни пронесли пламя невредимым, нельзя быть уверенным, что в следующую минуту вы не лишитесь его.
Но Роберт Тайльфер гордо поднял голову и ответил:
– То, что ты сделал для пламени своей свечи, то я сумею сделать для моей.
Раньеро прибыл в Италию. Однажды он ехал в горах глухой тропинкой. Какая-то женщина побежала за ним вдогонку и стала просить у него огня от его свечи.
– У меня огонь погас, – говорила она, – мои дети голодны. Дай мне огня, чтоб я могла затопить печь и испечь им хлеба!
Она протянула руку за свечой, но Раньеро отвёл свечу от её руки: он не хотел, чтобы этим пламенем было зажжено что бы то ни было, кроме свечи пред алтарём Пресвятой Девы.
