Александр Фомин - Русская православная церковь в 1917 - 1927 годах
Отчасти из-за страха перед охватившим страну хаосом, отчасти из-за своего принципиального несогласия с решениями и действиями Советской власти Церковь предпринимает ряд решительных шагов для самозащиты от грозивших ей посягательств.
19 января 1918 года Патриарх Тихон издал послание, которое долго потом служило для власть предержавших, а также для советских историков доказательством контрреволюционности Православной Церкви. Этот документ был составлен так, что мог допускать различные толкования. Вначале по-церковному велеречиво рисовалась картина междоусобий, разбоев, и насилий, охвативших русскую землю. Говорилось весьма неопределенно о «гонениях на истину Христову». Затем Патриарх своей властью «данной от Бога» предавал анафеме виновников всех этих бедствий, не называя их. Далее, уже после анафематствованья, следовали прямые выпады против Советской власти. Гнев Патриарха вызывали отмена обязательности крещения и церковного брака, обстрел Кремля в октябре 1917-го, осквернение некоторых чтимых православными святынь, захват властями монастырей и церковных учебных заведений. Притом виновники всего этого (на сей раз речь явно шла о власть предержащих) назывались «безбожными властелинами тьмы века сего». Объявив церковные имущества «народным достоянием», власти, по мнению Тихона, даже не спросили об этом воли народа. Власть «…проявляет всюду самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над Святою Церковью Православной». Верующие призывались встать на защиту Церкви, от пастырей требовалось организовывать из них «духовные союзы». Вместе с тем верующие призывались силе оружия противостоять «силой веры, властного всенародного вопля», а также «силой святого воодушевления». При необходимости требовалось и «пострадать за дело Христово». Иными словами речь в послании велась как бы о ненасильственном сопротивлении. Никаких прямых призывов к вооруженной борьбе в тексте послания не было[6].
И большевики, и их явные враги истолковали этот документ как анафему Советской власти. Церковь же впоследствии указывала, что анафеме подвергалась не власть, а все, кто грабил, убивал и осквернял святыни, то есть в том числе и простые бандиты, разбойничьи шайки разных «батек» и прочие преступники, под чьим бы флагом они не выступали.
Как бы то ни было, но этот документ определил отношение Церкви к новой власти по крайней мере на следующие полтора года. В течение 1918 года руководством РПЦ был издан еще ряд документов как бы разъяснявших патриаршее послание и претворявших в жизнь его идеи. Этому отчасти способствовало зверское убийство бандитами в Киеве местного митрополита Владимира 25 января 1917 года, вызвавшее бурю негодования в церковных кругах. Большевики, правда, не имели никакого отношения к этому преступлению (Киев они тогда не контролировали).
28 февраля Патриарх Тихон и Синод издали постановление, направленное против Декрета об отделении Церкви от государства. В борьбе против проведения этого Декрета в жизнь руководство РПЦ делало ставку на православных мирян. Пастырям предписывалось в меру сил поддерживать все начинания мирян для защиты Церкви. Миряне должны были организовывать свои союзы с просветительскими и благотворительными (а не религиозными) задачами и наименованиями, целью которых должна была стать защита храмов и церковного имущества от посягательств. Эти союзы могли даже в крайних случаях объявлять себя собственниками церковного имущества. На эту уловку церковные власти шли потому, что Декрет лишил собственно религиозные объединения прав на владение собственностью. Подобного рода «светские» союзы православных мирян должны были создаваться при монастырях и церковных учебных заведениях. Педагогические и родительские советы при школах должны были требовать сохранения преподавания в них Закона Божия. Богослужебные предметы, метрические книги и прочее церковное имущество следовало всемерно оберегать от «захвата». для чего советовалось даже прятать их подальше. При насильственном изъятии этих предметов общинам предписывалось составлять описи изъятого. Для защиты имуществ предписывалось ударять в набат. Регистрация рождений, браков и смерти должна была вестись в церкви в прежнем порядке. Гражданская регистрация брака верующим позволялась, но единственно законным признавался церковный брак. Произвольное заключение и расторжение гражданского брака без церковного венчания Церковь считала прелюбодеянием. Все, кто принимал участие в противоцерковной деятельности, подлежали отлучению от Церкви[7].
18 апреля Собор издал определение, согласно которому 25 января (день убийства митрополита Владимира) устанавливался как день поминовения новых мучеников и исповедников. Поддерживалась инициатива Патриарха и Синода о создании союзов (братств) православных мирян, кроме того, при Патриархе образовывался Совет приходских общин, который должен был координировать их деятельность[8]. Примерно в том же духе было написано и соборное определение от 12 сентября 1918 года. Кроме подтверждения ранее сделанных распоряжений этот документ санкционировал проведение лишившимися храмов общинами богослужений «в частном доме или ином приличествующем помещении»[9]. Так открывалась дорога для будущего «катакомбного» существования многих церковных общин.
Между тем 10 июля была принята первая конституция Советской России, которая подтверждала отделение государства и школы от церкви и признавала за гражданами свободу религиозной и антирелигиозной пропаганды (ст. 13). Вместе с тем монахи и священнослужители, как и некоторые другие категории граждан, лишались избирательного права (ст. 65).
Ответом властей на перечисленные меры Церкви стала инструкция Наркомюста от 24 августа 1918 года о порядке проведения в жизнь Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви. Этим документом лишались прав юридического лица и подлежали закрытию все благотворительные, просветительские и иные общества, ограничивавшие круг своих членов людьми одного вероисповедания. Религиозные общества обязывались представить местным властям описи своего богослужебного имущества. Это имущество передавалось в пользование группам мирян числом не менее 20 человек. Фактически эти «двадцатки» мирян становились единственными органами верующего населения, с которыми власти соглашались иметь дело. Эти группы несли материальную ответственность перед государством за вверенные им богослужебные предметы. Все небогослужебное движимое и недвижимое имущество религиозных общин, а также метрические книги подлежали изъятию[10]. Эта инструкция сводила на нет все ухищрения церковной администрации по обеспечению за верующими хоть каких-то юридических прав на используемые ими храмы и священные предметы.
Это противостояние между Советской властью и Православной Церковью развивалось на фоне разгоравшегося пожара гражданской войны. Территория, подконтрольная большевикам резко сокращалась. Запад страны был оккупирован Германией и Австрией, на Юге действовали армии Деникина и казаки Краснова. В Сибири после чехословацкого мятежа возникло несколько антибольшевистских правительств, а осенью 1918 года власть там захватил адмирал Колчак, на Севере высадились англичане и вскоре возникло местное правительство генерала Миллера, на Северо-Западе действовал генерал Юденич.
Территории, занятые интервентами и белыми генералами были не только губерниями России, но и епархиями Православной Церкви. Белые генералы вели войну под знаменами великорусского национализма и верности православию. На их знаменах изображались лики святых, своих сторонников они призывали идти в бой «за поруганную веру». При полках, эскадронах и батальонах белых армий содержались войсковые священники. Все это резко контрастировало с открытой антицерковностью большевиков. Поэтому не приходится удивляться тому, что во многих приходах с нетерпением ожидали появления «белого воинства». Часто смена власти сопровождалась колокольным звоном и торжественными молебнами, как это произошло, например, при высадке интервентов в Мурманске. Однако не стоит излишне доверять «религиозным» декларациям белых генералов. Для большинства из них это был лишь пропагандистский ход. Торжественные встречи со стороны духовенства часто устраивались им по распоряжениям их же подчиненных. Это, однако, не меняет того факта, что очень значительная часть Церкви и в первую очередь епископата на занятых белыми территориях открыто встала на их сторону. На территориях, занятых белыми армиями, организовывались единые органы церковного управления. В ноябре 1918 года в Томске состоялось Сибирское церковное совещание, которое образовало Высшее Временное Церковное Управление. В мае 1919 года в Ставрополе, в тылу у Деникина, состоялся Юго-Восточный русский церковный Собор. На нем также как и в Томске было образовано Высшее Временное Церковное Управление. Впоследствии этот орган стал основой для так называемого «карловацкого» синода. Почетным председателем этого Управления стал митрополит Киевский Антоний (Храповицкий), бывший кандидат в Патриархи.
