Кирилл Александрийский - Толкование на Евангелие от Иоанна. Том II
Если же христоборцы по этой причине вообразили, что Сын не единосущен Отцу, так как ни Отец не есть Слово, ни Слово не есть Отец, и признали, что единство природы рассекается различием имен, то пусть скажут нам, как праотец Адам будет единосущен со своими потомками, когда ни сам он никогда не может быть Авелем, ни Авель Адамом? Но различие имен не устраняет тожества существа. И если это так о происшедшей и тварной природе, то не нечестиво ли думать это о нетварной Природе, превосходящей все созданное? Итак, если бы Он был иносущен, то не был бы Словом Истинным, а так как Он единосущен, то есть Истинное Слово.
Аще не творю дела Отца Моего, не веруйте [44] Ми, аще же [45] творю, и аще [46] и Мне не веруете, делом Моим веруйте, да познаете [47] и веруете, яко во Мне Отец и Аз в Нем [48] (10, 37–38)
Говорит вот что. Так как легко кому-либо называть Бога Отцом, но доказать это посредством дел трудно и даже невозможно для твари, то посредством богоприлично совершаемого Мною, говорит, Я являюсь равным Богу и Отцу. И вы ничего не представите в свою защиту, если не веруете, между тем как знаете по опыту, что Я равен Богу и Отцу, так как совершаю свойственные Богу дела, хотя благодаря плоти Я и явился подобным вам, как один из многих. Отсюда можно понять значение слов: «Я в Отце и Отец во Мне» (Ин. 14, 10), ибо тожество существа производит то, что Отец есть и является в Сыне и Сын в Отце. Так ведь и у нас существо отца нашего познается в рожденном от него и в рождающем опять — существо рожденного (открывается). Это потому, что одно определение природы у всех, и все — одно по природе. Но так как мы отделяемся телами, то многие — уже не одно, чего нельзя сказать о Боге по природе, ибо Божественное бестелесно, хотя мы и мыслим Святую Троицу в отдельных существованиях (или ипостасях — ἐν ἰδιαζούσαις ὑπάρξεσι). Так, Отец есть Отец, а не Сын, Сын же опять есть Сын, а не Отец; и Дух есть особо Дух Святой, хотя и не находятся в разделении (ἐν διαστάσει) по причине общения и единства Друг с Другом.
Троица [49] Святая, в Отце познаваемая и в Сыне и в Духе Святом, — по названиям они различаются между собою (численно), но без распадения на части — и в Каждом Каждый всецело познается, ибо неделим и не пространственен есть Бог, — отдельное имеющий и ипостасное бытие.
Так как одно Божество в Отце и Сыне и Святом Духе, то и говорим, что Отец видим в Сыне, а Сын в Отце. Необходимо знать также и следующее: не потому, что Сын имеет тожественную с Отцом волю (βούλεσθαι ταὐτά) и одно с Ним намерение, Сын говорит в Евангелии: «Я в Отце и Отец во Мне» (Ин. 14, 10) и «Я и Отец одно есмы» (выше ст. 30), но потому, что, будучи истинным рождением существа Отца, Он являет в Себе Отца, как и Сам является в Отце. И если говорит, что Он и желает и говорит и действует одно и то же с Отцом и легко совершает, что желает и что творит Отец, то это для того, чтобы во всем Он оказался единосущным Ему и истинным плодом Его существа, а не имеющим с Ним только относительное единство в одних лишь подобных желаниях и законах любви, что, утверждаем, присуще и тварям.
Кроме того, [50] и Сын в Отце и Отец в Сыне мыслятся таким образом, что не как твари из небытия в бытие перешел Сын или извне откуда-либо получил существование, но произошел из существа Отца, как сияние от света или река выходит из какого-либо источника. Поэтому взирающим на Сына есть возможность видеть существо Отца и по Нему разуметь свойство Родителя. И как все бытие Сына происходит из существа Отца, то Он — в Отце и, наоборот, Отец — в Сыне, так как что есть Он по природе, это и есть происшедшее из Него Слово. Открывается и есть в Сыне, как в реке — испускающий ее источник. Свойство сущности и Отца положено в Сыне, и Божества, так сказать, вид показует опять Его в Нем. Надо иметь в виду, что не напрасно и случайно Спаситель изрек эти слова. Так как Он, желая показать тожество своей природы с Родителем, сказал: Я и Отец одно есмы, чтобы кто не счел Его Отцом и Сыном, разделяемыми на двоицу только одними названиями, но не таковыми по ипостаси, то, считая необходимым истолковать эти слова и яснее представить их слушателям, присоединяет: «Я в Отце и Отец во Мне», чтобы посредством явления Этого в Том и Того в Этом указать тожество Божества и единство существа. Благодаря бытию Одного в Другом не разумеется какое-либо единое числом бытие, то Отец, то Сын называемое, но яснейшим образом показывает, что действительно особо (ипостасно) существует Отец и особо существует Сын. Ведь Отец и Сын едино суть по природе, но двое по числу, причем кто-либо Один отнюдь не разделен на две части, так чтобы они оставались непричастными Друг Другу в общении и отношении, — ни также один и тот же не называется двумя именами, так чтобы значение двойства ограничивалось бы одним только названием. Одного и Того же отнюдь не называем то Отцом, то Сыном: это — учение Савелия. Но Они — числом двое: Отец всегда есть Отец и никогда не превращается в Сына, также Сын всегда есть Сын и никогда не переходит в Отца. Если это так, то и при двойственности числа остается одна природа у Обоих и одна и та же и воля и Божество, так как порождение всегда имеет природное подобие с порождающим. Ведь Сын есть образ и сияние и отражение сущности Отца. Таким образом, мы утверждаем, что Бог — один по причине тожества природы Отца с Сыном и Сына с Отцом. Как от солнца посылаемый свет и блеск никто не назовет другим по природе светом, отличным от солнца, или бывающим таковым из него по какому-либо причастию или отношению, но действительно по природе исходящим из него, и два эти света являются таковыми (разделяются на два) только в умопредставлении, но суть одно по природе; так не будет основания, если Отец и Сын по числу разделяются на двоих, называть Сына другим чем-либо, отличным от Отца по отношению именно к Божеству и тожеству сущности. Но как солнце — в блеске, из него исходящем и блеск — в солнце, от которого он и исшел, так и Отец — в Сыне и Сын — в Отце, числом разделяющиеся на двоицу и таковые по ипостаси, а тожеством природы соединяющиеся в одно Божество.
И отъиде [51] паки на он пол Иордана, в [52] место, идеже бе Иоанн прежде крестя, и пребысть ту. [53] И мнози приидоша к Нему и глаголаху, яко Иоанн убо не сотвори знамения ни единаго, [54] вся же, елика рече Иоанн, истина бе. [55] И мнози вероваша в Него ту (10, 40–42)
В местность, обиловавшую источниками, переходит Спаситель, оставив Иерусалим, чтобы этим как бы в прообразе и загадке указать на то, что Он оставит Иудею и перейдет к церкви из язычников, имеющей источники крещения. Здесь и придут к Нему многие, перейдя на другой берег Иордана, ибо на это указывает пребывание Христа на другом берегу Иордана. Таким образом, перешедшие Иордан посредством святого крещения устремляются к Богу, ибо и Он перешел от иудейской синагоги к язычникам. И тогда многие пришли к Нему и уверовали глаголам, изреченным о Нем святыми. И веруют в Него там, где источники вод, где научаемся таинству о Христе, ибо Христос был не на берегах пред Иорданом, но на другом берегу где-то. И придя пребыл, утвердившись крепко в церкви из язычников. А чтим мы Иоанна не как воздвигшего что-либо свойственное Божеству, но как истину о Христе засвидетельствовавшего. Ведь Христос досточуднее не только Иоанна, но и всякого святого. То — пророки, а Он — Бог чудотворец. Надо заметить, что слова Иоанна и прочих пророков суть путь к вере во Христа.
Бе же некто [56] боля Лазарь от Вифании, от веси [57] Марии [58] и Марфы сестры ея. Бе же Мариа [59] помазавшая Господа миром [60] и отершая ноги [61] Его власы своими, ея же брат Лазарь боляше (11, 1–2)
Нарочно упоминает имена женщин Евангелист, показуя, что они были достославны, как богобоязненные, за что и любил их Господь. И хотя, как надо думать, много и другого было сделано Мариею для Господа, Евангелист упоминает именно о благовонной масти не случайно, но чтобы показать, что Мария имела такое влечение ко Христу, что вытерла ноги Его своими волосами, стремясь истиннее внедрить в себя духовное благословение от Святой Плоти, ибо часто является она внимающею Христу весьма пламенно и прилежно и тем приобретающею себе сродство с Ним.
